Монтень. Выписки и комментарии. 1930-е годы - Михаил Александрович Лифшиц

игру фигляров, если выигрыш он предпочитает военной доблести, то нет другого выхода, как сделать его пирожником, хотя бы он был сыном герцога.

Это красноречиво.

Не следует учить чему-нибудь большему, чем простым рассуждениям философии. Они понятны. «Дитя, только что вышедшее из рук кормилицы, способно к этому гораздо больше, чем к постижению чтения и письма». Не следует заставлять ребёнка слишком много работать, он потеряет способность поддерживать светское общение и т. д. Алчность в познании приводит к тупости. Всё окружающее даёт ученику материал для изучения: комната, обеденный стол, общество и т. д. Урок должен быть нечувствительно примешан ко всему. Самые игры будут обучением, прогулка, музыка, танцы, охота, управление лошадьми и оружием. Внешние способности должны формироваться вместе с душой. «Обучению подвергается не душа и не тело, а человек; не следует разделять его надвое». Прав в этом отношении Платон: «И всё же он, по-видимому, не уделял достаточно времени и внимания упражнениям тела и думал, что не душа упражняется вместе с ним, а наоборот».

Очень ярко выраженная материалистическая мысль.

Не должно быть насилия и принуждения. Следует приучать ребёнка к опасностям и устранить всякую изнеженность. «Пусть он будет не щёголем и дамским угодником, а крепким и сильным юношей». Осуждение существующей системы обучения в коллегиях. Наказания приучают к распутству. Особенно против телесных наказаний. Подсластить полезные кушанья и придать горький вкус вредным. Платон много занимался вопросом об увеселениях, а не о книжной мудрости.

«Всего странного и исключительного в наших нравах и нашем поведении следует избегать как враждебного обществу». Нужно с юности приучать человека ко всему, даже к беспутству, раз это необходимо. Его навыки должны следовать обычаям: пусть он умеет делать всё, но любит делать только хорошее. Пусть даже в кутеже превосходит своих сотоварищей, пусть не обижает других по доброму нраву, а не по отсутствию силы. «Благоразумие в начинаниях, доброта и справедливость в отношениях к людям, логичность и изящество в речах, стойкость в болезнях, скромность в забавах, умеренность в страстях, порядок в хозяйстве, неприхотливость вкуса в пище и питье». «Мы, желающие воспитать дворянина, а не грамматика или логика…».

Если человек плохо выражается, то не по отсутствию умения при наличии прекрасных мыслей, а потому что вместо мыслей у него имеются лишь «смутные тени каких-то бесформенных представлений».

Против механического понимания искусства формы. Формальные недостатки коренятся в недостатках содержания.

Простые люди – слуга или торговка с Малого Моста – прекрасно займут вас разговорами «и ни разу не отступят от правил своего языка, не хуже самого учёного профессора Франции». А между тем они не знают риторики. «Я не принадлежу к числу тех, которые думают, что раз ритм хорош, то хорошо и стихотворение; пусть автор, если это ему угодно, удлиняет короткий слог: что за важность; если его образы дышат жизнью, если его ум и его логика хорошо выполнили своё дело, то я скажу: вот хороший поэт, но плохой стихослагатель». Ссылки на Горация. Хороший поэт узнаётся даже, если выкинуть все сочетания и размеры. Так думал и автор комедий Менандр: «Раз содержание им продумано, он не придавал особого значения остальному».

«С тех пор как Ронсар и дю Беллэ подняли престиж нашей французской поэзии, нет такого юного школьника, который не подбирал бы напыщенных слов и не составлял бы стихов, звучащих почти как у них. “Больше благозвучия, чем смысла”29. Для людей толпы никогда не существовали поэты в настоящем смысле этого слова; но так как им нетрудно было усвоить себе их ритмы, они с одинаковой лёгкостью подражали богатым описаниям одного, изящным образам другого».

Поэтика Монтеня направлена против формализма.

То же применительно к прозе. «По-моему, вещи должны всплывать наверх и таким образом заполнять воображение слушателя, чтобы слова не оставляли в нём никакого воспоминания».

Эта мысль высказывалась много позднее Шиллером.

«Речь, которую я люблю, – это речь простая и естественная, всё равно, письменная или устная; речь сочная и нервная, краткая и сжатая; не столько изящная и разукрашенная, сколько сильная и острая… скорее трудная, чем скучная; далёкая от натянутости; неправильная, незализанная и смелая; каждый кусок её должен иметь самостоятельное значение; построенная не по-учёному, не по-монашески, не по-адвокатски, а скорее по-солдатски, как Светоний называет речь Юлия Цесаря, хотя я не совсем понимаю, почему он её так называет». Погоня за новыми фразами и мало известными словами свидетельствует о «схоластическом и детски примитивном честолюбии». Почему я не могу удовольствоваться употреблением одних тех слов, которыми пользуются при дворе в Париже? «Всякая натянутость, особенно при нашей французской весёлости и свободе, не прилична для придворного, а в монархии каждый дворянин должен быть воспитан по образцу придворных; поэтому мы хорошо поступаем, уклоняясь в сторону простоты и небрежности». Отсюда допустимость небрежности в костюме.

Далее некоторые подробности из собственного воспитания Монтеня.

Мягкая система воспитания. Даже будят его, по распоряжению отца, посредством музыки. Незаметное обучение латыни «наподобие латинских матерей» (Аббат Манжен, 1818). Латинским языком Монтень владел ещё в юности необычайно свободно. Греческому языку отец хотел обучить его при помощи особых забав. Характеристика собственного склада ума. В детстве он проявил также способность актёра. По этому поводу существенные замечания о социальной роли театра. Это занятие полезно для молодёжи и даже для государей. «Я всегда обвинял в нетерпимости тех, которые осуждают эти забавы, в несправедливости – тех, которые запрещают доступ в хорошие города искусным актёрам, лишая народ этого общественного развлечения. Хорошая политика заботится о том, чтобы собирать и соединять граждан как для серьёзных обязанностей и дел благочестия, так и для упражнений и игр; это развивает общественные связи и дружелюбие. И сверх того, едва ли можно представить себе забавы, более упорядоченные, чем театральные представления, совершающиеся в присутствии всех и каждого, на виду у самого магистрата. Я считал бы разумным, чтобы государь жертвовал иногда на эту цель кое-что из собственных средств общественным управлениям, в знак своей отеческой любви и благорасположения, и чтобы в многолюдных городах были отведены особые места, предназначенные для этих спектаклей: некоторое отвлечение от худших и тайных удовольствий».

Глава XXVII

Безумно судить об истинном и ложном на основании нашей учёности

«Чем более пуста и лишена противовеса душа, тем скорее склоняется она под бременем первого же убеждения; вот почему дети, простолюдины, женщины и больные в наибольшей степени поддаются