Дядя самых честных правил 3 - Александр Горбов

меня в голове вспыхнуло прозрение. Я вспомнил, что она такое! Вспомнил! И знаю, как надо действовать, — сбить её уверенность. Чтобы она засомневалась, отпустила потоки эфира, и тогда…

— Ошибаетесь, милочка. Я всего лишь скромный некромант. А вы, кстати, поторопились. Рано для всадников, моя дорогая, не пришёл срок для них.

— Ты лжёшь! Смерть всегда лжёт!

— Смерть говорит только правду. Слышала, что мёртвые никогда не лгут?

Она отступила на шаг.

— Я не верю тебе.

— Не пришёл еще срок для всадников. Ибо, — я усилил голос, — не упала ещё звезда Полынь, и не стали воды горьки!

— А…

— Полынь звезда же падёт на землю у реки Борисфен через двести двадцать шесть лет, четыре месяца и одиннадцать дней. Я был там, и видел, как она пала. Ты пришла слишком рано, Чума!

Лицо Софьи исказилось. Вокруг её фигуры ломались эфирные потоки, рвались и закручивались.

— Ты… Ты врёшь! Ты Смерть, ты должен помогать мне!

Она сжала руки в кулаки, бессильно молотя им воздух.

— Он обманул меня! И ты обманул меня! Он бросил меня! Ненавижу! Я не хочу, чтобы он был! Пусть умрёт! Пусть все умрут! Ненавижу!

По её щекам текли слёзы. Эфир, ещё недавно защищавший её плотным коконом, распадался, отваливался кусками. Синяя аура съёжилась, стала не больше, чем у обычного ходячего, но не исчезла совсем. Я не мог подойти к ней, не рискуя заразиться оспой.

— Всё равно, — она всхлипнула, — всё равно я всадник.

Внезапно её глаза полыхнули дикой злобой.

— Я должна уничтожить этот гадкий мир. И ты, Смерть, мне не помешаешь!

Эфирный кокон перестал разрушаться. Да ёшки-матрёшки, ну почти же получилось! Я перевёл взгляд на девушку и увидел неожиданное спасение.

— Ты ошибаешься, Софья. Смерть не я — она за твоим левым плечом, как ей и положено.

— Что?!

— Проверь, она ждёт тебя.

Софья резко обернулась и вскрикнула. Перед ней стоял Киж, бледный и безразличный, как и положено мертвецу.

— Здравствуй, — сказал он с грустью, — твоё время пришло.

Поручик шагнул вперёд и порывисто обнял девушку левой рукой. А правой резко вонзил узкий кинжал. В грудь, точно туда, где едва билось истерзанное девичье сердце.

* * *

Синяя аура съёживалась, утекая водой. Всасывалась в тело Софьи, пока не исчезла вовсе. Киж стоял рядом с девушкой на коленях и гладил её по волосам.

Я подошёл к ним и с удивлением обнаружил, что Софья всё ещё жива. Дыхание мелкое, отрывистое, кровь из раны на груди вытекает с неохотой, густая и практически чёрная. Ёшки-матрёшки, во что она превратилась?

— Простите, — голос девушки прозвучал почти неслышно, — я не хотела никого убивать. Там были бутылочки, с черепом на бумажках. Думала яд, выпила…

Она часто-часто задышала. Закатила глаза и дёрнулась в судорогах.

— Костя, — тихо произнёс Киж, — синяя дрянь не даёт ей умереть.

И без его замечания мы с Анубисом это почувствовали. Зараза хоть и уменьшилась до размера детского кулачка, но не желала умирать. Синяя оспа, полуживой-полумагический паразит, пыталась оживить носителя: латала рану в груди; требовала встать, дёргая за нервы; впрыскивала в кровь ядовитую отраву. Пожалуй, не будь нас рядом, через несколько часов девушка поднялась бы и принялась за старое.

Анубис оскалился и резко выбросил из моей груди протуберанец силы. На лету превращаясь в шакалью пасть, он ударил Софью в грудь и вырвал синюю пакость. Не успел я даже выдохнуть, как он сожрал добычу, глухо рыча и разрывая магию зубами. Да не отниму, не бойся! Пережёвывай хорошо, раз уж взялся жрать такую дрянь.

Я обессиленно опустился на ступеньку собора. Анубису хорошо — наелся всякой гадости и пошёл спать. Это мне теперь разбираться с остатками эпидемии, что-то делать с телом девушки, добивать ходячих и выслушивать бухтение Сумарокова. А в душе у меня стояли в обнимку пустота с тоской и завывали на два голоса. Ну, Рокк, скотина, счёт к тебе вырос в два раза, и я его обязательно предъявлю.

Киж не торопился вставать. Закрыл Софье глаза, наклонился и шептал что-то, похожее на молитву.

— Дмитрий Иванович, — отвлёк я поручика, — а что с ходячими?

— Мы дорогу телегами перегородили, Константин Платонович, — он печально улыбнулся. — Светлячок с солдатами сама справится. А я чувствовал, что вам помощь понадобится, сюда побежал.

— Выговор тебе, — я поморщился, — за невыполнение приказа, с занесением в личное дело.

Он безразлично пожал плечами.

— Я ваш телохранитель, Константин Платонович, в первую очередь. А остальное — по возможности.

К нам подошли Сумароков и старый майор. Археолог хромал и опирался на руку офицера.

— Надо же, — бубнил он, — подвернул лодыжку. Как теперь прикажете наводить порядок в городе? Столько дел, а я ходить не могу.

— Константин Платонович, — Киж посмотрел на меня, — надо похоронить Софью как положено.

— Что?! — взвился Сумароков. — Эту богохульную девку?! Да её сжечь надо, а пепел развеять! А здесь всё полить святой во…

— Василий Петрович, — перебил я его, — вы что, поверили в тот бред, что она несла?

— А…

— Это же классический случай delirium magicis. Магическая одержимость, когда эфирные фантомы поражают головной мозг.

— Как вы сказали? Делириум магицис? Подождите, я что-то такое читал… Точно-точно! Эфирные сгустки в мозгу, магия входит в резонанс с памятью человека и пытается преобразовать внешний мир по этим лекалам.

— Именно, Василий Петрович, именно. Девушка если и виновата, то исключительно в плохом знании Откровения от Иоанна и крайней впечатлительности.

Археолог потёр пальцами переносицу.

— Да, наверное. Я слабо разбираюсь в таких болезнях.

— Константин Платонович, — Киж снова напомнил мне, — её надо похоронить.

— Я займусь, — вместо Сумарокова ответил майор, — слышите, там в соборе священник читает литургию. Сейчас я всё организую.

* * *

Через двадцать минут на площадь въехала моя карета, а следом появилась Светлячок с солдатами. Пострелять им почти не удалось — все ходячие рухнули как подкошенные и превратились в обычные трупы. Майор привёл несколько человек с дьячком, и они унесли Софью.

Я плюнул на всё, пошёл в карету, бухнулся на диванчик и решил больше никуда не ходить. Эпидемия закончена? Источник устранён? Вот пусть Сумароков дальше сам разбирается. А я своё дело сделал.