Стихи - Илья Сельвинский

Andante

Живу, дышу, а в душе обида...

Проносятся волны, ржаво гремя...

Ты затонула, как Атлантида,

Республика Ленина, юность моя.

Другая взошла и стоит на сваях,

Всех заверяя, будто всё та ж,

Да-да, всё та же родина гаек,

Лишь поднялась на верхний этаж.

Стоит на железных протезах страна,

Отчаянно не подавая вида,

Что затонула, как Атлантида,

Республика золотого сна.

1959

* * *

("Империи были с орлами...")

Империи были с орлами,

Теперь обходятся без.

Где ты, красный парламент,

Свободных дискуссий блеск?

Сменил их черный порох,

Съела седая ложь.

Царят пауки, о которых

У Маркса не прочтешь.

Для них молочные реки,

Для них кисель-берега.

Огрехи? Чихать на огрехи!

Была б на курке рука.

(А Русь,

         в поту перемыта,

Влачит немое житье.)

Коммуна не пирамида:

Рабам не построить ее.

1963

* * *

("В любой душонке улеглась...")

В любой душонке улеглась

Чащобинка тайги —

Там трын-трава, там волчий глаз,

Там трын-трава, там волчий глаз,

Там дикие стихи...

И если мир к тебе суров,

Ты соверши рывок!

Перемахни-ка через ров,

Перемахни-ка через ров

На это островок.

Пусть это будет лишь на миг!

Но ты почуешь вдруг,

Как средь чернильных горемык,

Как средь чернильных горемык

Прошел лешачий дух.

Как жаль того мне, кто скорбя

В быту, как в полону,

Не обеспечил для себя,

Не обеспечил для себя

Хоть воя на луну!

Я на яворе, на клене

Я на яворе, на клене

Сердце вырезал когда-то,

Был и я тогда зеленый, зеленый,

Стройный, шумный, кудреватый.

А потом пошли невзгоды,

Ветер гладил против шерсти.

Позабыл я в эти годы, в те годы

И себя, и клен, и сердце.

Но упрямым я родился

И, невзгоды побеждая,

Умудренным воротился, вернулся,

К берегам родного края.

Вот и явор мой крылатый,

Вот и сердца очертанье,

Только что тут за стрела-то, стрела-то,

Шутка чья или страданье?

Жаркий трепет душу пронял,

Грудь тоскою затопило,-

Понял я, да поздно понял — разиня!-

Что она меня любила.

* * *

("Сами, своей рукой...")

Сами, своей рукой,

Словно рисуя вазы,

Вы пишете мне: "Дорогой" —

И подписываетесь: "Ваша".

Стандартно вежливый стиль

Общепринятых выражений.

От этого три версты

До подлинных отношений.

Пора уж привыкнуть к ним,

Летящим по всем дорогам,

Таким "дорогим" и "моим",

Таким бесконечно далеким.

Знаю, что все не так...

Впрочем, это не важно:

Слышу в Ваших устах

Лишь "дорогой" и "Ваша".

Это написано мне!

Это написано Вами!

Факт установлен вполне

Вашими же словами.

Да! Это я! Не другой!

Буду! Хочу обольщаться!

"Ваша" и "дорогой"...

Много ли нужно для счастья?

1922

* * *

("Был у меня гвоздёвый быт...")

Был у меня гвоздёвый быт:

Бывал по шляпку я забит,

А то ещё и так бывало:

Меня клещами отрывало.

Но, сокрушаясь о гвозде,

Я не был винтиком нигде.

1965

Союз писателей

Был удав моим председателем,

Был зайчишка моим издателем,

Зато критиком был медведь!

Чтобы быть российским писателем,

Бо-ольшое здор-ровье надо иметь.

1956

В Ленинско-Сталинском мавзолее

Войдёшь —

       и огромные мысли рванутся,

И от волнения

        в горле шар:

В двух саркофагах

        сны революции —

Грёза её

        и её кошмар.

1956

* * *

("Нет, я не дон-жуан...")

Нет, я не дон-жуан,

Меня в жуирстве упрекать излишне.

Есть в нашей жизни маленький изъян:

Ей, матушке, не требуется личность.

Пускай в титаны вымахнет твой дух

И мысль каждая горит как бы в алмазе,

Дух времени сегодня, милый друг, —

Субординация и связи.

