1 марта 1881 года. Казнь императора Александра II - Виктор Кельнер

Спустя некоторое время к месту катастрофы подоспел комендант ген[ерал]-майор Адельсон. В его сани мы помогли сесть Крахоткину, молодому офицеру, который, будучи контужен, совершенно оглох. Вслед за комендантом приехал светлейший князь Суворов. Растроганный до слез, он не мог смотреть на злополучное место и прямо направился во дворец. Только час спустя после катастрофы пришел взвод павловцев и оцепил место, ставшее с этого дня историческим и священным для памяти благодарного народа».

Подпоручик Крахоткин стоял в момент взрыва в двух шагах от Его Величества. Немедленно он почувствовал, что приподнят на воздух и, умирая, несется прямо на небо, что в известной степени порождало в нем приятное ощущение. Придя в себя, он увидел, что лежит на земле, что голова и лицо его в крови, а окружающие старались смыть и стереть эту кровь. Он встал на ноги, сделав несколько шагов к кучке людей, окружавших Государя, видел, как его подняли, с раздробленными голенями, и при этом ему странным образом почудилось, что это не Государь, а давно почивший великий князь Михаил Павлович. В это мгновение он лишился сознания и, придя в себя, уже очутился в санях рядом с городовым, который повез его в Мариинскую больницу. Голова его была обвязана несколькими платками, так как шапка его, а также и книги до сих пор не найдены. Три часа спустя его посетил доктор Вреден и определил следующие следы контузии: повреждение верхней части левой ушной раковины маленьким осколком бомбы и звездообразный разрыв левого барабана, причинивший кровоизлияние, полная глухота левого уха и ослабление слуха в правом. Вообще его состояние устраняло опасение о возможных последствиях сотрясения мозга, но глухота левого уха останется, а воспалительное состояние его причинит еще немало страданий этой жертве.

Максимов упал одновременно с Государем и полковником Дворжицкий. Он потерял сознание, а когда он очнулся через некоторое время, то увидел кругом суматоху, но не может забыть окровавленных, изувеченных ног Государя. Он подполз к перилам набережной и с усилием встал на ноги; но тут один преображенский офицер взялся его отвезти в придворный госпиталь, как оказалось, по приказанию великого князя Михаила Николаевича. Галактионов ранен в левую руку и лишился левого глаза.

Последний свидетель, приводимый нами, г. Капри, давал в тот день урок во дворце принца Ольденбургского. Выйдя из дворца, он направился пешком вдоль казарм лейб-гвардии Павловского полка и на углу дома Афросимова, один фасад которого выходит на Марсово поле, а другой на Екатерининский канал, услышал сильный взрыв по направлению к Казанскому мосту, а со стороны сада великой княгини Екатерины Михайловны показался дым. В то же время стоявший у Театрального моста на посту Максимов направился бегом к месту, где виден был дым. Г[осподин] Капри последовал за ним, идя по тротуару канала. Скоро с левой стороны ему представилась карета Государя; кучер сидел на козлах, дверцы были открыты. Г[осподин] Капри внимательно взглянул на экипаж, который показался ему в целости. За каретою, в двух или трех шагах от нее, лежал убитый казак. Немного далее г. Капри встретил группу людей в партикулярном платье, направляющихся к экипажу. Когда он находился всего в двух шагах от группы, то заметил, что они следовали за Государем. Государь шел вдоль тротуара очень тихим шагом. Он был бледен, задумчив, и взор Его был направлен вперед. Господствовала гробовая тишина. Впереди себя г. Капри увидел человека среднего роста. В ту минуту, когда был брошен второй снаряд, человек этот должен был занимать такое же место, как г. Капри. Последний обернулся, чтобы взглянуть на Государя. Следовательно, неизвестный стоял спиною к каналу и лицом к саду. В то время, когда г. Капри снимал шляпу, чтобы поклониться Государю, он почувствовал сильный удар в голову и немедленно потерял сознание, так что не слыхал взрыва. Придя в себя, он заметил, что лежит по другую сторону набережной, у сада. Чувствуя себя раненным и в крови, он обратился за помощью к городовому, потом к неизвестному ему господину, но тот и другой оставили мольбы его без внимания. Наконец один офицер, оказавшийся впоследствии капитаном Адлербергом, усадил г. Капри на извозчика, который доставил его на квартиру г-жи Прозоровой, где ему была оказана самая заботливая помощь. На г. Капри оказались 42 раны. Шуба его была разорвана в клочки. Г[осподин] Капри полагает, что его шуба спасла ему жизнь. Будь он в коротком пальто, ему, наверное, оторвало бы одну или обе ноги.

