Заметки Гоши Куницына, ученика 4 «А» класса - Софья Оскаровна Ремез

хотелось чая, точно знаю. Шоколадочку она отдавала, конечно, мне.

Стол был на четверых, поэтому сидели мы с бабулей за столом не одни. Кто-то приезжал только на выходные, кто-то — на неделю, а мы взяли путёвку на весь июль, поэтому соседи по столу менялись, а мы — нет. Сначала к нам посадили двух бабушек — бывших балерин. Красивые бабушки, высокие, сидели за столом всегда прямо, ели аккуратно, так что и мне приходилось аккуратно есть, чтобы не ударить лицом в грязь. Потом балерины уехали, и к нам сели трубач и оперная певица. У них была такая маленькая весёлая собачонка породы чихуахуа. Дня через четыре они уехали. Ещё были дирижёр и драматическая актриса с очень яркими губами и очень чёрными бровями. Все наши соседи по столу восхищались мной: какой я умный для своего возраста и как много всего читал…

Наконец к нам подсадили даму лет семидесяти. Это была музыкальная дама. Она всё время что-то напевала. Звали её Жозефина Ивановна. Оказалось, она работала в том же театральном институте, где моя бабуля читает лекции по истории искусства.

Жозефина Ивановна, как и мы, приехала надолго. Каждый день мы завтракали, обедали и ужинали вместе и вели светские беседы. Как-то бабуле попалась в библиотеке интересная книжка, и бабуля стала убегать с ужина пораньше, чтобы скорее вернуться в номер и взяться за чтение, а мы с Жозефиной Ивановной засиживались за разговорами допоздна.

Жозефина Ивановна рассказывала интересное из своей жизни. Как к началу Великой Отечественной войны она осталась без родителей, с одной только младшей сестрой, а самой ей было всего шестнадцать лет. Как дирижёр школьного хора посоветовал ей пойти в музыкальное училище и как она поступила туда, а вечерами работала уборщицей, чтобы было на что жить и кормить сестру. Как после войны она поступила в консерваторию и там училась петь всякие старинные романсы, а потом с этими романсами много лет выступала на сцене. А когда стала старенькой, пошла преподавать вокал в театральное училище, как раз туда, где работает моя бабуля. Жозефина Ивановна часто напевала песенки, которых я никогда раньше не слышал.

Я когда-то страшным был, страшным был, страшным был,

Ночью на луну я выл, на луну я выл.

И звери все меня боялись, я всех встречавшихся кусал, —

пела она тихим голосом, нигде не фальшивя.

Когда я рассказал, что тоже пою, правда пока только в хоре, и занимаюсь фортепиано со строгой Татьяной Александровной, Жозефина Ивановна очень обрадовалась.

— Я так и думала, что ты музыкальный мальчик! Хочешь, разучим одну весёлую песенку из моего репертуара?

— Хочу!

И мы разучили песенку. Песенка эта — совсем не детская, как говорит мама, и совсем не весёлая, как мне показалось:

Песенку спою я

Нехитрую, простую,

Её в часы веселья

Пою тут и там.

Капельку терпенья,

Чуть-чуть воображения,

И каждый в ней услышит,

Что хочет он сам.

Ум-па-па, ум-па-па —

Так мы поём,

Ум-па-па, ум-па-па —

Слышно кругом.

Ты, он и я —

Все мы знаем, друзья…

В основном в песенке говорилось о всяких взрослых вещах, многого я вообще не понимал, но когда мы с Жозефиной Ивановной её пели — все улыбались.

— Хорошо, когда тебе искренне улыбаются, — говорила Жозефина Ивановна. — Это значит, ты кому-то доставил радость. Это всё равно что сделать доброе дело.

Субботы и воскресенья я проводил с родителями, которые приезжали на выходные вместе с Серёжкой подышать свежим воздухом. Серёжка в «Рузе» только и делал, что облаивал местных собак и обмяукивал кошек. Такой уж он уродился, Серёжка! Любит животных. Все вместе мы ходили гулять в Дорохово, в санаторий для очень больных людей и в пансионат для композиторов, где вместо корпусов были маленькие дачки, а в каждой дачке, по словам Жозефины Ивановны, — по настоящему роялю. Мама восхищалась в «Рузе» каждой травинкой! Она знала здесь каждое дерево и каждую кочку. Она всё время говорила о том, что было раньше на месте вот этого или вот того. Как маленькая, она пролезала через бурелом в поисках куста, на котором росла когда-то ягода, помесь крыжовника и смородины, которую она так любила в детстве. Мама помнила, где росла черника, где малина, где она собирала грибы, где делала шалаши. При виде булыжников, разложенных кру´гом, мама и вовсе расплакалась. Оказалось, на этом месте была какая-то очень важная беседка, в которой они с друзьями вели долгие разговоры. Папа не очень внимательно слушал маму, но ему в «Рузе» тоже было хорошо. Интернет не работал, а значит, не мог работать и папа. Его это очень даже радовало. Ночевали мама с папой в палатке на другом берегу реки.

— Так романтичнее и дешевле, — объясняли они. Серёжка оставался с нами в корпусе.

Жозефина Ивановна по выходным гуляла одна, и как-то я спросил её, почему внуки не приезжают к ней на выходные.

— А у меня и нет их, — ответила она. — Ни внуков, ни детей.

— А почему? — удивился я.

— Так вышло. Я сначала училась, потом много работала, гастролировала, ездила с места на место. Когда вышла замуж, мне было уже за тридцать. Мамы у меня не было, у мужа тоже, у сестры свои детишки, свои дела. Кто с малышом сидеть будет, пока мы в разъездах? Вот и решили без детей.

— А ваш муж?

— Муж был очень ревнивый. Замучил меня своей ревностью. Мы и разошлись. Расстались.

— Получается, вас и дома никто не ждёт?

— Получается так. А вообще, я привыкла. Меня редко кто-то ждал. Всё детство я переезжала с места на место, меняла школы, друзей, ведь папа был военным, а военные на одном месте долго не живут. Приходит назначение — собирайся и переезжай в другой город.

— А как же столько вещей в другой город перевезти? Мы из одного района в другой никак переехать не можем — вещи пакуем третий месяц.

— Если знаешь, что в любой момент может понадобиться сорваться с места, — не обрастаешь вещами. Я так и привыкла жить, обходясь малым. И это удобно. Ты не тратишь время на то, чтобы покупать вещи, беречь их. Остаётся время на действительно интересные дела. Театр, кино, книги, путешествия.

— Меня на новом