Первая чаша - Zarylene

– Я хотел попросить, перед тем как уйду…

– Уйдешь? – взгляд и голос Зариме отравила печаль. У Орея чуть сердце не выпрыгнуло от волнения, с ладоней едва ли не капало, но в то же время в груди вспыхнуло тянущее, но вместе с тем приятное чувство, объяснить которое было невозможно.

– Мне нужно ненадолго вернуться в обитель. Я хотел бы попросить тебя… – он перевел дух, вдруг стало так жарко, что на лбу выступила испарина. – Мне в комнату к вечеру нужна чистая вода для омовений.

– В комнату? – Зариме склонила голову вбок.

– Да. Я… – объяснять это не хотелось, но пришлось. Женщина довольно откровенно всё объяснила ему ночью. – Я должен быть один, когда… ну… э-э… раздеваюсь. Таков монастырский устав.

Зариме похлопала пышными черными ресницами и понятливо кивнула.

– А могу я пойти с тобой в обитель? – вдруг спросила она. – Хочу помолиться о ребенке в святом месте…

Орей, едва сдержавший эмоции, чуть не сказал «да», но вовремя спохватился. Вся его душа была согласна на это, но разум твердил, что подобного делать нельзя. Как минимум потому, что на порог обители ещё ни одна женщина не ступала, а в обществе этих деревенских жителей, что ни шаг в сторону, то позор. В итоге Зариме ждала ответа, а монах, поглощенный собственной внутренней борьбой, тяжело молчал и глядел в одну точку перед собой.

– Нет, – сказал он. – Это недопустимо. Я сам там помолюсь о твоих детях.

Зариме ничего не ответила на эти слова, резко развернулась и снова занялась кухонными делами. Орей думал извиниться, но не стал, взял из комнаты свой мешок, прихватил два пирога в дорогу и покинул дом.

Мысли о чужой жене больше его не оставляли. Всю дорогу, что он шел мимо пастбищ, перед его взором стояли большие печальные глаза Зариме.

5. Не разменяй на прах духа своего

«Никогда не забывай запирать курятник! Ибо ночь темна и полна хищников!»

Отец Мусаил, наставления о ведении хозяйства.

Орей миновал наблюдательный пост Шадиба и следовал по широкой тропе, постепенно уходящей вверх. По обе стороны стелились уже знакомые ему поля.

Мысли с каждый шагом становились все запутанней. Он пробовал читать литанию путешественника, но постоянно сбивался. Стоило чуть задуматься, отвлечься, и в воспоминаниях вместо слов заученных молитв появлялся печальный взгляд Зариме. Как наяву он слышал её мольбы. Смешанные чувства запретного и непознанного планомерно превращались в неприязнь к Арслану, а ведь он должен бы благодарить селянина, что тот не бросил Орея в беде и позволил жить под своей крышей. Логика упрямо твердила об этом, да только в душе монаха никакой благодарности и в помине не было. Одна глухая злоба, смутное желание избавиться от своего нового знакомого. И почему убили Хасана, а не этого, явно недостойного человека? Высшие решили его судьбу несправедливо…

Орей потряс головой – помыслы перешли черту дозволенного монаху, но подлое чувство, распаляющееся в груди, разворачивающее удушливые кольца, никуда не пропало. Оно чересчур быстро и прочно укоренилось в груди мирного послушника обители и назвало себя «ненависть». Тихая и молчаливая. Как покорная жена.

Чтобы избавиться от нее, придется поискать что-то посильнее молитв.

Вдруг справа от дороги раздался шорох трав. Монах остановился, слыша, что к нему кто-то быстро приближается.

– Хоссы? – спросил он у себя и попятился, готовясь увидеть хищника – дикого зверя, что разрывал людей на части, но из зарослей, распрямившись, вынырнула Зариме. Женщина тяжело дышала и, остановившись на дороге, наклонилась, держась за грудь. Её платок от бега сполз с головы, и она торопливо пыталась поправить его рукой. Пряди длинных вьющихся волос выбились из прически и упали на лицо.

– За… – Орей опешил, имя женщины застряло в горле, он не посмел произнести его вслух. – Что ты здесь делаешь?

– Я… Я… сбежала, – с обворожительной улыбкой выдохнула она.

– О Высшие, помогите мне! Избавьте от зла! – сбивчиво затараторил монах, заметавшись по тропе взад-вперед. – Ты должна вернуться! У тебя будут проблемы! У нас будут проблемы! Ты же говорила, что Арслан тебя убьет!

– Конечно, убьет, – со вздохом согласилась Зариме. Орея напугало её смирение сильнее назревающих проблем, а женщина, как ни в чем не бывало, продолжала: – Рано или поздно. Он не выдержит ещё четыре года со мной и однажды расправится. Но и я не собираюсь терпеть это столько лет, чтобы после остаться опозоренной этим… кривозубым козлом! – в её голосе внезапно прорезались твердая решимость и злость, и этого Орей никак не ожидал услышать. По первому впечатлению Зариме казалась забитой служанкой своего мужа, исполняющей его малейшие прихоти, но никак не бунтаркой.

– И что? Его за это накажут?

– Вряд ли. Наши законы написали мужчины. В итоге, его оправдают. Возможно, оштрафуют и придется отдать скотину старосте, чтобы тот посчитал преступление искупленным, – объяснила женщина.

Орей устало прикрыл глаза. Солнце напекало макушку, и мысли превратились в желе.

– Ты должна вернуться… – заученно повторил монах, но снова перехватив негодующий взгляд её глубоких черных глаз, сдался. – Ладно. Только не смотри на меня так. Идем вместе, если хочешь, – он поспешно договорил: – Но только потому, что у меня много вопросов, а я… толком не могу никому их задать, кроме тебя. Сам не знаю, почему так.

– Ты болен?

– Не знаю. Наверное.

Наполненный беспокойством тон Зариме был Орею приятен, но он изо всех сил пытался не обмануться. Она вряд ли искренне волнуется о нём. Очевидно, женщине нужна помощь и она хочет убедить монаха встать на её сторону, если ей будет угрожать опасность. Но ему было неведомо, как пресечь несправедливость, если вдруг придется с ней столкнуться, и своими действиями не нарушить местные законы. Ведь судя по тому, что он узнал, испортить всё в одну секунду может даже неосторожный взгляд.

Орей медленно пошел по тропе в направлении обители. Жена Арслана, наконец, поправила платок, убрала непослушные волосы и быстро последовала за монахом. Он