Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский

не дали и дать не могли, было бесполезно. Поэтому хотелось лучшего и большего, на первых порах хотя бы при Лене.

И все же изначальный запас его любви был таков, что излишки ее семь лет никому не отдавались, а ведь было кому. Сознание еще не стало столь властным, чтобы одолеть неразумность, несправедливость любовного неравенства и несоответствия. Оно лишь подавало сигналы об отсутствии желанной гармонии, но этого было недостаточно до тех пор, пока не умерилась любовь. И вот тогда в ней появились трещины, может, пока только трещины. Но этого оказалось достаточно, чтобы обаяние неравнодушных к нему женщин не просто впечатляло его, но и пробивало любовную броневую защиту, воздвигнутую им в интересах Лены (впрочем, Михаил вполне допускал, что вовсе и не им).

И первой открывшейся возможностью воспользовалась Наташа.

Она появилась среди других молодых женщин, с которыми Михаил водил знакомство в своем ОКБ, и сразу выделилась среди них. Тогда были в моде итальянские фильмы и их героини, которых играли безусловные красавицы вроде Джины Лолобриджиды или Сильваны Пампанини. Так вот – лицом Наташа была вроде как их сестра – средиземноморская, но все же и московская, доступная для общения. Фигура, правда, оказалась менее эффектной, чем у суперзвезд, но впечатления от красоты лица не портила. Лицо же действительно было почти ударным. И все-таки Михаил, скорей всего, устоял бы против Наташиных чар, если бы и ей в его лице не почудилось нечто долгожданное. И она взялась за дело со своей стороны, а он, увидев это, пошел навстречу. А выглядело это так.

В комнату, где работала Наташа, Михаил частенько заглядывал и до нее. Потрепавшись там с девушками когда больше, когда меньше, уходил к себе. В его комнату эти девушки не заходили. А Наташа пришла. За несколько дней знакомства выяснилось, что им приятно и рассказывать, и слушать друг друга.

Видимо, этого оказалось достаточно, чтобы однажды ночью он неожиданно проснулся и, лежа рядом со спящей Леной, стал смотреть над собой во тьму. И вдруг перед его глазами возникла Наташа. Она сидела в кресле среди незнакомой ему обстановки и беззвучно плакала, время от времени вытирая платком глаза. Михаил был глубоко озадачен. Видение (не сон!) казалось очень странным. Во-первых, потому что подобных видений прежде никогда не бывало. Во-вторых, он не понимал причин, по которым она плакала, тем более, что он ни разу не видел ее такой.

На следующий день Наташа заглянула к нему и на сей раз застала совсем одного. Поэтому Михаил решил рассказать, что прошедшей ночью представилось ему. Наташа слушала его с напряженным, пожалуй даже болезненным вниманием и ни разу не перебила, пока он не кончил.

– Ты видел меня во сне? – спросила она тогда.

– Нет, не во сне, – возразил он.

– А как же? Ведь меня не было там. Значит, во сне.

– Нет, я не спал. Говорю тебе – не спал.

– Ну, а как же тогда? Не понимаю.

– А я не понимаю, что тут не понять. Просто видел тебя. Вот и все.

– И я плакала?

– Да, плакала.

– Почему?

– Не имею представления. Ты ничего не говорила.

– А ты меня утешал?

– Утешал. Тебе трудно поверить?

– Ты мне что-нибудь говорил?

– Нет, молчал.

– Что же ты тогда делал?

– Гладил твою голову, чтобы успокоить. Постепенно ты начала успокаиваться. Так мне показалось.

– Больше ты ничего не видел?

– Ничего.

Наташа помолчала, потом, с сомнением покачав головой, словно выдавила из себя:

– Все же это был сон.

– Да нет же, я прекрасно знаю, что не спал. Совершенно в этом уверен.

– Мне кажется, ты просто морочишь мне голову.

Михаил поднял глаза и встретился с ней взглядом.

Возмущение, которое поднялось было в нем, отчего-то растаяло.

– Мне незачем морочить тебе голову, – серьезно ответил он. – Может быть, вообще не стоило об этом говорить. Но это другое дело.

– А тебе было очень жалко меня? – спросила она дрогнувшим голосом, от которого у него захватило дух.

– Да, ОЧЕНЬ, – сказал он, не узнавая себя.

Ее рука метнулась к волосам Михаила. Она очень быстро, умелым женским движением растрепала, взъерошила и пригладила их. Несколько секунд они смотрели друг на друга прямо в глаза. Потом она легко провела ладонью по его лицу, повернулась и быстро-быстро ушла.

– Почти убежала, – подумал он и тут же сказал себе. – Началось.

Он понял, что рад этому. И отчего-то сразу ощутил усталость.

