Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

Возвратимся, однако, к платформе западнического либерализма в годы, предшествовавшие отмене крепостного права.

Конкретные задачи либерализма следующим образом были сформулированы в совместном обращении Кавелина и Чичерина к Герцену, написанном в конце Крымской войны: «Мы думаем об том, как бы освободить крестьян без потрясения всего общественного организма, мы мечтаем о введении свободы совести в государстве, об отменении или по крайней мере об ослаблении цензуры»[146]. В программной статье «Современные задачи русской жизни», написанной Чичериным в 1855 г., к пожеланиям свободы совести и свободы общественного мнения и печати были добавлены публичность правительственных действий и гласность судопроизводства[147]. Видное место в либеральных пожеланиях занимал пункт о местном самоуправлении. Либералы хлопотали об улучшении административного аппарата, об обеспечении условий для беспрепятственного накопления, о «полной свободе» промышленности и торговли[148].

Либералами старательно обходился вопрос об изменении коренных основ государственного строя. «О перемене образа правления никто в это время не думал», – писал в своих воспоминаниях Чичерин, имея в виду либеральное общественное мнение. О такой перемене оно мечтало лишь как об «отдаленной цели», о которой следует пока «умалчивать»[149]. В большом программном документе, выработкой которого к концу 1855 г. был занят Кавелин, шла речь о «совершенной необходимости сохранить неограниченную власть государя»[150]. Таким образом, авторитетные представители русского либерализма на данном этапе либерального движения отказывались или не решались выставить лозунги конституционализма. Нечего и говорить о славянофилах, которые всегда решительно высказывались и боролись против конституционных стремлений[151].

Либеральные критики существующих порядков чаще всего разменивались на мелочи, выступая, как правило, против частных злоупотреблений и избегая затрагивать коренные причины отрицательных явлений. Обсуждая в письме к Герцену (1857 г.) задачи заграничного органа печати, Кавелин убеждал его сосредоточить главное внимание на частных вопросах, потому что, утверждал он, точка зрения «образованной публики» (т.е. массы либеральных читателей) состоит в ядовитой критике деталей, а не принципов[152].

Характерными чертами либерального лагеря были страх перед движением народа, враждебность к революционным методам, стремление достигнуть своих целей в союзе и сотрудничестве с правительством. При разъединении с существующей властью либералы считали общество бессильным и беспомощным, ибо, по их мнению, «только через правительство у нас можно действовать и достигнуть каких-нибудь результатов»[153]. В письме к Герцену Кавелин и Чичерин решительно открещивались от тайных обществ, от «революционных и разрушительных планов», даже от оппозиций. Обращаясь к «молодому поколению», либералы предостерегали его от «опрометчивости, несбыточных желаний и целей» и старались внушить ему, что «у нас всякое начинание истекает сверху» и что-де «попытки снизу к насильственному изменению существующего» способны принести один лишь вред[154]. Противопоставление действия сверху и снизу делалось, таким образом, либералами еще до известного выступления на ту же тему Александра II перед московским дворянством, причем либералы, как и Александр II, решительно отстаивали действия исключительно сверху.

Настойчивость, с которой либералы доказывали необходимость скорейших уступок в крестьянском вопросе, была связана прежде всего с их убеждением, что только отмена крепостного права в самом близком будущем может предотвратить революционный путь развития, для них неприемлемый, и обеспечить возможность мирного и постепенного прогресса.

«В моих глазах, – писал Кавелин по поводу планов разрешения проблемы о крепостном праве, – решить умно и основательно и честно… этот вопрос значит спасти нас от бессмысленной резни и на пятьсот лет дать России внутренний мир и возможность правильного, спокойного преуспеяния, без скачков и прыжков»[155].

К этому надо добавить, что деловые планы либералов в крестьянском вопросе, особенно животрепещущем вопросе тогдашней русской действительности, были проникнуты стремлением оградить помещичьи интересы. Тот же Кавелин, автор одного из самых известных либеральных проектов крестьянской реформы, гордился тем, что его записка по крестьянскому вопросу пришлась по душе «самым заскорузлым и деревянным» помещикам[156].

Позже, в 1859 г., когда созданные правительством редакционные комиссии по крестьянскому делу определили нормы наделения крестьян землей более высокие, а размеры повинностей за нее меньшие, чем проектировалось губернскими дворянскими комитетами, это вызвало протест не только со стороны реакционного дворянского большинства, но и либерального меньшинства. В адресе пяти «левых» депутатов от губернских комитетов (Шретер, Хрущов, Унковский и др.) царю наряду с требованиями о либеральном преобразовании существующего порядка администрации и суда и с имевшей прогрессивное значение критикой обязательных отношений между «освобождаемыми» крестьянами и помещиками содержалось утверждение, будто «увеличением надела крестьян землею и крайним понижением повинностей в большей части губерний помещики будут разорены»[157]. Между тем хорошо известно, что сами редакционные комиссии принимали очень близко к сердцу интересы помещиков, что руководящие деятели комиссий «Милютин и Соловьев сами отстаивали привилегии крепостников и необычайно тяжелый „выкуп“ за эти привилегии»[158].

Глубоко был прав В.И. Ленин, говоря, что «либералы хотели „освободить“ Россию „сверху“, не разрушая ни монархии царя, ни землевладения и власти помещиков, побуждая их только к „уступкам“ духу времени»[159]. Цитируя оценку либералов 60-х годов Чернышевским, который называл их (в «Прологе») «болтунами, хвастунами и дурачьем», Ленин пояснял, что Чернышевский «ясно видел их боязнь перед революцией, их бесхарактерность и холопство перед власть имущими»[160].

Несмотря на всю ограниченность и куцость либеральной платформы, полное ее осуществление вызывало сопротивление как у более или менее непримиримых крепостников, так и у правительства, которое согласно было лишь с некоторыми из либеральных предложений, а другие решительно отвергало. Так, правительство не хотело наделения сколько-нибудь широкими полномочиями органов местного самоуправления, оно не допускало и подобия свободы общественного мнения и печати и вообще стремилось провести реформы, ставшие неизбежными и неотвратимыми, в таком виде, чтобы не потерпело ущерба бюрократическое всевластие.

С другой стороны, правительство, считаясь с общеклассовыми интересами дворянства и заботясь об устойчивости дворянского государства, не могло принять всех требований крепостников, тем более ультракрепостников, мечтавших по существу об отказе вообще от всякой реформы. На этой почве возникала возможность столкновений правительства с этой частью дворянства. Раздражение воинствующих крепостников принимало форму своеобразной политической фронды. Апеллируя к Александру II против «красных бюрократов» типа Милютина, добиваясь разгона редакционных комиссий и передачи всего дела непосредственно в руки реакционнейших представителей дворянства, они не прочь были попугать царя призраком олигархической конституции. Камергер Михаил