Частная жизнь кардинала Ришелье - Алиция Липовска

Посланник! - пронеслось среди осаждавших.

Тогда незнакомец откинул свой капюшон и перед взорами всадников предстало измученное женское лицо.

Отведите меня в ставку султана! - громко сказала женщина. - У меня для него грамота и подарок.

Один из всадников спешился и подвел лошадь к чужеземке.

Садись, сестра, мы привезем тебя к Орту целой! И пусть султан сам решит, что делать с посланником, который оказался женщиной.

Ядвига на удивление всем окружившим ее берберам легко вскочила в седло. Арабы двинулись по-прежнему держа ее в кольце и изредка бросая недобрые взгляды.

1.9.Племянница

Да, верю я, она прекрасна,

Но и с небесной красотой

Она пыталась бы напрасно

Затмить венец мой золотой.

Благочестивая вдова мадам Комбале весь день была не в духе. Обычно кроткие сияющие глаза сегодня метали молнии. И слуги привыкшие к тихому нежному голосу вздрагивали от резких приказов.

Каждый раз она собиралась пойти к кардиналу и высказать все. И каждый раз не находила достаточного мужества отвлечь дядюшку от государственных дел. Впрочем она бы отвлекла с удовольствием, но вот внутри ее жило опасение, что ее речь вызовет гнев, а гнев вызовет болезнь.

Надо отдать Мари-Мадлен должное в том, что она честно пыталась оправдать поступок дядюшки по удержанию герцогини Лианкур на собственной кровати. Но в том момент, когда она уже почти себя уговорила в памяти всплывали какие-то новые детали общения кардинала и полячки. Гнев снова поднимал голову в ее кроткой душе.

Сейчас она сильно себя жалела, вспоминая весь свой жизненный путь. Особенно ей было памятно 1 января 1625, когда она нашла на своем туалетном столике, среди чудесных подарков и редкостей, которыми кардинал любил ее осыпать, указ короля о ее назначении фрейлиной королевы Марии Медичи.

Эту должность, которую попросил для нее отец и которую Людовик XIII даровал ей в знак милости, нельзя было не принять, но для Мари-Мадлен она была лишь новой тягостью. Обязанность повсюду следовать за королевой, вопреки всем своим вкусам и привычкам, была очень тяжкой. Сперва она не хотела ничего слушать и желала вернуться в Кармель. Кардинал думал, что со временем это отчаяние утихнет, он снова пустил в ход мольбы и слезы и, наконец, получил от племянницы обещание остаться на какое-то время при дворе. Это время затянулось. Уже 12 лет прошло с тех пор. Двенадцать лет светской жизни и постоянной заботы о человеке, который постепенно вытеснил из ее сердца всех, даже господа Бога.

Привычка Мари-Мадлен без промедления повиноваться приказам королев и кардинала, заниматься лишь другими, делала ее обязанности легкими, и никто, выполняя их, не выказывал более усердного рвения, более кроткого спокойствия и более здравого рассудка.

Перетерпев муки дня за различными светскими обязанностями поздним вечера мадам Комбале все-таки решилась побеседовать с дядюшкой.

О, моя драгоценная племяница! - С улыбкой приветствовал Мари-Мадлен Ришелье.

По его внешнему виду можно было с полной уверенностью сказать, что чувствовал себя он прекрасно. Он не сидел в кресле, а мерял шагами комнату, что-то диктовал поддерживая свое красноречие выразительными жестами. Глаза его возбужденно блестели.

Вижу, дорогой дядюшка, что ваше состояния сегодня просто замечательно! - нежно пропела племянница, - А вот я чувствую себя не столь хорошо.

Дорогая, Ла-Комбалетта! Могу посоветовать вам Ситуа или Шико, а также несколько прогулок по парку. Вчера вы были грустны, а сегодня как я вижу еще и рассержаны. Вам, дорогая моя, не идет хмурить брови! Между ними появляется складочка, которая вас слегка взрослит!

Вы правы, Ваша Светлость! - обращение к Ришелье Мари-Мадлен несколько выделила интонационно, - Вы знаете, как я отношусь к правилам этикета, а тут я наблюдала вопиющие нарушение с вашей стороны. А вы, любезный мой дядюшка, должны быть чрезвычайно осторожны. Неужто мало вам тех сплетен, что распускают завсегдатаи "Голубой гостинной" или жалкие памфетисты?

О чем вы, сударыня? - кардинал остановился и небрежным взмахом показал секретарю что диктовка закончена и тот обязан удалиться.

Я о том, - благоразумно понизив голос мадам Комбале продолжала, - как Ваша Светлость изволила за край платья удерживать герцогиню Лианкур на своей кровати, когда в спальне было достаточно много прислуги.

Лицо кардинала до этого вопроса было довольным. После оно приняло жестко надменное выражение.