Тотчас после второго взрыва пристав Степанов от дома министра внутренних дел (от Цепного Пантелеймоновского моста) был послан градоначальником, на лошадях его, узнать, что случилось. Г[осподин] Степанов прибыл на место происшествия в тот самый момент, когда раненого Государя Императора на санях полковника Дворжицкого везли шагом через Театральный мостик. Быстро повернув лошадей, он поскакал обратно, чтобы доложить. Но у Летнего сада он встретил уже шедшего к нему навстречу градоначальника, который, выслушав его, поспешил к месту происшествия. Г[осподин] Степанов пересел на извозчичьи сани и бросился вслед за ним. Прибыв на Театральный мостик, он увидел полковника Дворжицкого, окруженного толпою. Многие женщины плакали. Дворжицкий стоял у извозчичьих саней без шапки; шинель свалилась на одно плечо, лицо и губы были забрызганы кровью, из-за левого уха и из затылка сильно сочилась кровь, а правая рука в кисти и вся перчатка совершенно были залиты запекшейся кровью. Ухватившись за задок саней, он силился сесть в сани, но не мог, потому что правою рукою не владел. Подбежав к г. Дворжицкому, Степанов надел на него шинель, окутал и усадил в сани; сняв с себя шапку, накрыл ею его голову. Степанов сам схватил шапку с какого-то подбежавшего к нему околоточного надзирателя. После этого Степанов повез полковника домой. Едва все двинулись с места, как тот крикнул извозчику:

— Пошел в Аничков дворец, нужно доложить Цесаревичу, — но, сильно застонав, проговорил: — Нет, не могу, рука ломит, везите меня скорее домой.

После этого с ним сделалось дурно, но под влиянием свежего встречного ветра он скоро пришел в себя, и они приехали в его квартиру, в Казанскую часть, где, как на смех, не оказалось дома ни одного из поблизости живущих врачей. Со смотрителем части Салановым Степанов успел промыть большие раны и наложить на них холодные компрессы.

<…> Прошло несколько времени в нерешимости: нести ли Государя на руках или везти в экипаже? Заметив, что силы Его Величества слабеют, великий князь Михаил Николаевич приказал поместить своего Августейшего Брата в карету, о чем умолял и лейб-кучер Фрол Сергеев; видя, однако, невозможность устроить там Государя с удобством, Его Высочество послал юнкера Окушко привести сани. Последний, вместе со своими товарищами, Пахомовым и Эммаусским, бросился к извозчику, стоявшему впереди кареты; лошадь его была до такой степени испугана, что, несмотря на все усилия, не тронулась с места. Тогда штабс-капитан Франк, юнкер Кабанов и другие лица побежали к саням полковника Дворжицкого, находившимся близ Театрального моста, и привели их. Государя несли к саням и положили на них вышеупомянутые бывшие около Него лица и присоединившиеся к ним флигель-адъютант полковник Короченцев, подполковник Радзишевский, штабс-капитан Кюстер и мичман Ержикович, а также боцманмат Раздобурдин и матросы Маков, Афанасьев, Васильев, Колобов, Ушаков и Наместников. На санях спереди стал ротмистр Кулебякин, рядом с кучером и спиною к лошадям, поддерживая ноги и нижнюю часть туловища умирающего; кроме того, в санях поместились казаки Кузьменко и Луценко и рядовой лейб-гвардии конного полка Василий Прокудин, а на правом полозе саней — штабс-капитан Кюстер, который между Театральным и Конюшенным мостами, при движении саней сильною рысью, упал с них. Когда несли Государя к саням, квартирмейстер Курышев покрыл голову Его Величества платком; при усаживании в сани кто-то, вместо упавшего или брошенного платка, надел каску с султаном; поручик граф Гендриков, опасаясь, что она может беспокоить, заменил ее своею фуражкою; тогда же штабс-капитан Кюстер, сняв свою шинель, укрыл ею Государя при помощи других лиц.