Страхи из новой коллекции - Вадим Селин

В моей голове зазвенело, и я в полной прострации отошел от Женьки и девчонок, которые с ним возились. Я не понимал, что случилось… мы же заблудились и несколько дней провели в лесу. Вот, у меня даже рана на руке — это я порезался, когда делал топор из камня…

Я вернулся обратно и отвел Любу в сторону. Она выжидающе на меня вылупилась. Из-за толстых линз ее глаза выглядели огромными, как у совы.

— Люба, можно, я задам тебе глупый вопрос, но ответь мне, ладно?

— Конесно, отвесю, вопросов другой категории я никогда в зизни есё не слысала.

Переварив смысл фразы, я сказал:

— Люба… Когда мы катались на теплоходе?

— Да-а, тязелый слусяй, — покачала она головой. — Всера катались.

— А в лес когда пошли?

— Сяс назад. Есть есё вопросы? Тебе сказать, как тебя зовут? Сказать, сто мы всера приехали в лагерь? — съехидничала девчонка.

— Нет, не надо, — проговорил я, думая о своем и не реагируя на колкость.

В этот момент очнулся Женька и закричал как резаный:

— А-а-а! Отпустите меня! Получайте! Я вас сейчас подожгу, сволочи!

Он с какими-то затуманенными глазами набросился на девчонок. Те завизжали и порхнули в разные стороны.

— Женька! — подбежал я к другу и обнял его. — Женька!

— Влад! — обнял он меня в ответ. — Что произошло? Где пропасть? Где существа? Где горящий мост?! А?!

— Ну и глюки! — восхитилась Люба. — Просто сикарные глюки! Вы, мальсики, с ума посходили? Один про каких-то сусеств бормочет, второй про пропасть и горясий мост… Вы, мальсики, сто в лесоське собирали? Галлюсиногенные грибоськи? — глумилась она над нами.

Все засмеялись.

— Прекратить! — прикрикнула Настя. — Разворачиваемся и идем обратно в лагерь, на сегодня поход по ягоды и грибы придется отложить.

— Ну, Настя, — заканючили все, — может, пойдем? Почему мы должны из-за них страдать? Такой лес классный…

— Нет, я сказала! Идем обратно в лагерь! Как-нибудь в другой раз сходим! Времени еще предостаточно: вы только вчера приехали.

Больше никто с ней спорить не стал. Понимая, что это бесполезно, все понуро побрели за вожатой, искоса поглядывая на нас как на врагов народа.

Мы с Женькой стояли на месте и никуда не шли. Парень всем весом налег на мое плечо и очумевшими глазами смотрел на происходящее вокруг.

— Влад! Что случилось?! — не понимал он и тоже, как я, принялся ощупывать предметы. Вид у него был очень недоуменный.

— Идем, Женька, в лагерь, — вздохнул я, смутно догадываясь, что произошло, — там обо всем и поговорим.

В полном молчании мы побрели за всеми.

Шли в лагерь молча, отдельно ото всех ребят. И я, и Женька находились в странном полусонном состоянии, когда не поймешь — проснулся ты или еще спишь. Еще так бывает, когда тебя одолевает какое-то предчувствие… Когда ощущаешь, будто все тебя разыгрывают. И не поймешь — правду люди говорят или они решили устроить большой спектакль, в котором ты — главное действующее лицо, не подозревающее, что все вокруг создано для того, чтобы тебя разыграть.

Вот так мы с Женькой ощущали себя сейчас.

— Влад, — шепнул он мне, недоверчиво посмотрев на шагающих впереди нас людей.

— Что?

— Или я схожу с ума, или, наоборот, все сошли с ума и лишь я в здравом уме. Мы же только что были в лесу и оказались… в лесу. Но не в том, где были раньше, — запутался Женька. — Ты меня понимаешь?

Не знаю, что на меня нашло, но мне стало смешно, и я решил подшутить над другом:

— Нет, не понимаю. О чем это ты говоришь? Ни в каком другом лесу мы не были. Мы недавно вышли из лагеря, а потом попадали в обморок. А вчера катались на теплоходе.

Женька остановился на месте и посмотрел на меня. Вид у него был настолько растерянный, что мне стало его жалко.

— Ладно, шучу. Я все помню, но и ты, надеюсь, не забыл, как я проснулся утром и мне почудилось, что вчера я утонул в каюте теплохода? А ты утверждал обратное.

Женька опустился на большой камень и обхватил голову руками.

— Не забыл, все я помню… Но, Влад, клянусь тебе чем хочешь — теплоход не тонул. Хоть режь меня — не тонул он! Хотя я прекрасно помню наш утренний разговор, когда ты мне подробно рассказывал, как он тонул.

Я присел рядом и сдул со своего лба челку.

— Фу-х… Да что же такое творится, а? Только что мы были в другом лесу, я это помню. Сражались с существами, ты мне на дереве рассказывал о том, как ходил с дядей на охоту, мы сожгли мост за собой, да?

