О людях, котах и маленьких собаках - Эйлин О'Коннор

Когда мы в последний раз виделись с Кактусом, он выпирал из горшка во все стороны, точно Ниро Вульф из своего кресла, раздражительный и брюзгливый. По старой памяти кольнул меня, но без особой злости, скорее чтобы не растерять навык. Была в этом обнадеживающая привычность, успокоительное следование ритуалам. Думаю, если бы я увидела его смирным и в цвету, то испугалась бы, что что-то идет не так.

Но, думаю, мне это не грозит. Есть вещи, которые не меняются или меняются до того синхронно с вами, что уловить метаморфозу почти нереально. Можно поймать расфокус зрения и правым глазом увидеть себя в настоящем, а левым – в девятнадцать лет, в пустой квартире на четвертом, где рвано гудит стиральная машинка, выстреливает хлебом тостер да Кактус щурится со шкафа в надменной уверенности, что ничего путного от меня не дождешься.

Не так уж он и неправ, думаю я, сдвигая крышку облупившейся синей кастрюльки, в которой по старой памяти периодически грею воду.

Впрочем, у меня есть еще целых два года.

Про аквариум

В аквариуме плавали рыбы – выбирай не хочу, и он приготовился выловить вон ту, с толстым лбом, как у биологички Ирины Тихоновны, которую в седьмом классе боялся больше других учителей. Она была завуч. В увесистом слове «завуч» ему слышался стук круглой синей печати, штампующей по клетчатым тетрадным листам: «Завуч! Завуч! Завуч!»

Очень похожа. И лоб такой же, и эти медленные степенные движения, и надменный взгляд сквозь круглые очки, которых на самом деле нет, но легко вообразить, будто есть.

«Запечь! – решил он. – Нет, пусть на гриле. Нет, запечь». И ухмыльнулся.

Девочку, стоявшую рядом, он поначалу вообще не заметил. Какие девочки, когда тут столько рыбы! Он давно не ел свежих морепродуктов. И в ресторан не ходил давно, особенно в такой: приличный, с огромным аквариумом, с деловитыми поварами и веселыми официантами, где ты словно предоставлен самому себе, но лишь до тех пор, пока тебе не надоест эта иллюзия.

Он черпнул сачком. Рыба встревожено забилась.

Но прежде, чем он успел поднять ее на поверхность, звонкий голос рядом сказал:

– Это Ермолай.

– Что?

Девчонка высунулась из-за аквариума. Лет семи, может, восьми, он не разбирался в детях.

– Ермолай, – уверенно повторила она. – Его так зовут. Ермолай Степанович.

Он посмотрел на рыбу, набухшую серебристым боком через сачок, на девочку, и снова на рыбу. Ермолай Степанович, ну просто блеск.

Пришлось вернуть сачок в зеленоватую воду. Рыба по имени Ермолай облегченно заскользила прочь. Он поискал-поискал, стараясь не обращать внимания на ребенка, и выбрал себе другую рыбину. Эта была чуть меньше и не так нравилась ему, но что поделать: запечь на гриле кого-то, наделенного именем, он никак не мог.

– А это Матильда, – сказали под рукой. Он чуть сачок не выронил от неожиданности. – Матильда Арчибальдовна.

Самое смешное, что имя действительно подходило. В тот самый момент, когда девчонка сказала «Матильда», он понял, что так ее и должны звать, эту серо-голубую красавицу с ленивым взглядом и веерообразным хвостом.

– Матильда, значит, – закипая, сказал он.

– Арчибальдовна, – подтвердила девочка.

Он поймал взгляд официанта и принужденно улыбнулся. Все в порядке, он просто общается с милым ребенком.

– А твои мама с папой еще не соскучились по тебе?

– Не думаю. – Она совершенно по-взрослому качнула головой.

Сожрать эту Матильду – и всех делов! Но в том-то и беда, что он не мог. Рыба, которой давали имя, переставала быть одной из десятков, предназначенных на съедение, и обретала личность. Черт возьми, это было то же самое, что попросить зажарить котенка!

– Ты давно дружишь с этими рыбами? – тоскливо спросил он.

– Очень! Много лет! Я их знала еще вооот такими! – она показала ладонью от пола.

Выдумщица несчастная.

Он почему-то совершенно утратил аппетит и в то же время еще сильнее захотел есть. Желудок недовольно буркнул, словно поторапливая: мол, чего ты копаешься?

– Извини, – решительно сказал он, погружая сачок в аквариум, – я хочу пообедать, поэтому придется мне кого-нибудь…

Первая попавшаяся рыбина словно сама скользнула в сетку. Уже почти вытащив ее, он искоса глянул на девочку и поразился: личико трагичное, губа закушена.

– Это же Леша, – с болью в голосе прошептала она.

