Дети Гамельна - Игорь Николаев

Нахцерер атаковал, целясь когтями в лицо. Девенатор ударил его сапогом в колено или то место, где у твари должно было быть колено. Упырь потерял равновесие и качнулся, Гарольд пнул чудовище в грудь и полоснул боковым ударом. Нахцерер откинулся назад, изогнувшись так, будто вместо позвоночника у него гибкий шнур. Клинок скользнул впритирку, срезав лоскут с подбородка вампира. Сразу за этим нахцерер распрямился обратно, словно оттолкнулся спиной от пустого воздуха, и длинные изогнутые когти вонзились в живот девенатора.

Гарольд ударил снова, рукоятью ножа, сверху вниз, так, что у твари клацнули зубы и затрещал череп, отбросил паукообразное чудище подальше, но на этом его силы исчерпались.

Девенатор сделал шаг, другой, оперся на ближайшее надгробье. Гарольда шатало, клинок в слабеющей руке описывал неровные круги. Темная, маслянисто поблескивающая в лунном свете жидкость падала на кладбищенскую землю частыми большими каплями.

Враг склонил голову и вновь мерзко захихикал, всхрапывая и двигая нижней челюстью, как будто уже перетирал зубами кости жертвы. Теперь чудовище не спешило, ожидая, когда кровопотеря сделает свое дело. Нахцерер оценивающе глянул на охотника. Девенатор опустился на одно колено, тщетно стараясь удержать нож на весу, его лицо страшно побледнело.

Кровосос отодвинулся подальше, вероятно не рискуя связываться со все еще опасным противником. И обернул пустые, черные линзы глаз на Швальбе. Лансдкнехт поднял штуцер, как на учении, приложил приклад к плечу. Гунтер не надеялся на удачу, но намеревался продать жизнь подороже. Подумалось — а может бросить все и бежать? Но ландскнехт вспомнил нечеловеческую быстроту кровососа и лишь крепче сжал оружие.

Нахцерер двигался неспешно, прячась в тенях, укрываясь за могилами. Он то замирал на мгновение в неподвижности, провоцируя на выстрел, то делал быстрые рывки из стороны в сторону, зигзагами приближаясь к стрелку. Неспешно, неотвратимо, как сама смерть.

— Порешу, падла! — заорал в голос Швальбе, не столько пугая, сколько выгоняя из сердца липкий, ядовитый ужас. Не такой смерти он желал себе, не такой… Ландскнехт должен погибать в бою, когда кровь кипит в боевом азарте. На худой конец, может сдохнуть в полковом лазарете или упиться вусмерть. А если совсем повезет — отойти в иной мир на старости лет, кабатчиком или просто почтенным зажиточным человеком.

Но не так…

Нахцерер пригнулся и снова показал зубы, готовясь к последнему прыжку. Швальбе выбрал свободный ход рычага штуцера, в голове билась только одна мысль “выстрел, а затем кинжал”. Высоко в непроглядном небе светила луна, безмолвная и безразличная к делам, творящимся далеко внизу.

Гарольд встал за спиной нахцерера. Словно призрак мщения, безоружный, бледный, как мертвец, с огнем поистине дьявольской решимости в глазах. Тварь почувствовала движение позади и развернулась, будто перетекла в собственной шкуре. Сил у Гарольда оставалось ровно на одно движение, и пальцы старого девенатора железной хваткой впились в короткую шею упыря. Вампир бился, как рыба, тело и конечности извивались змеями, чудовищные когти рвали одежду и плоть охотника. Но старик мертвой хваткой стиснул горло врага, голова нахцерера на один миг, на один вздох оказалась неподвижна.

И Швальбе выстрелил в третий раз.

— Весь мед у местных собрали, — меланхолично молвил Швальбе, глядя на большой гроб, наглухо заколоченный и зашитый в плотную рогожу.

— Нужно было, — отозвался Йожин.

На этот раз монах и ландскнехт сидели у колодца, на скамье из двух столбиков и прибитой к ним доски. Позади изредка ржала лошадь, слышался говор и звон металла. Сопровождение постепенно собиралось в дорогу. Хотя опасность миновала, никто не хотел ночевать в деревне еще раз, все предпочитали оказаться как можно дальше и как можно быстрее. Разумное желание, особенно после созерцания убитого нахцерера. Даже обезглавленный доброй свинцовой пулей и при солнечном свете кровосос выглядел ужасающе. Когда падаль сожгли на огромном костре, всем полегчало.

Но задерживаться в Челяковицах все равно никто и не собирался.

— А как же мир и благоденствие для всех людей, — подколол Швальбе Йожина. — Нехорошо, дескать, обижать малых мира сего… А сам медок только так пособирал.

— Да и хрен с ним, с благоденствием, — сумрачно ответил монах. — Мастера Гарольда надо похоронить, как положено. И где положено. А дни нынче жаркие, тело только в меду довезем.

— Вот, слышу глас рассудка, — сказал Швальбе. Впрочем, в словах его не было обычной насмешки и глумления. Так, скорее дань привычке.

— Он что-нибудь сказал? Перед… смертью?

— Нет. Только улыбнулся. Ну, может от боли скривился… но мне показалось, что улыбнулся. И отошел.

— Мастер Гарольд… — тихо и печально сказал Йожин. — Старейший и лучший… Учитель из него оказался так себе, но как боец и знаток он равных себе не знал. И теперь еще одного девенатора не стало. Люди множатся, а Божьих Охотников все меньше. И заменить их некем.

Оба помолчали.

— Жалование в двадцать гульденов, — сказал Швальбе. — И премиальные. И я набираю в команду, кого сочту нужным. Еще доступ к архивам, арсеналу. И по мелочи разного, отпущение грехов там и прочее.

— Двадцать гульденов? Морда треснет, — немедленно отозвался монах. — А то я не знаю, сколько ваш брат стоит.

— Ну так и драться будем не с абы кем. Не жадничай.

— Вот послал мне Господь испытание или черт напасть, — в сердцах стукнул кулаком о скамью Йожин. — У всех дети, как дети, а мой сын — распутник, гуляка и наемный солдат. И никакого почтения к старшинству.

— Не извольте сомневаться, папенька, — медоточивым голосом вымолвил Гунтер. — Со всем нашим почтением к вашим сединам. И к двадцати гульденам. С премиальными.

— Много, — отрезал Йожин.

— Отец, — очень серьезно ответил Швальбе. — Давай начистоту. Ты ведь меня не просто так позвал, для сопровождения. А показать, что и как. Я посмотрел. И говорю — эта работа нам по силам. Мне и тем, кого я наберу. Наши услуги стоят дорого, но для вас все равно на круг дешевле выйдет. Твои девенаторы и мы, это как жандармы [7] и рейтары. Отряд рейтар в содержании дороже, но только если высокородного латника укокошат, то другого взять неоткуда. Да и боязно им рисковать — тыща поколений за плечами и сам он какой-нибудь цельный граф. А рейтаров можно хоть всех положить, были бы деньги да немного репутации, завтра новые сбегутся, ни родни за спиной, ни гроша за душой. Так что не жмоться.

Йожин долго смотрел на гроб, в котором покоился мастер Гарольд, старейший из девенаторов.