Первая чаша - Zarylene

Вены вибрировали под кожей рук, по ним что-то ползло, прямо к сердцу. Орей чувствовал, как по его сосудам быстро-быстро перебираются сотни маленьких острых лапок, как, разгоняя ток крови, шевелятся длинные усики. Ужас объял его разум, но сон не отпускал. Он знал, что не отпустит, всё должно свершиться, как всегда. Но от этого страх не уменьшался. С каждым движением, с каждой секундой, что жуткая тварь плыла по его телу, чтобы сожрать неистово бьющееся сердце, он понимал, что выхода из этой ловушки нет. Снова и снова сколопендра будет забираться под его кожу, прогрызать вену и постепенно подбираться к сердцу. Чтобы оно остановилось, и Орей проснулся.

Монах рывком сел на лежаке и ударил себя по левой руке, где во сне ощущал движение. Долго чесал её от локтя до запястья, но кожа оставалась ровной и чистой, только пульс отдавался в сосудах бешеными толчками.

Орей встал, подошел к окну и приоткрыл занавески – глубокая ночь. Наверное, события последних дней, страшные перемены сотрясли его разум, потому и кошмар приснился снова. Конечно, это повторялось и прежде, в обители, но нечасто. Здесь, он ожидал, что сколопендры будут возвращаться к нему каждую ночь, а сбежать от них не получится.

Он очень надеялся, что не заорал от ужаса и не разбудил хозяев, поэтому затаил дыхание, прислушался, но из-за стенки раздавались какие-то мерные повторяющиеся стуки.

Уши монаха уловили болезненные женские стоны, сопровождающие этот стук. Чем-то это напомнило ему вчерашнюю встречу с демоном. Тоже ритмичные, пугающие звуки, отмеряющие секунды. Стало неимоверно жутко находиться в доме, но и покинуть его стены было страшно. Что хорошего может произойти ночью, особенно после того, как монах узнал, что в деревне убивают людей?

После кошмара в разум вторглись и воспоминания о разодранном теле Хасана. Липкий холодный пот градом полился со спины монаха. Кровавая картина в разуме вызывала приступы тошноты.

Орей надел рубаху, поверх нее рясу, подпоясался и тихонько подкрался к выходу из комнаты. Осторожно отодвинул закрывающую проем ткань. Стоны стали громче и отчетливее, монах сглотнул, догадавшись, что происходит. «Арслан снова бьет жену», – огорчился он, но вмешаться бы ни за что не посмел. На цыпочках он покинул дом, прошел через кухню и прихожую и оказался во дворе.

Бескрайнее звездное небо над горами распахнуло для Орея темные успокаивающие объятия. Ночной холод приятно освежал измученный кошмаром разум, а чувство тошноты отступило. Возвращаться в дом пока не хотелось, и Орей пошел бродить между грядок, размышляя о странном убийстве. Конечно, он не был полностью уверен, что и в деревне орудовал демон, но встретившийся с одержимостью монах не мог и однозначно согласиться с тем, что это совершил человек. Каким же человеком надо быть, чтобы так жестоко убить? Наверное, только легендарный Бессердечный, что уничтожал целые поселения в Век Крови, мог бы сравниться с этим. Но Век Крови завершился столетие назад. Бессердечный был повержен. Никто доподлинно не знал, как это случилось, рассказывали много небылиц разной степени абсурдности. Да и не мог это быть он. Если бы он действительно вернулся или был жив, то стал бы он тратить время на каких-то двух селян?

Орей сделал круг по огороду, заглянул к спящим козам в хлеву и продолжил мерить шагами межи. Почему Хасан был голым? Орей смутился своим мыслям. Таинства отношений между мужчиной и женщиной были для него непостижимой загадкой. Удивительно, но он ни разу не воспринимал этот аспект себя всерьез. Не очень понимал, что такое плотская любовь. Он мог бы сказать, что любил Шамета, как друга. Любил всю обитель, и сердце его сейчас сильно тосковало по тем светлым дням.

Но любить как-то иначе Орей не умел. Поэтому сейчас он и почувствовал себя скверно до тошноты. Переживания слишком сильно бередили его прежде спокойную натуру. Тело рвалось куда-то к кому-то, без четкого направления, все естество отчаянно жаждало вернуть душевное равновесие. Что-то требовалось сделать, но что именно Орей не мог понять. Наверное, стоило оставить и этот дом, и коз, и действительно отправиться к Горам-Близнецам. А жители Шадиба пусть сами ищут убийцу. Но как он уйдет, если не способен ничего внятно сказать? Стоит попытаться пожить здесь немного, привыкнуть к людям. А спустя время, с благословения Высших, беспочвенный страх исчезнет и всё наладится.

Нагулявшись и успокоившись, Орей пошел к дому. Ещё немного постоял на крыльце, полюбовался на небо, заметил мелькнувшую падающую звезду.

Оказалось, ночью не только властвует тьма, но ещё и довольно красиво. Улыбаясь, он вошел в прихожую и тут же на него кто-то налетел с разбега. Пахнуло пряностями и потом.

– Ох! – легкий женский выдох прозвучал прямо перед его лицом.

– Зариме? – шепотом спросил он у темной прихожей.

– Монах? О Высшие… я… не должна говорить с тобой…

Орей как столб застыл в дверном проеме, тоже замолчал, боясь, что разговор может быть услышан хозяином дома. Не хотелось бы как-то оскорбить его или его жену.

– Не бойся, Арслан крепко уснул, – шепнула ему Зариме, словно прочитала мысли. – Ты можешь вернуться в свою спальню. И лучше спи… Спи до утра и не выходи.

– Мне приснился дурной сон, – на удивление легко произнес Орей и сам себе поразился. Чего это он так запросто болтает с чужой женой, а среди мужчин и двух слов связать не мог? Но ладони уже начали потеть, и монах возненавидел себя за это.

– Дай мне выйти, Орей, – попросила Зариме.

– А разве женщинам можно по ночам находиться вне дома? – он снова чуть не оглох от грохочущей в ушах крови. Что это за терпкий запах вокруг него? Почему он так странно реагирует? Это не страх, а что-то иное, незнакомое, волнующее.

Зариме помолчала, тяжело дыша.

– Я грязная, понимаешь? Мне нужно сходить в особую часть дома. Омыться, – стыдливым тоном объяснила женщина. – Вход туда находится с другой стороны. Умоляю, никому никогда не говори о том, что видел меня и говорил со мной. Это касается только женщин, и никто, особенно монахи, не должны этого знать…

– Я… я всё равно не понимаю… этого, – сознался Орей, отодвигаясь от порога и вжимаясь в стену. Зариме жарким пряным ветерком пронеслась мимо него, и он ощутил движение её длинных волос.

Дверь за ней закрылась, а монах всё стоял у стены, пытаясь собраться с мыслями. В голову лезло все