Из серого. Концерт для нейронов и синапсов - Манучер Парвин

Бедные крабы! Мы обычно их ловили, потом позволяли им выкопать норку в песке и спрятаться, но ненадолго. Затем мы обычно их снова выкапывали и снова ловили. Признаю: мы поступали нехорошо. Я пыталась надувать пузыри из морских водорослей. Да, признаю, я была очень озорной маленькой девочкой. Однажды, когда я стала старше, я обратилась к океану: „Разве ты никогда не спишь? Даже по чуть-чуть? Не принимаешь душ? Какие тайны ты прячешь у себя внутри? Если бы я могла, то подвесила бы тебя на верёвке и высушила тебя, чтобы всего тебя узнать!“ Я могла говорить ещё многое. Конечно, я не собираюсь вам всё рассказывать, не сейчас! Да, признаю, я подвергаю текст цензуре.

Но я хочу отправить эту зарисовку вам прямо сейчас, пока вам так любопытно узнать о моём детстве! Вам нужно, чтобы я вспомнила побольше, чтобы вы больше могли запомнить обо мне? Я не хочу надоедать вам, рассказывая о том, какой я была перед тем, как стать самой собой, такой, как я сейчас, или стану в будущем, с такими людьми, как вы, вокруг меня! Прилагаю фотографию меня с двумя кузинами, когда все наши дни были полны развлечений и мы не беспокоились о следующем дне. Догадайтесь, где я?

Я широко улыбаюсь – моё лицо становится счастливым лицом весны. Письмо Джульетты восхитительно. Но, что странно, возвращаются мои страхи, как будто бы я не хотел верить в то, что происходит между Джульеттой и мной. Я боюсь любви, как маленькие дети боятся чудовищ? Моё сознание, как кажется, так отстранено от моего бессознательного, словно они были разделены и помещены на различные континенты. Мне хотелось бы, чтобы они соединились или ездили друг к другу в гости.

Откуда происходят мои страхи и надежды? Надежды являются потребностью в счастье, а страх – потребностью в безопасности? Почему никто меня не слушает, даже я сам? Почему я помню столько из прошлого, в то время как я не вижу даже малой части будущего? Почему я в такой степени не замечаю или не обращаю внимания на настоящее? Я не знаю. Я не могу заснуть. Но очевидно, что в какой-то момент я засыпаю. И мне снится сон.

На мне больничная пижама. Я затерялся и остаюсь неузнаваемым среди пациентов, страдающих от болезни Альцгеймера. Я чувствую себя индейкой в стае индеек, выстроившихся перед тем, как им отрубят головы. Я спрашиваю себя:

– Ты всё ещё профессор Пируз?

Я не слышу никакого ответа. Я останавливаю пробегающую мимо медсестру и прошу её:

– Пожалуйста, скажите мне, кто я!

Она хмурит брови, а затем тыкает пальцем мне в грудь, как раз в то место, где висит бейджик с именем.

– Вот вы кто, – говорит она и спешит прочь.

Я подтягиваю бейджик вверх и пытаюсь прочитать, что там написано, не переворачивая его к себе. Написано «Ферейдун Пируз». Там же есть моя фотография без берета.

Я пугаюсь и бегу к указателю выхода, чтобы сбежать. Два дюжих санитара, похожие на вышибал, хватают меня, привязывают мои руки к бокам и заклеивают мне рот. Вышибалы обычно не вталкивают людей назад, а, наоборот, выгоняют. Но это другие вышибалы. Я кричу, но крик сдавленный и приглушённый. Он отдаётся эхом у меня в горле, словно пушечный выстрел, застрявший в пушке.

Я просыпаюсь в ужасе, меня охватывает паника, я весь мокрый от пота. Я пытаюсь забыть, что видел в больнице для душевнобольных, которую посетил, забыть ночной кошмар, но не могу. Ночной кошмар стал дневным кошмаром, а я оказываюсь в затруднительном положении. Я знаю, что боксёры и футболисты могут страдать от потери памяти, депрессии и слабоумия. Мой мозг тоже достаточно били во время моей борьбы за возможность свободно заниматься наукой, за академическую свободу, что, как предполагается, является моим правом? Почему мои провалы в памяти такие селективные – и всё против моей воли? А моё серое вещество на самом деле моё? Сделает ли моё яростное любопытство меня врагом самого себя? Оно убьёт меня, как если бы я был очень любопытной кошкой, пытающейся понюхать ястреба?