Бог с ними, сплетниками и памфетистами, это их хлеб. Но вам то, моя дорогая, какое дело то того, что я позволил себе таким образом повелеть продолжить герцогине Лианкур свою заботу о моей в тот момент нуждающейся в заботе персоне? Или вы не сами ее позвали? В чём тут попрание правил этикета?

Но… - начала было племянница.

Никаких "но"! Герцогиня Лианкур - существо застенчивое и вполне могла из-за ложных представлений о приличиях, коими и вы, мадам, страдаете, покинуть меня в моей немочи. А так она осталась и продолжила оказывать помощь.

Все, что она делала, вполне могла бы сделать я сама! - возмутилась Мари-Мадлен - Разве не я всегда клала на ваш лоб компрессы? И разве я не смогла бы обтереть ваше лицо платком? Почему же предпочтение вы отдали этой особе?

На глазах у племянницы появились слезы.

Какие страсти, дитя моё! - с ледяной улыбкой Ришелье посмотрел на плачущую, - вам ли, сударыня, так по-женски упрекать меня! Вы для меня отрада, светочь моего мрачного существования. И вдруг… Совсем недавно вы пеняли мне, что я не дал вам возможность запереть себя в монастыре. Потом благодарили, что после удаления королевы-матери мир двора стал более благосклонен к вам. Теперь упрекаете вниманием к герцогине Лианкур. И это в высшей степени глупо! Я был о вас более высокого мнения.

Что ж, Ваша Светлость, если я и совершила ошибку, так только в том, что позвала герцогиню к вашей постели. Она дерзкая и резкая особа, которая может скомпроментировать кого угодно! Разве женщине нужно так яро демонстрировать свои познания. А как она вела себя с посольством! Так как будто она была с ними одна!

Она просто увлеклась беседой! - ответил кардинал с интересом наблюдая за гневом Мари-Мадлен.

Ну что вы, дорогой дядя! - племянница всплеснула руками. - Она просто была увлечена своей персоной! Весь ее вид показывал: ах какая я умная, ах, какая красивая! Хитрая ведьма. Кто знает, как они учатся врачеванию в своей варварской стране.

Ну это у же излишне, дорогая! - попытался прервать поток упреков Ришелье. - Я понимаю, что каждый, даже самый кроткий человек способен на приступ ярости, но ваша ярость уж слишком узконаправлена. Если вы считаете, что бывшая княгиня Потоцкая, а ныне герцогиня Лианкур чернокнижница, то это просто смешно. Не вы ли, милостливая госпожа, считали образованность женщины необходимым качеством. Сами вы настолько же образованы, насколько прекрасны! И… такие нападки на герцогиню? Да даже то, что ее лекарства мне помогли, должно заставить вас смотреть сквозь пальцы на признаки ведьмы, которые вы в ней увидели!

Нервное напряжение прошедших суток сыграло с мадам Комбале злую шутку. У нее началась неконтролируемая истерика. Бедная женщина не могла уже сдерживать поток слез и дрожание рук.

Возможно стоит позвать аптекаря, чтобы дали вам что-нибудь для успокоение? - холодным тоном осведомился Ришелье. - Или позвать врача, чтобы отворили и выпустили дурную кровь?

О, нет, благодарю! - Мари-Мадлен попыталась взять себя в руки.

Кардинал же почувствовал, что из-за раздражения его состояние здоровья ухудшается. В висках начала пульсация.

Мадам де Комбале для успокоения налила дрожащими руками себе воды в высокий кубок, из которого обычно пил воду сам Ришелье. Она успела сделать только один глоток, как чуть не выронила сосуд из-за услышанного.

Вам, сударыня, стоит пересмотреть свое отношение к герцогине Лианкур, если вы не хотите углубления моей болезни! Какой бы ведьмой девчонка с севера не была, но ее лекарство помогает! Или вы ждете моей смерти, чтобы стать наследницей и наконец выйти замуж за достойного человека? Скольких женихов вы отвергли ссылаясь на свои выдуманные хвори. Может проще вам самой обратиться к маленькой ведьме-герцогини и вылечиться наконец от ипохондрии?

О. Боже! Простите меня, дядюшка! - в отчаяние вопрошает племянница.

Возможно, у меня это получится, если вы немедленно покинете меня! - продолжает Ришелье. - И, кстати, для вашего успокоения, мадам, могу сказать, что герцогиня Лианкур сегодня по утру покинула Франции дабы послужить ей на пользу…

Выехав из Рюэля мадам де Комбале вдруг почувствовала облегчение. Как будто все ее раздражение осталось там. Сильные чувства были не в ее натуре. Раненное в юности сердце, чтобы постоянно не кровоточить, нашло выход в том, что принимало все неприятности по христиански смиренно.