Полдетства. Как сейчас помню… - Олег Михайлович Жаденов

где «партия – наш рулевой», где профили вождей и те самые – верные лозунги… И выходит, нельзя парня в Тагил, потому что он все правильно излагал и занимался наглядной агитацией. Могло неудобно получиться, если бы всплыло где-то, что парень партию восхвалял, а его в штрафбат. Короче, через две недели Индейца комиссовали, а свиней – всех до единой – на колбасу. Свиньям, конечно, не повезло. А вот Индеец не ожидал, что так все в жизни хорошо обернется. И вернулся к рок-музыке. В роли продюсера. А к татуировке охладел. На себе позволял творить (перед свиньями отрабатывал карму), но сам к машинке больше не притронулся. Такая история.

Бэмби

В моем детстве не было мультиков Уолта Диснея, киностудия имени Горького за адаптацию повести Феликса Зальтена еще не взялась, а книга почему-то миновала меня. Поэтому имени Бэмби, которое теперь уже почти нарицательное для всех пятнистых оленят, я в детстве не слышал. Зато у меня было кое-что получше – живой олененок и волшебный лес.

Осенний лес Германии очарователен. Впрочем, не только осенью. Он строг и четок, как вся нация потомков тевтонских рыцарей. Ароматы его выдержанны, как пенное баварское пиво, а прохлада, пробирающаяся через тонкую, слегка утепленную чем-то заграничным «болонью», интеллигентна и воспитанна, подобно старой Европе (образца 70–80-х годов, конечно, не нынешняя). Я не мог сравнивать лес немецкий с нашими лесами: в наших я тогда еще не бывал, а Филевский парк к тому времени уже стерся из моей памяти. Да и видел я в нем лишь кроны деревьев, когда меня выгуливали в коляске по его бесконечным тропинкам.

Лес глубоко проникал на территорию нашего городка, поэтому мы гуляли там часто. Деревья не жались друг к другу, это были настоящие европейцы, не терпящие ненужной близости и соблюдающие (уже тогда!) социальную дистанцию. Прогуливаясь, можно было наблюдать жизнь леса, не сходя с комфортных утоптанных тропинок. Помню поразивший меня случай: мы возвращались с папой уже в сумерках (с рыбалки?), и тут прямо перед нами на тропинку выскочил и грузно запрыгал заяц, развернув к нам толстый зад с изящным хвостиком. Казалось, я слышу каждый его прыжок – бубух! бубух! Прыгал он, как обленившийся, страдающий ожирением завсегдатай бургерных и пивных, зачем-то решивший вспомнить спортивную молодость. Но в первые секунды я был зачарован таким внезапным откровением, закулисьем дикой природы. Это же был настоящий (!) лесной (!) дикий (!) заяц (!). Не остановился в изумлении я только потому, что забыл остановиться и шел по инерции, восхищенный увиденным.

Дальше случилось нечто еще более невероятное! Откуда-то сзади над тропинкой появился орел или какое-то другое хищное пернатое. Его крылья, мне показалось, закрывали весь просвет неба между выстроившимися по обе стороны тропинки елями. Он был огромен и велик. Его намерения не вызывали сомнений, и даже я их понял. И восхитился еще больше!

Но самое поразительное, что толстый ушастый еврозаяц не сбросил шерсть от страха, не испытал приступ медвежьей болезни и даже не ускорился! Уверен, наш русский заяц при встрече с такой неприятностью вел бы себя более активно, громко и непредсказуемо деструктивно. Возможно, ястреб бы даже пострадал сильно, попадись ему заяц из-под Тамбова или с Брянщины. Но не таков, не таков был немецкий заяц. Сделав несколько ленивых и неразумных прыжков четко по прямой, он остановился – и прыгнул вбок под углом девяносто градусов. Вот все у них, у немцев, так четко! Даже животные аккуратно себя ведут. Прыгнул – и исчез в лесу. И все. А птичка в лес не полетела: с таким размахом крыльев не очень-то полетаешь среди веток, пусть и редких. Помахала крыльями медленно (совсем не так, как снижалась), набрала высоту да и исчезла вскоре. Вот это был случай!

