Частная жизнь кардинала Ришелье - Алиция Липовска

Выехав из Рюэля мадам де Комбале вдруг почувствовала облегчение. Как будто все ее раздражение осталось там. Сильные чувства были не в ее натуре. Раненное в юности сердце, чтобы постоянно не кровоточить, нашло выход в том, что принимало все неприятности по христиански смиренно.

Я сама во всем виновата, - думала Мари-Мадлен в карете, - я позвола эту женщину, я навоображала себе Бог весть что. Я вызвала раздражение у дяди, которого должна оберегать от всяких напастей. Надо будет отправиться в лекарский дом и раздать там милостыню. А завтра съездить в Кармель и помолиться…

Ришелье же после произошедшего отправился в парк, чтобы вернуть себе душевное равновесие. В сопроводители он взял Антуана, который в свою очередь прихватил спокойного пушистого котенка. Животное было полусонным, поэтому не возражало прогуляться и очень уморительно зевала, чем вызвало смех кардинала. Еще Антуан прочел несколько восьмистишей, где высмеивал Коссена и печальную послушницу Лафайет.

Я сочинил стихи, - начал вдруг Ришелье, - дурные, но должен я их кому-нибудь прочитать. Они касаются той особы, которая была тут вчера. И из-за которой у бедной девочки Комбалетты, был такой приступ.

Ваши стихи не всегда дурны, - попытался польстит Антуан.

О, да! - улыбнулся премьер-министр, - Лучше чем у пьяного школяра, хуже, чем у платного памфетиста.

Ваша Светлось их где-нибудь записали? - полюбопытствовал шут.

Нет, конечно, нет. Это слабость! И стихи слабость, и Изабель. Сегодня столько обязанностей, а в голове стоят эти дурацкие строки, которые надо поскорей забыть. Поэтому готовь свои уши для этого душераздирающего слога. И надо завершать сей моцион…

Антуан торопливо записывал в свою тетрадку стихи, которые услыхал в парке.

Может быть они понравятся герцогини, кто их женщин разберет, - шептал он, - А может они выгодно оттенят мои стихи посвященные ее прекрасным глазам. Хотя достаточно процитировать уличного поэта… Как там у него: "Твоих речей умнее нет, Твои глаза - как знанья свет!"

Лекарь Али ждал, когда Владислав проснется. Ядвига не доверила сына французским нянькам. Покой маленького князя Потоцкого охраняли мужчины: дядька Зых, дальний родственник князя получивший в юности страшные увечья и поэтому отправленный свекровью Ядвиги во Францию; Якубус Люсус - силезец, учитель фехтования; и сам Али - арабский медик, фактически вырастивший вместе со своим дядей Ядвигу. Поэтому малыш имел кучу мелких царапин и цыпки на руках. Пока мать была в отлучке он возился в грязных лужах. Да и вообще делал все, что только можно делать не причиняя себе тяжких телесных повреждений. Мужчины считали, что ясновельможный пан должен все познать сам. Больший минус был лишь в том, что с мальчиком никто из дядьев по-французски не говорил. Поэтому юный князь из языка страны, в которой проживал, знал только две фразы: "пошел прочь, маленький негодник" и "спокойной ночи, малыш", - которые ему говорила Жильберта. Да может несколько отдельных французских слов.

Наконец Владек проснулся. Али взял ребенка и повел на задний дворик для процедуры обливания. Малыш безропотно подчинялся…

Герцог Лианкур второй день отсутствовал. Он не был на задании. Просто решил отдохнуть от суеты города и отправился в свой охотничий домик. Об этом знали только Рошефорт и Ришелье. Супруге он не успел поведать о своих планах, но был уверен, что в случае чего сможет послать весточку из своей охотничьей резиденции…

Али уже обтирал Владка жестким льняным полотенцем, как растерянный слуга сообщил ему о том, что одна высокородная дама просит разрешить ей посмотреть аптекарский садик хозяйки. Араб подхватил малыша подмышку и решительным шагом направился к центральному входу.

Возле главного подъезда стояла небольшая карета. Из нее с помощью двух слуг спускалась очаровательная дама в скромном, но дорогом платье, без маски на лице и вуали.

Али поклонился поясным восточным поклоном, при этом зажатый малыш слабо пискнул. Тогда араб поставил его на ноги и еще раз поклонился незнакомке.