— Да, — кивнул Женька.

— Ведь было же это?

— Конечно, было! — воскликнул друг и для достоверности ударил кулаком по камню, но боли не почувствовал и воскликнул еще раз: — Было!

— Да, было, а все остальные утверждают, что не было, — сказал я. — Они говорят, что вчера все катались на теплоходе, а сегодня, час назад, пошли в лес и мы с тобой упали в обморок от жары.

— Это чушь! Мы пошли в лес несколько дней назад! — возмутился Женька.

— Теперь ты понимаешь, что чувствовал я, когда рассказывал тебе про тонущий теплоход, а ты смеялся и говорил, что я все выдумал? Попробуй теперь докажи, что мы прожили в лесу несколько дней!

Женька молчал и смотрел куда-то вдаль, на горы, подернутые голубой дымкой.

— Как все странно… Запутанно… — прошептал он. — Как будто нас разыгрывают.

— Ты заметил, что историю с теплоходом помню один я, а историю про лес — и ты и я? Мы вдвоем. Галлюцинации приобретают массовость.

— Дай свой телефон, — попросил вдруг Женька.

— Зачем? Он же тут не ловит, — удивился я.

— Я знаю. Дай.

Я пожал плечами и извлек из кармана совершенно бесполезный в этой местности мобильный телефон. Женька взял его, нажал на кнопку, цветной дисплей отобразил анимированную заставку — белого медведя, который то опускался на снег на четыре лапы, то поднимался на две и смотрел прямо на тебя, потом снова опускался и так до бесконечности.

Женька прямо засмотрелся на заставку. С таким выражением лица, наверное, люди каменного века смотрели бы на экран телевизора, по которому рекламировали бы стиральный порошок.

— Хочешь, чтобы я тебе картинку переслал? — догадался я, наблюдая, как зачарованно Женька смотрит на дисплей.

— Нет… Смотри, здесь написано, что сегодня двадцать первое июля. Ты понимаешь, что это значит?

Я отрицательно покачал головой.

— Влад, очнись! — возбужденно закричал Женька, вскакивая с камня и возвращая мне телефон. — Сегодня двадцать первое июля! А выехали в лагерь мы двадцатого! Вчера же, двадцатого, и приехали! И на теплоходе катались тоже вчера! Двадцатого! А сегодня двадцать первое!

— Значит, мы действительно не проводили в лесу несколько дней… — протянул я.

— Да… Короче, что-то здесь не так, — заявил Женька.

— Я тебе говорил это еще… сегодня утром, когда про теплоход рассказывал, а ты не верил! Теперь, когда эти глюки и ты тоже видел, веришь мне?

— Верю… Но все равно как-то все это… В голове не укладывается… А ну-ка, Влад, идем на пляж, у меня одна идея появилась.

— Какая еще идея?

— Сейчас увидишь, — подмигнул мне Женька, и мы помчались на пляж к причалу.

Когда туда прибежали, я понял, зачем он меня сюда потянул. У причала стоял теплоход «Две сосны». По палубе важно прохаживался капитан, а какой-то дочерна загорелый юноша прикреплял к борту большой спасательный круг.

— Не может быть… — прошептал я.

— Может, — сказал Женька, — и одновременно не может.

— Но разве такое бывает?

— Оказывается, бывает. Как сказал один мой знакомый — есть то, чего нет. Идем-ка в кафешку, поедим вполне реального мороженого, там над всем и подумаем.

— Идем, — как загипнотизированный кивнул я и побрел за Женей.

Перед глазами стояла картина надвигающегося на нас танкера. Теплоход кренится, переворачивается и тонет. Все кричат, бегут наружу, надевают спасательные жилеты, я закрываюсь в каюте и начинаю умирать от страха.

Я обернулся. У причала стоял теплоход и едва заметно покачивался на волнах.

Стоп-стоп-стоп! Вернемся назад!

Я закрываюсь в каюте и умираю от страха? Ведь я боюсь закрытых помещений, а на теплоходе страх усилился еще тем, что это «помещение» тонуло…

А во время лесных приключений я от страха не умирал. Умирал не я, умирал Женька, когда решал — идти по мосту, протянутому над пропастью, или нет? Судя по виду приятеля, его одолевал страх не меньший, чем тот, который овладевал на теплоходе мной…

Такое впечатление, что…

От внезапной догадки я остановился как вкопанный посреди тротуара, закрыл рот правой ладонью, а левой вцепился в Женьку.

— Эй, ты чего? — удивленно спросил он, но я, казалось, не слышал его вопроса, я прокручивал одну и ту же мысль десять, двадцать, тридцать раз!

«Что, если история с теплоходом была рассчитана на то, чтобы вызвать страх во мне, а история с лесом и пропастью, чтобы всколыхнуть страх Женьки?»