Любимый незнакомец - Эми Хармон

– Как мне вас называть?

– Можете звать меня Даниелой… или Дани. Мне бы хотелось называть вас Майклом… или хотя бы Мэлоуном. Думаю, так будет чуть менее странно.

– Не могу представить себе ничего более странного, чем все это, – сказал он. Но теперь выражение его лица смягчилось. – Вам хорошо жилось, Дани? Я переживал за вас. Думал о вас.

– Я тоже думала о вас. Вы мне поверили. Я не забыла об этом. – Она не стала объяснять, что имеет в виду. Решила, что в этом нет необходимости.

Он немного помолчал, и она подумала было, что он изобразит недоумение. Но он лишь сказал:

– Вы говорили так убедительно. И у вас не было причин лгать.

– Не было. Ни единой. И до сих пор нет. По крайней мере, не вам.

– Почему? Почему не мне?

– Потому что… вы и так все знаете. – Она робко улыбнулась ему, но он по-прежнему смотрел на нее грустным взглядом.

– Как бы там ни было, Дани… я никогда не думал, что ваш отец убил вашу мать. Не верил в это. Но я был простым патрульным. Молодым. Совсем зеленым. И мне велели молчать. Дело закрыто, сказал мне начальник. Но я знал. И все чертово отделение тоже знало.

Она прислонилась к стене, чтобы не упасть. Странностей у него не меньше, чем у нее. И они, совершенно чужие друг другу люди, говорят друг с другом так откровенно. Без пустой болтовни, без обиняков обсуждают убийство и недобросовестных полицейских. У нее закружилась голова. Она решила, что это от облегчения. Как же хорошо, что они это обсуждают!

– Тетушки говорили, что мой отец был контрабандистом, – сказала она. – Путался с бандой ирландцев. Так им сказали в полиции. Думаю, так все и было на самом деле. Его часто не бывало дома, он работал безо всякого расписания. Мама переживала. Поэтому, думаю, они и ссорились. Но он бы не убил маму. Себя, может, убил бы. Но точно не ее. Он бы с ней так ни за что не поступил. И со мной.

Мэлоун молчал.

– Я была ребенком. Не знала ничего… кроме того, что они без ума друг от друга. Я это видела. Я это помню. 11 теперь воспоминания о том, какими они были, приносят мне утешение. Мало кому из нас дано такое изведать. Многие из нас встречают любовь. Но не такую. – Она сглотнула, пытаясь остановить поток слов, рвавшийся на волю. Ее рассказ звучал так пылко… и так глупо. Но Мэлоун медленно кивнул ей в ответ.

– Мистер О’Брайан сказал мне примерно то же самое, когда я пришел за Чарли.

– Мистер О’Брайан так сказал? – прошептала Дани. Благослови его бог за это. – В полиции моим тетушкам сказали, что отец в спешке бросил машину у дома и вошел – нет, вбежал, – выкрикивая мамино имя. Он злился. Через несколько минут послышались выстрелы. Что из этого правда?

– Думаю, когда ваш отец вошел в дом, там уже кто-то был. Ваш отец и правда был контрабандистом. Может, он перебежал кому-то дорогу. Попытался переманить покупателей, отобрать заказы у поставщиков. Может, попался под ноги кому-то из крупных дельцов. Из гангстеров. Или, может, он решил начать собственное дело, а им не нужны были конкуренты. Честно говоря, я не знаю. Но тогда эта история наделала много шума. Хотя картинка и не складывалась. Но все говорили как по нотам. Соседи. Полицейские. Газетчики. Все рассказывали ровно то, что должны были. И никто больше не пострадал.

– Никто больше не пострадал?

– Никто, кроме вас, – мягко пояснил он. – Я вскоре уехал из Чикаго. Но постарался исправить дело, когда мне представилась такая возможность. Можно сказать, я сумел отплатить за Джорджа Флэнагана.

– Что вы имеете в виду?

Он вздохнул – так, словно ему не хотелось вдаваться в подробности. А потом качнул головой, отказываясь продолжать этот разговор.

Они помолчали. Дани чувствовала, что у нее по-прежнему кружится голова.

– Я с тех пор не бывала в Чикаго, – сказала она. – Не знаю, где их похоронили. Никогда не видела их могил.

– Их похоронили вместе. Недалеко от моей… – Мэлоун помедлил, словно не желая продолжать. Но она ведь знала. И от смущения даже не попыталась это скрыть.

– От Айрин? – спросила она. Вчера, в ателье, она уже упоминала Айрин. Может, тогда он не расслышал ее слов. Зато теперь он все четко расслышал и побледнел.

– Я держала в-в руках в-ваше пальто, – запинаясь, пояснила она. – Вы, наверное, надевали его на похороны? Это ведь были ее похороны… да?

– Да. – Он кивнул в знак согласия. – Это были похороны Айрин. Я похоронил ее в первый день Нового года. Но вы наверняка уже знаете об этом. – Его ответ прозвучал резко и холодно, и Дани вздрогнула, словно от боли.

Слишком много, Дани. Слишком много правды. Ты его пугаешь.

– Нет. Я об этом не знала. Я не все вижу… и редко понимаю, что именно вижу. К тому же я редко допускаю подобные ошибки.

– Какие еще ошибки, Дани?

– Мне не следовало говорить вам об этом. Обычно я молчу о том, что знаю. Но вчера, когда вы внезапно вошли к нам в ателье… спустя столько лет… я была потрясена. И не совладала с собой.

Я и сейчас не слишком собой владею. Извините меня.

Он снова кивнул, но чувство близости и откровенности, объединившее их, уже рассеялось. Они снова были чужими друг другу. Он настороженно глядел на нее. Она скрестила руки на груди. На сегодня им обоим достаточно. Она двинулась к двери.

– Дани?

– Да?

– С днем рождения, – мягко сказал он.

Она молча кивнула, прямо как он минутой раньше, и вышла, оставив его в неловкой тишине, наедине с давно остывшим завтраком.

* * *

Сначала он хотел все отрицать. Его злило, что Дани влезла в то, что касалось его одного, и призналась в этом ему. В конце концов, она могла бы притвориться. Но он не хотел врать насчет Айрин. Айрин умерла, и Дани это было известно. Дани многое было известно.

Она так и не выросла из своих «историй».

Он чувствовал себя уязвимым, словно вдруг оказался под пулями, не имея при себе пистолета, или вошел в помещение, где полно незнакомых людей, а выхода нет. Внутренний голос кричал ему, что надо бежать, но он уже давно выучил, что бегущий человек вызывает подозрения, привлекает ненужное внимание. Вместо того чтобы бежать со всех ног, он не двигался с места – и эта тактика