Моё мышление напоминает забытую канарейку перед зеркалом. Сколько пройдёт времени перед тем, как я забуду свои песни, если я и дальше буду терять память? Если я стану копать глубже и глубже, погружаясь в тёмную шахту самой странной субстанции, в мозг, сколько потребуется времени, чтобы канарейка перестала петь, перед тем, как упадёт замертво? Я чувствую, как во мне нарастает паника, а по спине пробегает холодок.

Глава 4

Третий глаз

Сегодня вечером противоречивые мысли и желания проносятся по моим синапсам, как бешеные собаки, не давая мне спать, а сон мне отчаянно требуется. Я знаю, что меня интересует семинар доктора Рутковского не только для того, чтобы узнать о человеческом разуме вообще, но также и о моём собственном разуме, в особенности, раз я могу его лишиться. Я также снова увижу Джульетту. Как мне повезло, что я её встретил, и как будет ужасно, если моё увлечение останется односторонним. Как она может заинтересоваться человеком, который вскоре будет не-человеком – личностью, не поддающейся самоидентификации?

Как только наша встреча пробудила чудесные возможности для меня, я стал прятать от неё, пусть и бессознательно, свои отрицательные черты и вообще всё отрицательное, связанное со мной. Я ей рассказал, что во время приготовления риса с черешней чуть по рассеянности не помочился в корзину для мусора, приняв её за унитаз? Или как я расстроился, когда пытался позвонить, а номер набирал на пульте от телевизора? Я подверг цензуре и историю болезней своей семьи, не представив её полностью доктору Джульетте Пуччини, которая имела право на получение всей информации для диагностирования моего заболевания. Я притворился, что я здоровее, чем есть на самом деле.

Я знаю, почему влюбляюсь в Джульетту. Она так таинственно привлекательна. Её причудливый голос, её загадочные бирюзовые глаза, её прикосновения, напоминающие дуновения ветра, её стальной ум, её озорство ведут меня в места, в которые я идти не должен. Но знаю ли я о ней больше, чем эти черты? Знаю ли я её душу, не зная, как я это знаю? Может, мне следовало взять у неё одно драже «М & М», когда она мне их предлагала, просто из вежливости.

Я отправился в клинику за диагнозом, за лечением, а не для того, чтобы влюбиться. Я гадаю, какой бог или счастливая звезда привели меня к Джульетте. Но почему я чувствую такое беспокойство и такую неуверенность? Джульетта вела себя со мной игриво, не так ли? Она вела себя так, словно хотела знать обо мне больше, чем просто о пациенте, не так ли? Она даже попросила прочитать моё стихотворение. Я должен чувствовать себя более уверенно, но не чувствую. Не чувствую. Какие бы у неё были чувства ко мне, если бы я был с ней более откровенен?

Ну, доктору Рутковскому я расскажу больше о себе и своей семье, когда его увижу. Я позволю врачу делать то, что делают врачи. А я сам сделаю то, что должен. Я вырежу своё надгробие до того, как уже не смогу вообще ничего вырезать. Это будет поэма-наследие, подарок от умирающей души, меня, продолжающим жить душам. Я размещу её на сайте под названием «Виртуальное надгробие Пируза», и пусть мир скорбит обо мне, смеётся надо мной или игнорирует меня – по его выбору. Но, сочиняя поэму, я буду чувствовать себя более живым и, возможно, останусь немного живым, когда умру. Но я продолжаю медлить и оттягивать это, словно у меня слабоумие или я уже мёртв!

Я продвигаюсь к краю кровати. Я нахожу в темноте тапки и иду к себе в кабинет. Я просматриваю башню из компакт-дисков, которую держу у себя на письменном столе, она накреняется. Я выбираю ансамбль «Газал», «Потерянную песню Шёлкового пути». Кайхан Калхор, перс, играет на старинном струнном музыкальном инструменте под названием кеманча, а Шуджаат Хуссейн Кхан, индус, играет на ситаре и поёт. Я вставляю диск в проигрыватель так, как священник кладёт просфиру во время причащения на языки кающихся грешников. Я выбираю кусок под названием «Сафар», что означает путешествие, основанное на вере и доверии. Я включаю компьютер. Я начинаю сочинять поэму-наследие. Я позволяю своему сознанию и пальцам лететь в невообразимые места!