«Аааа!» Он заорал мысленно и мысленно же пристукнул девочку сачком. Но спорить не было толку: из воды, разевая мокрую пасть, на него смотрел именно Леша.

– Алексей Валерьевич? – мрачно уточнил он.

Девочка всхлипнула и кивнула.

Да она над ним издевается!

– Ты здесь всех рыб прокомпостировала, верно? – он с трудом сдерживался.

– Ты понимаешь, что через десять минут придет новый клиент и съест всех твоих матильд, ермолаев и леш?

Вместо ответа она улыбнулась. Только что собиралась реветь – и вдруг ухмыляется!

– А я, значит, не смогу выловить ни одной? – осознал он.

Она с готовностью кивнула.

Он представил, как вытаскивает одного обитателя аквариума за другим, а девчонка все твердит их имена, как заклятие для спасения. У него рука не поднимется отдать официанту очередного Аристарха Петровича или Дарью Михайловну.

Ах, вот как!

… – Тогда я съем тебя, – сказал он, рассвирепев, и в эту секунду действительно верил, что съест.

Девочка несколько секунд смотрела ему в глаза, не отрываясь. Его угроза подействовала, еще как подействовала! Должно быть, его абсурдная убежденность передалась и ей, потому что она отступила на шаг. Сейчас убежит с визгом, обреченно подумал он, позовет мать, пожалуется, будет плакать… Ну и пусть! Зато он сможет выловить себе рыбу.

Девочка открыла рот, но вместо визга, которого он ждал, очень твердо проговорила:

– А меня зовут Вика.

И прежде чем он успел сказать хоть слово, добавила:

– Виктория Андреевна.

Про знакомого

Есть у меня знакомый – порядочная свинья (и это единственное, что в нем есть порядочного (с).

Он трижды женился, каждый раз на тихих беленьких девочках с нежными личиками, много младше него.

От первой девочки он ушел, когда их ребенку было полгода.

От второй – когда она тяжело заболела.

С третьей вышло интереснее. Ему предложили работу в одной из маленьких азиатских стран. Жена не хотела ехать. В Москве у нее была хорошая должность, которую она боялась потерять. А там что? Рис, москиты, высокая влажность… Белой женщине на улицу просто так не выйти. Но знакомый убедил ее поехать, обещая, что вместе они справятся со всеми невзгодами.

Восемь месяцев спустя он бежал, бросив работу, с любовницей из местных. (История о том, как жена его искала и выбиралась из страны, больше напоминает детектив, но сейчас я пишу не его).

Позже он с веселым удивлением говорил о самом себе:

– Ну не могу я терпеть, когда другие страдают. Чесслово, не могу! Вот такой я человек. Эти бабы, они же все счастье из меня вытягивают по капле. Я без души с ними останусь, понимаешь? Люди разве для горя женятся? Для радости! А если нет радости, зачем жить вместе?

Поскольку я в глубине души герпетолог, то слушала его с большим интересом. Задавала скупые уточняющие вопросы. Думала включить в сюжет. Но эта, простите, гнида не влезала ни в одну книгу, потому что его хотелось убить на первой же странице.

Год назад он женился в четвертый раз. Для разнообразия – на брюнетке. Сыто улыбаясь, сообщил мне, что пора бы и остепениться, уже не мальчик, больше никаких разводов… Невеста – такая романтичная: захотела устроить свадьбу в Доминикане. Море, песок, соленый ветер – и они вдвоем в лучах заходящего солнца.

Мой знакомый согласился. Они провели в Доминикане чудесный медовый месяц.

То есть, я хотела сказать: «провели бы».

Провели бы, конечно же, если бы на вторую неделю мой знакомый на экскурсии в открытом океане не повстречался с какой-то подводной тварью, похожей на плохо переваренную мочалку. И по итогам этой встречи не попал в больницу главного доминиканского города с мелодичным названием (кажется, Санто-Доминго). (Куда попала подводная мочалка, я не знаю, но мне хочется верить, что у нее все сложилось хорошо).

И пока он страдал в больнице, распухший и несчастный, его молодая жена купалась, загорала и веселилась, а подытожила свой медовый месяц тем, что завела роман с его лечащим врачом.

Разводили их уже в России. Причем брюнетка пыталась оттяпать у мужа половину квартиры, мотивируя это тем, что они совместно делали ремонт перед свадьбой. Квартиру ей не отдали, но мой знакомый снова слег в лечебницу, на этот раз с жесточайшим псориазом на нервной почве.

В лечебнице беднягу поочередно навестили три бывших жены. Две из них пообещали, что будут ухаживать за его могилой, а третья обрадовала, что обязательно придет на похороны. Что, как вы понимаете, не способствовало сохранению его душевного равновесия.