Однако я заявил оленью тему в названии. Был один олень…

В нашем негустом лесу какой-то романтически настроенный военный начальник распорядился устроить маленький загон для животных – для разных, кого удалось поймать и посадить туда (и чтобы они в том загоне друг друга не съели). И вот за сеткой-рабицей, натянутой между столбами, вкопанными в землю все теми же безымянными солдатами, вдруг появились козлы, козы, козлята и… олененок. Разные ходили слухи о том, как туда попал лесной житель. Говорили, что подстрелили его мать на охоте, а ребеныша пожалели, привезли с собой в наш мини-зоопарк. Мне нравилось, как пахли козы – тепло, по-домашнему. Олененок не подходил к нам, с руки ничего не брал, не то что его одомашненные соседи – те жрали только дай.

Олененок был удивительно прекрасен! Пятнышки на боках просто завораживали меня – это же надо, настоящее лесное животное! В окружении обычных козлов контраст был особенно заметен.

Мы часто ходили в тот наш волшебный лес, бродя от поляны к поляне. На некоторых стояли целые комплексы для отдыха с тяжеленной мебелью в стиле викингов: массивные троны из цельного ствола дерева, столы, как заградительные редуты, и огромные мангалы, хоть быка жарь. Так и представлялось, что викинги вот только что ушли отсюда и все оставили нам. А после игр в богатырей, королей и волшебников, которые разворачивались среди этих обеденных (точнее, пикниковых) зон (где, как ни крути, не жарили быков, а готовили в основном закуски – сами понимаете к чему), мы всегда возвращались к нашим козликам. И конечно же – к олененку.

Но однажды мы его в загоне не нашли. Исчез. Козлы все так же блеяли и просили хлеба, просовывая слюнявые губы через сетку. А олененка, нашего дивного красавца, спасенного людьми после убийства ими же его матери, нашего милого Бэмби, не стало. Нам, детям, сказали в утешение, что вырвался малыш, перепрыгнул через забор и убежал в лес. К родителям. Не знал тот человек всей истории, видимо, или берег нас, ребятишек. Потому что слышали мы и злые, вполголоса, разговоры о «перепившихся сволочах», которые «по пьяни» зарубили олененка да и зажарили на том самом вертеле викингов.

К сожалению, я больше верю во вторую историю. И почему-то стыдно за тех людей, хотя сам я тогда был ребенком и вроде бы ни при чем. За всех людей стыдно.

Русский разведчик

Странное вышло дело. И гордиться тут нечем, и обвинить кого-то не могу, но что-то свербит вот уже сколько лет. А произошло, собственно, вот что…

Недалеко от нашей русской зоны был лесок. Был он не очень большим (откуда в Германии большие леса?), со всех сторон его ровными границами обступили объекты цивилизации: засеянные поля, асфальтовые дороги, автобусные остановки, задняя стена магазина или склада, немецкое поселение с домиками за низенькими заборами. Все четко: раскроено, учтено, распахано, убрано. Хаос во всю эту европеистость вносило озеро, которое само по себе ни в чем виновато не было. Когда-то было оно обычным озером, чистым, спокойным, с рыбой и прочей живностью, но поселившиеся неподалеку славянские солдаты назвали его Русским и стали мыть в нем свои солдатские тела, с голыми задницами (чтобы портков не мочить), с матом и ором, а вскоре принялись на регулярной основе чистить на берегу различную технику: от танков после учений до ЗИЛов и газиков. Вскоре озеро приобрело привычный для советского (да и российского тоже) человека вид: мутная вода, развороченный берег, битое стекло, окурки и прочее. И превратился водоем в истинно Русское озеро, как сказали бы в сказке.

Но озеро все же не станет главным героем или местом действия моего рассказа. Основное действие развернулось, как ни странно, в тихом лесу поодаль.

Там мы играли во все военные игры, какие только можно было изобрести. Лес был по-настоящему необитаем (людьми), потому что русских там не могло быть – советские граждане без пропуска отлучаться из городка не имели права под угрозой высылки. А значит, шансов встретить тут родителей с