1.1Наш самолёт внутри лиловых тучЛетит к Австралии. А на земле под нами —Густые тени. Яркий солнца лучОчерчивает радужные грани.И стюардессы образ – словно сон,Её улыбка – звуки колыбельной,И синий плед, как небо в звёздах он,И в унисон – напитков тон постельный.

1.2Вдруг в турбулентность входит самолёт,И пассажиров в стороны кидает,Как Вуду-жрец команды куклам шлёт,Как СМИ умы незрелые шатает.

1.3Не знаю почему, в моих рукахБольшой словарь. Он молчалив и точен.Держу его, чтоб приглушить свой страх,Но голос объявляет резко очень:– Внимание! Останьтесь на местах!Идём на аварийную посадку!Я повторяю!.. – звон стоит в ушах…От предвкушенья смерти стало гадко.

1.4Жалею я, что не могу как теньПланировать, лететь и не разбиться,В падении не раздробить костей,Как те мечты, каким уже не сбыться.

1.5Вдруг самолёт сломался пополам,Выбрасывая в пустоту предметы,Тела и тени, словно это хлам,Всё поглотил поток ветров и света.Я падаю. Со словарём в руках.Трепещут на ветру его страницы,Несут меня в пушистых облакахДобычей многокрылой книги-птицы…И вот на берег опускаюсь яТаинственного острова в итоге,И девственно чиста вокруг земля,Как первый снег, как пожеланья Бога.

1.6Я телом цел. Но чувствую, что здесьКак будто бы я прошлого лишился,И в будущей реальности я весь,Которую познать всегда стремился.Секунды льют дождём на капюшон,Они пусты, их чёткий след потерянВ то прошлое, которого лишён,И в будущее, в коем не уверен.

1.7Я здесь один с бушующей волной,Что берега ласкает неустанно,Здесь шимпанзе – отнюдь не предок мой,И этим он доволен несказанно.

1.8Наедине, под сводами небес,С землёю, перед солнцем преклонённой.Листвой осенней рукоплещет лес,Чудесным танцем ветра окрылённый.

1.9Я на себя смотрю сквозь времена,И жизнь моя – короткий миг, крупица,Которая почти что не видна.Внезапно мой словарь открыл страницу…Где шрифт крупнее через интервал,Внимательно спасителя читаю,На слово «туатара» взгляд упал,Что оно значит – я, увы, не знаю…

1.10Внезапно со страницы словаряВозникло воплощенье туатары:Колючий ящер, чешуёй горя,Здесь миллионы лет себе находит пару.Клювоголовые ровесники времёнОтсутствия любых классификаций —Где не было ни цифр, ни имён —На безымянном острове плодятся…

1.11Я в шоке. Тем не менее смотрю,Как в вещь преобразил мой разум слово,Которое нашёл по словарю,Меняя восприятия оковы.И, значит, вещью так же может статьЛюбое слово. РеализоватьсяВо что-то, что мы можем осязать.И стоит ли тогда нам удивляться?Мне этот случай осознать помог,Что невозможное становится возможным.«Вначале было Слово. Слово Бог».И жаль, что людям в это верить сложно.

1.12– Привет. Ты голоден, Пируз? —Трёхглазая рептилия спросила.Я вспомнил угощений скудных вкус,Что стюардесса на обед носила…– Я голоден, действительно, сейчас, —Ответил я посланнику благому.Ведь голод постоянно мучит нас,Склоняя к одному или другому.

1.13И туатара ловко брюшко мнётЧешуйчатыми лапками кривымиИ три яйца блестящих мне даёт:– Пируз, ты эти яйца съешь сырыми!Ты должен привыкать к сырой еде,Здесь жизнь чиста, от всякой лжи раздета,Огня и соли нет ещё нигде.И я добавил:– Как и Интернета!

1.14О словаре я думаю своём:Спасла меня магическая птица.О слове, что нашёл случайно в нём,О туатаре, сшедшей со страницы…Слова, как наши дети, нам близки,Сумеют ли спасти нас от страданий?Ведь сотканы все тексты и стихиИз наших слов – из разума созданий.

Теперь и музыка, и мечтания странным образом одновременно заканчиваются.