Мир леденеет. Упованье? Вера?

Слова, слова... Мы холодом сильны.

С измученной Земли сползает атмосфера,

Как некогда с Луны.

Но чем дышать? Казёнщиной поэм?

Стандартом ли картин да статуй?

И бродит человек с древнейшею цитатой:

"Кому печаль мою повем?"

Кому живое выдать на поруки,

Пока не вымерзли небесные тела?

К вискам я прижимаю ваши руки

С остатками вселенского тепла.

1952

В часы бессонницы

Спит девчурка. Деловито спит.

Спит до новых синяков и ссадин.

Спит жена и носиком сопит:

Милая, она устала за день.

Я ж устал не за день, а за век,

За тысячелетье! Боже, боже...

Вспоминаю вереницу вех

И боюсь, боюсь их подытожить.

Ах, Россия, горе ты моё!

Для того ли Пугачёв и Разин,

Чтоб тебя облапило хамьё

На идейно-философской базе?

Ленин поднимался для того ль,

Чтобы наглые "Чего-Извольте"

Миллионы человечьих воль

Превращали в человековольты?

И, как древле, снова и опять,

В хомутища загоняя выи,

С лозунгом "тащить да не пущать"

Воцарялися городовые?

Кто он, нынешний городовой?

Это человечина с дипломом!

Пас он в детстве яловку за домом,

Эхо окликая под горой,

А потом попал в номенклатуру,

Эту книгу голубых имён,

Растерял крестьянскую натуру,

Чинопочитаньем умилён —

Что ему теперь в твоей Коммуне?

Что ему его родимый дол,

Если, вылезши из тёмной клуни,

В анфиладу светлую вошёл?

Будет ли ему в Коммуне лучше?

Станет ли вольготней для родни?

Что он там такого заполучит,

Без чего бытует в эти дни?

Пусть рабочему мала зарплата,

Пусть крестьянин даже недоест,

Служащий в приглаженный заплатах

Пусть застенчиво плетётся в трест.

Пусть за неудачей неудача,

Пусть в него стреляет анекдот —

Перед хамом главная задача,

Чтобы шло всё так же, как идёт.

Чтоб навек одни и те же люди

Были руководству суждены,

Самосудом сбивши правосудье,

Начихав на мнение страны,

Чтобы тишина в полнейшей мере

Под волшебным заклинаньем: "пли!",

Чтобы ханжество и лицемерье

Нашу Конституцию блюли.

Слушай, хам в нейлоновых кальсонах,

Лже-партиец, нео-дворянин!

Эти мысли в полночах бессонных

Я переживаю не один.

Так задумайся и ты немного,

Хоть на миг, наморщив гладкий лоб:

Низовые массы даже в бога

Веруют, покуда верит поп.

К дьяволу ж плакаты да парады!

В душу ясновиденье направь...

Ах, Россия, край великой правды

В мириадах маленьких неправд.

1952

Моя жизнь в искусстве

Вынули кита из океана,

Подали ему стакан воды,

Говорят: "Купайся!" Что ж. Лады.

Только б новой не нажить беды:

Господи... не кокнуть бы стакана...

1952

Гулливер

Как Гулливер меж лилипутов,

Кляня свою величину,

Систему карличью запутав,

Лежу, рукой не шевельну.

Как им страшна моя весёлость.

Невинный, я кругом во зле!

Я — Гулливер! Мой каждый волос

Прибит ничтожеством к земле.

1952 (?)

* * *

("Нет! опаснее! вещи!..")

Нет! опаснее! вещи!

Чем так называемый ум:

Он всегда раздражается, вечно

Подымает в народе шум.

К чему ж бюрократской касте

Такому кадить выдвиженцу?

Россия при всякой власти

Истребляет свою интеллигенцию.

1949

Быт

Мы отвыкли мыслить, и для нас

Каждая своя мыслишка — ересь.

Мыслить мы отвыкли, не чинясь,

Чинопочитанию доверясь;

Ум живёт на медные гроши...

Где ж ты, ясновиденье? Прозренье?

Только и осталось от души,

Что неукротимое презренье.

1937

Прелюд

Когда-нибудь о нашем веке

Потомок скажет: "В этот век