Ключи от Москвы. Как чай помог получить дворянство, из-за чего поссорились Капулетти и Монтекки старой Москвы, где искать особняк, скрывающий подводное царство - Яна Сорока
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Давайте представим, что нас тоже пригласили на чай, пройдем в гостиную и окунемся в атмосферу домашнего салона Серебряного века. В квартире Аполлинария Васнецова открыт музей, поэтому мы можем запустить машину времени. Мы рассматриваем бронзовые подсвечники на пианино и будто слышим, как старательно вытягивает ноты Всеволод. Изучая ампирную мебель, мы будто видим, как в кресле сидит Виктор Васнецов, старший брат Аполлинария, и наставляет его: «Не размазывайся, работай обдуманно и не мечись». Он, несомненно, повлиял на то, что младший брат стал художником.
Из гостиной заглядываем в кабинет Аполлинария Васнецова, где встречаем резную мебель в русском стиле, изготовленную по эскизам художника. Напротив окна стоит дубовый рабочий стол – за ним Васнецов готовил научные доклады для комиссии по изучению старой Москвы и исследовал старинные книги, карты, планы, чтобы воссоздать в картинах облик древнего города. Художник сидел в кресле с перекидной спинкой – сначала делал чертеж, рисуя разными цветами постройки различных эпох, не только те, что сохранились, но и снесенные. Затем он составлял план местности, изображал реки, холмы и только потом набрасывал композицию будущей картины.
«То заглянет он в толстую старинную книгу в пергаментном переплете, то посмотрит в лупу на древний план, то развернет какой-то свиток. И на бумаге постепенно появляются причудливой архитектуры терема, высокие кремлевские башни, деревянные крепостные стены, окруженные рвами», – делился Всеволод в воспоминаниях. Мальчик сидел на турецком диванчике в углу, поджав ноги, – наблюдал за работой отца и слушал его рассказы о междоусобицах удельных князей, татарском иге, правлении Ивана Калиты. Фантазия уносила Всеволода в далекое прошлое – казалось, он вместе с воинами смотрел с высокой башни на зловещие столбы дыма, тревога щемила сердце. «Но очнешься от грез, и так хорошо, что ты на папином диване, все так уютно и спокойно и не нужно идти в битву отражать нападение татар», – писал Всеволод. Аполлинарий Васнецов начал изучать историю в 1891 году, когда готовил иллюстрации к «Песне о купце Калашникове» Михаила Лермонтова. Это увлечение превратилось в одно из главных дел жизни.
«Для всех интересующихся искусством на мне написано: „Старая Москва“», – говорил художник. Он признавался: чем глубже погружаешься в прошлое Москвы, тем чаще открываешь несметные сокровища города. «Приходилось не только рыться в древних хранилищах, но буквально рыться в земле, отыскивая остатки древних зданий», – рассказывал Аполлинарий Васнецов. Он забирался в туннели, шлепая по воде, – замерял, записывал, зарисовывал, не замечая, как летит время.
Домашние беспокоились, не провалился ли Аполлинарий, не придавило ли его. Наконец раздавался звонок. Татьяна бежала открывать дверь – на пороге стоял муж, сияющий, с довольной улыбкой и весь в глине. Раскрыл очередную тайну древней Москвы! До революции художник преподавал в Московском училище живописи, ваяния и зодчества и семнадцать лет руководил пейзажным классом. Он вставал рано, уходил в мастерскую при училище, писал картины, затем спускался в класс, занимался с учениками, возвращался домой к обеду или задерживался до вечернего чая с друзьями.
В 1918 году Васнецова уволили как представителя старой школы – реализм в живописи посчитали пережитком прошлого. Художника лишили мастерской, и Аполлинарий Васнецов обустроил ее в квартире – выбрал самую светлую комнату с большим окном, столовую, где и работал последние пятнадцать лет. На раздвижном столе в углу лежит этюдник с палитрой и стоят кисти в керамических вазах. Мы будто видим, как Васнецов в растоптанных валенках, в пальто, с пледом на плечах рисует за мольбертом, потом греет замерзшие пальцы над огнем и снова берет карандаш.
Первые годы после революции оказались трудными: дом не отапливали, Васнецовы ютились в одной комнате рядом с кухней, где стояла печка-буржуйка – топили бумагой, книгами, подрамниками, мебелью. Семья осталась без электричества, водопровод работал только в подвале, оттуда приходилось носить ведра с водой. «Вся жизнь сосредоточилась тогда вокруг коптилки и железной печурки. Отец целый день экономнейшим образом подбрасывал топливо, а мама готовила запеканку из мороженой картошки», – признавался Всеволод.
Сын художника вспоминал те времена: сугробы доставали до окон первого этажа, вечером Москва погружалась в темноту, на улицах стояла тишина. Окна плотно закрывали занавесками, чтобы сохранить тепло, из форточек торчали трубы, фасады домов устилал дым. «Пришел я к тому, с чего начал», – сокрушался Аполлинарий Васнецов, оттого что заработать удавалось не всегда. Известный художник, академик, чьи картины выставлялись в музеях, а ученики стали знаменитостями, теперь зависел от случайных заказов, как в ранней молодости.
«Да я ничего не имел бы против, если бы и годы вернулись прежние. Но, видно, от седьмого десятка вспять не пойдешь», – говорил Аполлинарий Васнецов. Всеволод рассказывал, что отца волновали и увлекали прогрессивные идеи, благодаря отзывчивому характеру художник выстоял перед жестоким ударом несправедливости, постепенно включившись в общественную жизнь. Аполлинарий возглавил возродившуюся комиссию по изучению старой Москвы, занялся научными докладами, заказами, выставками.
Правда, в 1924 году Васнецовых уплотнили – семье оставили три комнаты: гостиную, кабинет и мастерскую, а в двух других, бывшей детской и спальне, поселили новых жильцов. Сосед требовал от художника убрать картины из прихожей: «Выброси их на помойку или отдай истопнику, хоть в топку котла пригодятся». Мужчина проткнул холст, грозился порезать и остальные – позже выяснилось, что он болен шизофренией. Картины забрали в домашнюю мастерскую, где и так не хватало места. В таких условиях приходилось работать Васнецову!
Художник прожил в этой квартире почти тридцать лет до самой смерти в 1933 году – он умер в кабинете на турецком диване. В последние дни Аполлинарий Васнецов редко приходил в сознание и каждый раз спрашивал: стоит ли храм Христа Спасителя, вернулся ли сын из плавания – Всеволод участвовал в первых советских полярных экспедициях. Ученый-океанограф, он посвятил молодость Арктике и не успел проститься с отцом – корабль попал в шторм. Услышав вопрос про храм Христа Спасителя, Татьяна утвердительно кивала, хотя здание уже взорвали. Васнецов об этом не узнал.
Отобранные комнаты вернули в 50-х годах – позже там поселился Всеволод
