Скверная жизнь дракона. Книга седьмая - Александр Костенко

вообще готов был заплатить и пятьдесят очков. Думаю, стоимость умения напрямую зависит от его требований к навыкам.

Поставив стол на место и отвязав жгут с руки, положенный на случай, если скверна отменит заклинание и мне руку оторвёт — я позволил себе довольную улыбку. «Магическое копьё» — мой козырь, оно наносит двести урона «жизням». Просто так его использовать нельзя, иначе все будут знать об уровне моего «Чувства магии», тем более что простым разумным нужно распевать строчки заклинания. Но как одно из немногих дальнобойных умений — оно чуть скрашивает мою скверную жизнь.

Глава 3

Часть 1

Из груди вырвался вздох несколько усталый, но вполне довольный. Я стоял около входа в пещеру на небольшой ровной площадке. Внизу склон горы переходил в поросшее травой каменистое плато, оно обращалось предгорными холмами и небольшим участком равнины, и с километровым преддверьем земля становилась защитным лесом скверны, с фласкарцами, кракчатами и манулами. А за ними — скверна истинная, с гусеницами на ходулях и их яйцами в паутинчатых коконах, разноцветная трава, вибрирующие как ленточные пилы лианы, светящаяся мицеливая трава и прочие скверные твари.

Пять месяцев назад холода сковали скверну, укрыли снегом, морозили порождения. Глубокие сугробы мешали идти, а мороз пробирал: далеко от пещеры я отойти не мог. Но и этого мне было достаточно.

Три месяца назад снег начал истончаться, а порождения отогревались, принимаясь за привычный ход жизни — тогда я первый раз отправился с исследовательской миссией. Шёл недалеко, неделю пути на запад и чуть северней, обогнув порченую территорию с дворфийской нежитью. Я ходил из мест, замеченных ещё по прилёту на материк. Там нашлось сразу две важных твари. Одну из которых с удовольствием добыл. Но не только Акласкую полёвку и Елурскую виноградную лозу я видел там.

Нечто, выглядящее как крокодил, но без хвоста, с китовыми усами вместо зубов и непомерно вытянутым горбом как опахало — Сифский бобёр скверны. Ловко перебирая укороченными лапками, он носился около стеблей высоких кустов и отмахивался водянистым горбом от стаек надоедливых воробьёв, скрещённых с крысами. Там, где у грызуна лапки — скверна прицепила по воробьиному крылышку, облезлый хвост закрутила штопором, а рот заменила продолговатым клювом.

Бобра изучили магосы прошлого, но ничего полезного для кваралитских растворов в них нет, хоть и добывают хрящевые пластинки из горба, короткие китовые усы, кожу с горба и серебряную кваралитскую массу. Стайки крыс-воробьёв только видели издалека, но изучить не смогли. Из-за вытянутых клювов. Ими твари впивались в горбы Сифских бобров и высасывали содержимое, или подлетали к свёрнутым в трубочку красным листьям кустов, подобно колибри замирали в воздухе и медленно опускались внутрь, чтобы выпить скопившуюся внутри жидкость.

Толщиной с голень стволы кустов тянулись практически на метр от земли, а из него десятками росли огромные пятиметровые листья, красные и скрученные, они вибрировали, будто заманивая летающих тварей влететь внутрь. А если неосторожная тварь коснётся стенки листа — то он тут же полностью свернётся и будет минуту трястись, переминая жертву в труху, которая по утолщённому стеблю поступит в толстый ствол. Лумзатзикская пшеница скверны, с неё добывают жилистую внутренность толстого ствола, полые дудочки стеблей и крупный клубень размером больше ладони, спрятанный под землёй. Внутренность ствола крошат и варят, процеживают и получившийся полукисель используют в создании серебряного кваралитского раствора. А мне нужны ингредиенты для золотого раствора.

Тогда добыть клубень я не смог, в том скверном месте твари его не добывали, а Сифийский бобёр своим горбом лишь аккуратно бил по скрученным листьям, чтобы те упали. Бывало так, что лист просто раскрывался и всё содержимое вываливалось на бобра, плавя того кислотой, но чаще всего свёрнутый трубкой лист отваливался и бобёр процеживал содержимое через китовые усы, потом раскрывал пасть и сжирал сам лист.

В полудне пути было другое место, росла та же Лумзатзикская пшеница, но перемежалась с зубастыми ромашками на двухметровой негнущейся толстой ножке, без листвы и с толстыми длинными ворсинками на первом полуметре ножки. Это порождение вообще никто не видел на свободных материках, как и не видели клыкастую пасть в центре цветка и закрученные плоды едко-жёлтого цвета около цветка. На этом полулугу-полуполяне между скверными растениями было не меньше ста метров, а прочую землю заполняли искривлённые порчей тёмно-зелёные кусты. Но, кроме растений, нашлись ещё два порождения.

Первый — Глисарская каракатица скверны. Вроде бы лиса с рыжеватым мехом, но рта нет, на подбородке подобные паукам жвала, тело чуть удлинённое, вместо лапок по всему животу куча присосок и передвигается волнами как гусеница, а на спине покрытый редким рыжим мехом раздутый бочкообразный горб наподобие домика улитки, но покрытый твёрдыми пластинками и в него тварь не прячется. С неё добывают широкую мышцу внутри горба, пластинки с горба, из головы плотный мешочек подобный железе, и паучьи жвала.

Каракатица приползла к пшенице. Её горб оказался свёрнутым в рулет мясистым хоботом с утолщённым синеватым концом. Хобот распрямлялся и концом оборачивался вокруг верхнего участка толстого ствола пшеницы, и аккуратно давил на верхние полые стебли красных листьев. Примерно с полминуты тварь давила, пока все стебли вместе с листьями начали опускаться. Они как твёрдые прутья упёрлись в землю и со скрипом оторвали ствол от земли, чтобы, покачиваясь, перенести растения на новое место. Оставшийся в земле клубень жвалами подцепляла каракатица.

Бывало и так, что каракатица путала растения и скручивала хобот вокруг ромашки. Тогда стебель становился подвижным, клыкастый цветок изгибался и отгрызал синеватую часть хобота. Каракатицу дёргало и она моментально умирала, а цветок, изогнувшись к земле, с чавканьем сжирал труп. Практически всегда в такие моменты с ромашки падало несколько плодов едко-жёлтого цвета, которые очень скоро подъедали мельтешащие несуразные порождения, ни разу никем не виденные на свободных континентах.

Похожие чем-то на морскую свинку, но размером с небольшую собаку и с четырьмя парами кроличьих задних ног, которыми тварь забавно прыгала между искривлённых скверной обычных кустов, а иногда и вовсе перепрыгивала их. Вместо рта — длинный и толстый слоновий хобот. Подбегая к упавшему плоду, хобот твари раскрывался вертикально пополам, оборачивался вокруг закрученного спиралью плода и смыкался. Тварь поднимала хобот над головой и прыгала дальше, а мышцы в нём сокращались, мелкими зубами перетирая едко-жёлтую добычу в кашицу.

Остающийся в земле от пшеницы клубень по вкусу напоминает смесь кабачка и баклажана с неясным привкусом томата. В сыром виде есть можно, но если порезать и обжарить, то овощной и немного пряный