Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский

и без того, и без другого. В глубине души Михаил сознавал, что если женщина ради него не бросит курить и мазаться, она им надолго не завладеет. Однако сколько времени продлится «недолго», он и сам еще толком не представлял.

Кстати, он с удивлением для себя обнаружил, что видимая неустроенность, несбалансированность, даже несчастливая судьба красивой женщины могут срабатывать в ее пользу не хуже, чем ее действительные достоинства, а то и сильней. Видимо, мужчину подвигала к даме даже не жалость к ней, а возникающая сама собой иллюзия, что уж ему-то удастся достичь того, что не смогли достичь предшественники, которые попались ей прежде его. То, что это именно иллюзия, он начал подозревать почти сразу и даже проводя много времени в обществе Наташи, к которой его тянуло, он сознавал, что напрасно ступает по слишком тонкому льду, и что постоянному вранью дома о причинах задержек после работы убедительности надолго не хватит, а потому попытку сохранить для себя и Лену, и Наташу непременно ожидает провал.

Но прежде чем это произошло, он побывал у Наташи дома, когда она находилась одна, а ее сын спал. Наконец-то у них появилась возможность сблизиться до предела, их давно уже просто разрывало от желания перейти от объятий и поцелуев к самому главному.

В тот день им обоим было не по себе от ожидания и волнения. Первые ласки, прежде чем они опустились на диван, показали Михаилу, что жгучего желания к Наташе они, против обыкновения, сегодня не порождают. Это было странно, поскольку с Леной он очень редко насыщался вполне, да и с Наташей Михаил обычно не упускал случая показать ей, как хочет ее.

Однако сегодня Наташа явно его не возбуждала. Она была расстроена, как и он, но, вопреки огорчению, проявила такт и ничем не попрекнула Михаила. Он же не понимал что произошло и в чем искать причину неожиданной осечки. Понимание пришло через много лет, когда он подверг системному философскому анализу весь свой любовный опыт – и положительный, и отрицательный. Ответ на вопрос оказался очень прост: когда на Небесах одобряли его выбор, все получалось хорошо и как надо, когда не одобряли, все двигалось со скрипом либо никак, даже если накануне решающей встречи с дамой имелись недвусмысленные свидетельства желания с его стороны. Все иные гипотезы отпали одна за другой. Только эта соответствовала действительному положению вещей. Но чтобы придти к данному выводу, ему предстояло совершить еще достаточно много проб и ошибок.

Молодости неоткуда было узнать это сразу. Чужой опыт либо недоступен, либо не усваивается. Свой накапливается постепенно и куда неспешней, чем следовало бы, исходя из практических потребностей.

Да, физблизость (так говорила сама Наташа, любившая щеголять модными словечками) у них не состоялась. Пробовать вновь им было негде. Но он все еще любил ее и по-прежнему возвращался домой ненормально поздно. В конце концов Лена все поняла, и Михаил не стал отпираться. Единственное, на чем он твердо стоял во время тяжкого для обоих объяснения, что он как любил Лену, так и продолжает любить, Наташа на это никак не повлияла. Лена поверила. Он же пообещал, что больше не будет видеться с Наташей в свободное время. И сделал это не из-за ультиматума «Я или она», а по той причине, что окончательно убедился – нельзя посвятить себя одновременно двоим, если они не согласны делить любящего их между собой, ибо тогда, в случае упорства в раздвоенности, возможен лишь один конец – самому уйти из жизни, как это сделал герой романа Грэма Грина «Суть дела» майор Скоби. Михаил на своей шкуре убедился, что Грэм Грин не выдумал ничего и с тех пор особенно зауважал этого писателя. Но в случае гибели человека, раздираемого двумя любовями, выход был ущербным для всех троих.