Минут пятнадцать-двадцать, возможно, и полчаса спустя, Михаил по-прежнему находился в комнате один, но напряжение не проходило, и он мгновенно повернулся к двери, едва услышав, что ее открывают. Предчувствие не обмануло. Это была Наташа. Почти с самого порога она крикнула:

– Вот тебе за то, что ты пожалел меня во сне! – и одновременно кинула ему конфету.

Пока конфета описывала пологую кривую, а он ждал ее с поднятой ладонью, он успел подумать, что Наташа разволновалась еще больше, чем он, что она заранее приготовила слова, не только конфету, и он, в нужный момент сжав ладонь, а затем почувствовав, что поймал брошенное ею, крикнул:

– Но это был не сон!

Наташа в этот момент уже закрывала дверь. Не разобрав, что он сказал, она повернулась в дверном проеме. К нему лицом.

– Что?

– Это был не сон.

– Хорошо, пусть не сон!

– Не уходи!

– Я приду. Ты будешь один?

– Да. Если только кто-нибудь случайно не заглянет. Но ты все равно приди.

Наташа закрыла дверь, и Михаил разжал ладонь. Конфета была большая и дорогая. Вполне соответствующая подарившей ее женщине. Вполне.

Она пришла со словами:

– Зачем я к тебе пришла?

– Ты знаешь, зачем.

– Но нас же могут застать вдвоем. Будет неудобно.

– Могут. Но разве это повод не видеться? – возразил он.

После этого случая они уже не прятали своих устремлений. Наташа была второй раз замужем и всего два года назад родила ребенка. Первый брак был у нее по любви, но совсем неудачным; второй же, как понял Михаил, ее просто устраивал. Ее первый муж, офицер и слушатель Военно-Воздушной академии, спился то ли сам по себе, то ли из-за Наташиного романа с его другом и сокурсником, который, если тоже не спился совсем, как ее муж, то, по крайней мере, запил, когда Наташа на время вернулась к мужу. Так что клеймо роковой женщины на ней уже стояло определенно. Но Михаил не собирался расплачиваться алкоголизмом за связь с такой женщиной, как и второй ее муж – уравновешенный, выдержанный человек, который оказался в состоянии любить Наташу, отнюдь не безумствуя. Ей же, видимо, требовалась страсть, не только прочный фундамент. Но если со стороны Наташи следовало чего-то опасаться, то скорее того мастерства, которое проявилось в награждении его конфетой за видение и жалость. Тем не менее, Михаил решил не тормозить, еще не представляя, как сможет совмещать Наташу и Лену. Одну вместо другой он не хотел совершенно, а иметь их обоих вместе оказалось непосильной задачей, но это выяснилось только потом, хотя сравнивал он их с самого начала. Никакая близость по внешности к итальянским кинозвездам не могла быть решающим фактором в пользу Наташи. По уму, по человеческой содержательности, да и по фигуре и грации ей было далеко до Лены. Бойкость языка, уверенность в том, что уж она-то как никто может быть интересной собеседницей, раз ей известно из польского журнала, кто такая Ава Гарднер или Лана Тернер, а другим – нет, не могли замаскировать заурядность Наташиного ума, да и интересов тоже. Нет, ум у нее, конечно, был, но она совсем не стремилась развить его больше, чем требовалось для искусства обходить соперниц и увлекать мужчин. На Лениной стороне было еще одно бесспорное преимущество – она любила природу и походы почти так же, как Михаил. Наташе же такая увлеченность была не то что неизвестна, но даже чужда. Ей нравились курорты, пляжи, рестораны и даже шумные компании как поприща, где она могла бы блистать. Лене не требовалось демонстрировать, что она умна. Наташе же без апломба и безапелляционности суждений в обществе нечего было бы делать. Красота, конечно, придавала убедительности ее высказываниям, но не до такой степени, чтобы, не возражая ей вслух, изменить свое собственное мнение. Но несмотря на это, Наташа все-таки была хороша, а наедине с любимым становилась искренней, отвечающей лаской на ласку. Что еще срабатывало в пользу Наташи? Новизна? Да, конечно. Новизна обращения к нему за помощью со стороны красивой женщины, вроде бы созданной для счастья, но в основном несчастливой по жизни. Она взывала о помощи именно в этом деле. Так как было не помочь?

Кризис в отношениях Михаила и Лены все равно должен был когда-то произойти – неравенство чувств, различная зависимость друг от друга просто предопределяли появление нового романа. Вот он и появился, хотя Наташа не была его идеалом – это он знал с самого начала. Но в том, что она вторглась глубоко в те области, где должна была царить, но не царила Лена, сомневаться тоже не приходилось, и Михаил позволил Наташе вторгнуться туда, несмотря на то, что терпеть не мог косметики и курения, а Наташа и не мыслила себя без накрашенных губ и подведенных глаз, да и без сигаретного дыма и поз, позволяющих с «выгодой» преподносить себя. Лена свободно обходилась