Дядя самых честных правил 3 - Александр Горбов

уж больно запах показался подозрительным. А вот поручику она пришлась по вкусу, и он нацеживал себе кружку за кружкой. Светлячок и кучер тоже отказались от напитка и просто грелись у огня.

Ночь была не слишком морозная, а костёр жарким. Спать не хотелось, так что я сидел со всеми и слушал, как Киж травит байки. Истории столичной жизни устарели на пару десятков лет, но всё равно звучали смешно. Светлячок хихикала, а кучер под настроение тоже приложился к медовухе.

— Эй, ваше благородие! — раздалось от рогаток. — Начальство приехало. Коль хотите, беседуйте, сча подойдёт сюды.

Киж поднялся.

— Сидите, Константин Платонович, я сам разберусь, — он криво улыбнулся. — Обещаю решить дело миром.

Удивительно, но он сдержал обещание и даже не кричал, когда договаривался, чтобы нас пропустили. Всего пять минут, и мужики на кордоне стали раздвигать рогатки.

Я встал и указал Светлячку на карету:

— Замёрзла? Садись со мной, чаю выпьем.

Девушка не стала отказываться. Кивнула и пошла следом.

* * *

Светлячок оказалась забавной, если рассмотреть поближе. Да, рябая на лицо, но с тонкими дворянскими чертами. А то, как она держала чашку, как двигалась, выдавало в ней приличное воспитание.

— Почему именно “Светлячок”? — как бы между делом я поинтересовался у неё.

Девушка хищно улыбнулась.

— Есть такие мошки, на болотах живут. Светятся ночью будто золото, сверкают монетками на земле. Если кто мимо идёт, так заманят в трясину, чтобы увяз прохожий. А потом налетают, словно облако сияющее. Человеку кажется, что ангела видит, радуется, а они его едят. Одни кости остаются, в мелкую крапинку.

Зубы у опричницы были белые, ровные, так что оскал у неё получился на загляденье.

— Вот я типа такой мошки.

— Светишься и ешь? — я ухмыльнулся.

— Ага, со мной зевать не надо, только кости обсосу и выплюну.

— Отец был дворянином?

Она чуть сердито прищурилась, но я не насмешничал и сам подлил ей чаю. Минуту помолчав, опричница ответила:

— Угу. Добрый был, хороший. Гувернёра нанял, чтобы читать могла и на пианино играть, потом учителя, когда Талант во мне открылся.

Девушка вздохнула.

— А всё равно наследства не оставил. Даже рублика не завещал, ни копеечки. Сёстры сводные, как отец умер, меня сразу выгнали. Ты, говорят, нам никто, приживалка рябая. Только платья и дали забрать.

На лице опричницы мелькнуло злое выражение. Я хотел спросить её, не собирается ли она мстить, но вместо слов из горла послышался хрип.

— Хэ-э-э-э…

— Константин Платонович?

— Хыыыы…

— Что с вами, подавились?! Дайте я вам по спине похлопаю.

Я замахал руками. Подавился, как же! Это пришло время расплаты за магический Знак на горле, что в Касимове рисовал. Всё, теперь буду сутки-другие только хрипеть и никаких разговоров.

Вздохнув, я откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Скорей бы уж домой приехать, там даже молча будет не скучно.

* * *

В усадьбу мы въехали ещё затемно. Но стоило карете остановиться у крыльца, как навстречу выбежали ключница и Таня с Александрой. Они специально караулили, что ли? Настасья Филипповна и Таня рано встают, а вот чтобы рыжая до рассвета поднялась, это в лесу слон должен сдохнуть.

— Константин Платонович!

Они налетели на меня гомонящей толпой.

— Константин Платонович!

— Наконец-то!

— Как хорошо, что вы дома!

Я забыл про горло и попытался ответить:

— Хэ-э-э-э…

— Ой, батюшки! — всплеснула руками Настасья Филипповна. — Застудился! Как есть застудился!

Все мои попытки объяснить знаками, что это не простуда, ключница проигнорировала.

— В баню! Немедленно в баню, пока совсем не разболелся! И квас холодный не думай пить! Сейчас тебя веником отхлещут, вмиг на поправку пойдёшь.

Спорить с Настасьей Филипповной, всё равно что бороться с медведем. Шанс, что ты его повалишь, конечно, есть, но он тебе всё равно голову откусит. Так что я махнул рукой и пошёл куда сказано.

После парилки меня снова взяли в оборот. Настасья Филипповна обвязала мне горло колючим шарфом, проследила, чтобы плотно поел, а затем принялась поить горячим чаем с малиновым вареньем и мёдом.

— Молчи! — строго пресекала она мои попытки отказаться от сладкого. — Горло напрягать нельзя! Пей давай и ещё ложечку малины возьми.

Затем, будто короля в сопровождении свиты, меня отвели в спальню, уложили и строго-настрого запретили вставать. Мол, болеть надо по всем правилам, чтобы жара не было, да лихорадка не напала.

Сопротивляться мне не хотелось. Я улёгся, уютно устроился и почувствовал себя как в детстве. Да и ладно, можно поваляться денёк, всё равно срочных дел нет. Вон и Мурзилка явился — устроился под боком и принялся урчать на всю комнату. Ну и здоровенный ты, братец! Ещё и года нет, а уже крупнее всех окрестных котов.

— Константин Платонович, вам почитать?

Рядом с кроватью появилась Таня, вся такая домашняя, пахнущая корицей и яблоками. Я кивнул — пусть читает: и ей практика, и мне развлечение.

Александра, увидев моё согласие, тут же подала орке книгу.

— Хэээ.

— Молчите, Константин Платонович! Вам нельзя разговаривать!

Я жестом показал, что хочу пить. Рыжая тут же вылетела из комнаты, оставив меня с Таней наедине.

Орка правильно поняла мой манёвр, быстро пересела на кровать и потянулась ко мне губами. Как же я по ней соскучился!

Много времени нам не дали. Пять минут, и в дверях появилась Настасья Филипповна с подносом в руках. Таня сделала вид, что поправляет мне подушку, а я спрятал улыбку и подмигнул орке.

— Малиновое варенье свежее достала из погреба, ешь Костя обязательно. И для здоровья — крыжовенное, по-царски.

Минут пять ключница хлопотала, расставляя на столике вазочки, чашки и блюдца. Проверила, что я весь укутанный и, строго приказав не вставать, удалилась. А я и не собирался — отдыхать так отдыхать. Пожалуй, я так не лежал с самого детства. В Сорбонне переносил простуду на ногах, а здесь первый раз оказался “больным”.

— Будете крыжовенное? — Таня подала мне вазочку с ярко-зелёным вареньем. — Такое мучение с ним летом. Косточки мелкие из каждой ягодки иголкой выковыряй, вместо них махонький кусочек орешка запихни, да чтобы шкурка целая осталась. А Настасья Филипповна туда вишнёвые листья кидает и водку льёт, для цвету.

Ну, если водку, тогда грех не попробовать. А действительно, вкусно.

— Ой, Константин Платонович, а вам два письма пришли! Будете читать?

Я