Любимый незнакомец - Эми Хармон

Дани, как сложить ладонь в чашечку, и приоткрыл дверцу клетки, чтобы она смогла просунуть ее внутрь. Чарли вылакал всю воду своим крошечным язычком, и Дани радостно рассмеялась.

Вскоре после этого в их купе вошла женщина. Тлазау нее были совершенно пустые. Она поджимала губы и глядела на Дани так, словно та ей не нравилась. Хотя, возможно, все дело было в котенке. Она несколько раз чихнула и попросила проводника пересадить ее в другое купе. Вставая, чтобы уйти, она уронила шаль, прикрывавшую ей плечи, и Дани нагнулась и подняла ее.

– Мэм? – окликнул Мэлоун.

Женщина обернулась и выхватила шаль из рук Дани.

– Мне жаль вашего Джимми, – произнесла Дани голосом, в котором слышалось искреннее сочувствие.

Женщина побледнела, ноги у нее подкосились. Мэлоун придержал ее под локоть, боясь, что она упадет, но женщина почти сразу выпрямилась.

– Что ты сказала, девочка? – вскрикнула она.

– Я сочувствую вашему горю, – произнесла Дани, чуть переиначив свои слова.

– Это дьявол во плоти, – бросила женщина Мэлоуну, словно ставя ему в вину поведение Дани. Когда она медленно выходила из купе, по щекам у нее катились слезы.

Мэлоун недоверчиво взглянул на девочку:

– Дани, почему ты это сказала? Кто такой Джимми? Ты что, знаешь эту даму?

– Нет. Я ее не знаю, – ответила Дани, не поднимая головы.

Он ждал объяснений, но она лишь отщипнула от бутерброда кусочек и просунула его в клетку Чарли.

– Дани, кто такой этот Джимми? – не отставал Мэлоун.

Она тяжело вздохнула:

– Не знаю. Кто-то, кого она потеряла. Она его любила. Он умер. Она злится. И горюет.

– Понятно. Но как ты об этом узнала?

– Мне рассказала об этом шаль.

– Тебе… рассказала об этом… шаль, – без всякого выражения повторил он.

– Да, – подтвердила она.

Он потрясенно молчал.

– Простите, мистер Мэлоун. Мама говорила, чтобы я никому не рассказывала свои истории. Но этой даме было так грустно… и я не сдержалась.

– Твои истории. – Он чувствовал себя полным кретином, машинально повторяя за Дани произнесенные ею слова, но все никак не мог уловить смысл. – Что еще за истории? Ты их сама сочиняешь?

– Я их рассказываю. Но мне кажется, что они правдивы.

– Расскажи мне какую-нибудь историю.

– Я не могу сама их придумать.

– Откуда ты их берешь?

– Мне нужно что-то держать в руках.

– Что, например?

– Ткань. Или что-то еще. Но чаще всего ткань. Материя говорит со мной, потому что я из Косов. – Она сказала что-то вроде «из Кошов», и в ее словах чувствовалось какое-то тайное величие.

– Из Косов? – Ну вот, снова за старое.

– Мой прапрадед Кос шил костюмы для императора.

– Какого еще императора?

– Не знаю. Это было где-то не здесь. Не в Америке.

– М-м. – Он ненадолго задумался, но почти сразу же повернулся обратно к Дани. – Так значит, шаль той дамы рассказала тебе, что она потеряла кого-то по имени Джимми.

– Мне сложно объяснить. – Она подняла на него умоляющие глаза. – Я не хотела ничего говорить. Я знаю, что лучше мне молчать. Но я устала. Когда я устаю, слова иногда сами выскакивают у меня изо рта.

– И ты говоришь то, чего не хотела сказать? – с надеждой продолжил он.

– Нет. Не то, что я не хотела сказать. То, что мне не следовало говорить.

– Почему не следовало?

– Потому что люди меня не понимают. И пугаются.

– Когда я дал тебе Зайчика – маленького тряпичного зайца, – ты сказала, что это зайчик Мэри, – мягко произнес он. Эта история не давала ему покоя.

Она кивнула:

– Поэтому я отдала его вам, когда вы уходили.

Он сунул руку в карман и вытащил зайца. Протянул ей. Она не сразу его взяла.

– Бери, – сказал он, и она повиновалась, сжала игрушку в руке.

– Вы на меня злитесь, Мэлоун? – спросила она.

– Нет. За что мне на тебя злиться?

– Мама говорила, что люди часто злятся, когда им страшно.

– Я не злюсь. И мне не страшно.

Она с сомнением взглянула на него и прикусила губу, словно знала наверняка, что на самом деле ему сейчас страшно.

– Мэри – это моя дочка, – прошептал он. – Ты была права. Это был ее зайчик.

– Она заболела, – сказала Дани. Не спросила. Мэлоуну так хотелось узнать, о чем еще ей расскажет зайчик.

– Да. Она заболела. И умерла. Около полугода назад.

– Мне жаль, – сказала Дани. Он видел, что она говорит искренне.

– Мне тоже ужасно жаль.

– Вы пели ей колыбельные. Но я слышу только одну песню, – пробормотала она, сжимая в руках зайчонка.

– Я всегда пел ей одну и ту же песню.

Она начала напевать его колыбельную.

– Я ее никогда раньше не слышала.

Иисус, Мария, Иосиф. Он соврал. На самом деле ему было до смерти страшно. По спине бежали ледяные мурашки, а в животе разрастался огненный шар. Он взял из рук Дани зайчика, но вместо него дал ей свой носовой платок. Этот платок подарила ему Айрин, когда он отправлялся во Францию. В уголке сплетались их вышитые инициалы.

– Расскажи мне другую историю, – попросил он.

Дани взяла платок и расправила у себя на коленках. Несколько раз провела по нему ладонью, обвела пальцем инициалы.

– Айрин – это ваша жена? – спросила она.

– Какая Айрин? – спросил он мягким и ровным голосом.

– Айрин… красивая женщина, которая вышила эти буквы, – сказала она, коснувшись инициалов.

Ему захотелось вырвать платок из рук Дани и покончить с этим безумным разговором. Но господи, он ей верил. И как же он был потрясен.

– Расскажи еще.

Она сморщила нос и склонила голову.

– Вы уезжали от нее, и она боялась, что вы не вернетесь. – Она поднесла платок к лицу и сделала глубокий вдох. – Она сбрызнула платок своими духами, чтобы вы о ней помнили. Но я не чувствую запаха. Наверное, это было давно.

– Так и есть. – Ему казалось, что с тех пор прошла целая жизнь. Он никогда не пользовался этим платком. Не хотел его пачкать. Несколько дней назад он нашел его на дне коробки с его вещами, которые хранились у Молли, пока он был на войне. Он пытался разобрать все свои вещи. И в порыве сентиментальности сунул платок в карман, к зайчику Мэри.

– Откуда можно все это узнать? – изумленно проговорил он, ни к кому не обращаясь, но Дани решила, что его вопрос адресован ей.

– Я просто знаю, и все.

– В этом нет никакого смысла.

– То, что вы не можете что-то понять, не значит, что в этом и правда нет смысла, – прошептала она, и он не смог ничего возразить.

– Что еще ты видишь? – спросил он.

Она