Отказ от одной любви наносил ущерб одному или двоим. В данном случае Михаил пожертвовал любовью к Наташе, потом и Наташа отказалась от своей любви к нему. Однако чувства нельзя было унять в одночастье. Наташа, которой он все рассказал, с одной стороны, не хотела поверить в свое поражение, но была и не против наказать его немедленным разрывом – с другой, однако, враз не смогла. Она не раз восклицала вслух: «Господи, какая я была дура, что влюбилась в тебя»! – и пыталась оттолкнуть Михаила, когда он по старой памяти ее обнимал: «Уйди от меня! Ты грязный!» – поскольку знала, что в постели с Леной у него все хорошо. Вскоре Михаил с Леной уехали в свой излюбленный альплагерь «Уллу-Тау» кататься на горных лыжах. Вернувшись оттуда, Михаил узнал, что Наташа не теряла времени даром и закрутила другой роман на работе с известным сердцеедом Львом, бывшим морским офицером. Михаил испытал болезненное ощущение, однако весьма кратковременное, подавив в себе и любовь, и неприязнь. Он совсем перестал заходить в Наташину комнату и странным образом перестал даже встречаться с ней в коридоре, хотя и не предпринимал для этого никаких специальных мер. На месте любви образовалась пустота, но она, в отличие от испытанных после юношеских утрат, почти и не саднила. И тут случилось нечто странное. По вечерам домой Михаилу почти каждодневно кто-то звонил, не говоря ни слова тому, кто брал трубку, и Михаил, взявший за правило первому к телефону не подходить, был уверен, что это пытается хоть как-то добраться до него Наташа. Пыталась ли она о чем-то поговорить, условиться ли о встрече или просто услышать его голос – этого Михаил так и не узнал. Знал, правда, что со Львом она больше не встречалась. Но и это больше не интересовало его. Он изживал из себя остатки чувств к Наташе, и это ему хорошо удавалось, поскольку теперь он полностью держал себя в руках. Постепенно Наташа уходила из памяти, а потом и вовсе исчезла оттуда, иногда появляясь раз в несколько лет как некий знак того, что когда-то она для него все-таки существовала и немало значила. Но в это верилось уже с трудом.

Кстати сказать, в свое время Наташа в его глазах не выдержала еще одного важного теста. Он дал ей прочесть свою первую повесть, над которой упорно и долго работал, стараясь как можно полнее вложить в нее себя самого, и в конце концов заслужил право признать, что сделал задуманное именно так, как хотел, и достиг желаемого. Реакция Наташи показала, что написанное оставило ее почти равнодушной. Ее интересовали совсем другие дела. Единственное, что Михаил смог зачесть в свою пользу, так это ее слова, что как человек он гораздо интереснее и богаче своего героя. Михаил не стал с ней спорить, только невесело усмехнулся. И сделал вывод, что ни о какой общности вкусов и взглядов у них и речи не может быть. И это сказалось на его охлаждении к Наташе гораздо сильнее, чем ее нежелание перестать красить губы и курить.

В итоге он никогда не жалел, что они с Наташей расстались.

Глава 5

Работа в ОКБ ознаменовалась не только романом с Наташей. В бригаде Николая Васильевича Ломакина, которого Михаил всю жизнь почитал своим учителем, работали еще две девушки. Мила Чумаченко поступила туда раньше Михаила, Вера Разумова – позже, так что к приходу Веры отношения Михаила с Милкой уже полностью определились и вылились в веселое необременительное приятельство без всякой примеси секса – по крайней мере, с его стороны. Милка числилась техником-конструктором, но никаким конструктором она на самом деле не была и работала на подхвате – что-то напечатать, что-то немного почертить. Сама же себя она считала только поэтессой и с удовольствием читала Михаилу свои стихи. Одну неполную строфу он даже запомнил на долгие годы:

Пусть будет все – и слезы, и разлуки

И там-там-там-там-там-там-и ты

И грубоватые мужские руки,

Нежней которых не знавала ты!

Насчет знания нежности грубоватых мужских рук вожделевших к ней ухажеров Милка не преувеличивала, но из ее рассказов однозначно вытекало, что всерьез до себя она не допустила никого, однако ко времени их знакомства как раз и собралась допустить, поскольку твердо решила оставить невинность на родине до предстоящего вскоре брака с гражданином Чехословакии – не везти же это добро за границу, будто на нее не было спроса среди соотечественников. Она даже заранее предупредила жениха, что у нее «был мальчик», хотя «мальчику» еще только предстояло появиться и сделать ее женщиной. Михаилу тогда даже в голову не приходило, что Милкины рассказы допустимо было считать не только дружеской откровенностью, но и приглашением на означенную роль. Он с искренним интересом слушал ее, по ходу дела подтрунивая над ее планами и над персонажами ее рассказов. Милка была невысока ростом, но при этом имела очень рельефное сложение. Демонстрируя различие между ней и собой, Михаил показывал, как стряхивает крошки с груди после еды он (при этом ладонь совершала движения в вертикальной плоскости) и как это делает Милка (тут ладонь двигалась горизонтально). Оба они при этом смеялись. Дома у поэтессы было неблагополучно.