Любезный, - кротким голосом сказала Мари-Мадлен, а это была она, - я знаю, что твоих господ нет, но мне бы очень хотелось просто посмотреть на сад твоей хозяйки, ибо я хожу завести у себя нечто подобное. Я, мадам де Комбале, племянница Его Высокопреосвященства, кардинала Ришелье. Думая, что аптекарский садик герцогини сможет помочь моему дяде излечиться от мигрений, которые мучают его с детства.

Высокородная госпожа! - снова поклонился Али, - Если ваш светлейший родственник страдает мигренями с детства, то они не пройдут от трав. Тут нужно специальное питание и режим чередующий покой и работу.

Уж не тот ли ты арабский лекарь, любезный, о котором столько говорил герцог? - спросила племянница, - Откуда ты так хорошо знаешь наш язык? И что за малыш топчется возле тебя?

Али подхватил мерзнувшего Владка на руки.

Сиятельная дама! Я лекарь из арабского племени. Знаю 7 языков, которым обучил свою драгоценную госпожу, и она превзошла меня. А этот малыш, сын моей госпожи, князь Потоцкий, Ян-Владислав.

Маленький князь сердито сопел у лекаря на руках.

А сколько лет князю Потоцкому? - с улыбкой спросила мадам Комбале.

Три года, - ответил лекарь, - и он не знает французского еще.

Почему же малыша не учат языку той страны, в которой он живет? - нахмурила красивые брови племянница.

Госпожа! - Али низко склонился перед дамой прижав руку к сердцу, - моя светлейшая хозяйка все время в разъездах, а дядья, которые воспитывают мальчика, сами только учат французский.

У дитя нет боны-француженки?

Нет. - односложно ответил араб.

Ну что ж, любезный, передайте ребенка кому-нибудь из его пестунов, а сами покажите мне садик.

Али в который раз поклонился и понес Владислава в дом. Мари-Мадлен в это время разглядывала парадный вход отеля Лианкуров. Наконец лекарь вернулся и пригласил племянницу пройти в сад. Аптекарские грядки разочаровали женщину, так как на многих ничего не произрастало, хотя таблички перед каждой сообщали длинные латинские названия.

Видимо тут уже ничего не растет? - поинтересовалась мадам Комбале показывая на грядку с черной полузасохшей землей.

Нет, о высокородная госпожа! - лекарь опять поклонился, - растение появится осенью. Это озимое растение, оно выходит на поверхность перед первым снегом и очень полезно именно в этот период.

Ты знаешь больше своей госпожи? - провокационным шепотом спросила племянница.

Нет, госпожа, что-то больше, но что-то меньше, я не читал всех книг, которые она прошла, я не знаю всех тех наречий, которые она знает. Лучше я знаю только строение тела, ибо я, как мужчина не боялся резать мертвое тело, а вот госпожа знает только живых.

Ну что же, я ухожу, проводи меня до кареты. Когда герцог Лианкур вернется, я поговорю с ним о французской няне для малыша. Думая, что герцогиня прибудет во Францию не скоро, а ребенку нужна женская рука.

Отъезжая от отеля Лианкуров Мари-Мадлен думала: "У герцогини есть ребенок. Пускай она и занимается им, как вернется и не входит ни в мою жизнь, ни, тем более, в жизнь дядюшки. А у меня нет никого, кроме больного и несчастного дяди, которому так необходим мой уход и забота".

Глава II. Красный герцог

Тут, сходству твоему с Марией в довершенье,

Жестокость и Любовь мешая в упоенье

Раскаянья (ведь стыд к лицу и палачу!),

Все смертных семь Грехов возьму и наточу,

И эти семь Ножей, с усердьем иноверца,

С проворством дикаря в твое всажу я Сердце -

В трепещущий комок, тайник твоей любви, -

Чтоб плачем изошел и утонул в крови.

Что происходит с человеком, когда его минуют мелкие, раздражающие жизнь невзгоды? Душа его поет. Пела душа и у Мари-Мадлен. Она была окружена заботой и вниманием со стороны своих друзей, которых ее кроткая душа сумела приобрести за этот год. А также обожаемый дядюшка был безраздельно ее! Тем более, что в этом году его здоровье несколько улучшилось: мигрени не были столь продолжительны и не отнимали столько сил; язвы и нарывы практически исчезли; стыдная болезнь (геморрой) тоже не мучила кровотечениями. Как тут не ликовать?

Сама прекрасная племянница в этот год также не жаловалась на свое здоровье. Правда она снова немного пополнела, но это ей шло, да и соответствовало тогдашней придворной моде.

Сегодня Мари-Мадлен занималась разбором редкостей, которые были контрабандным образом вывезены из Англии графом де Грие, большим ловкачем.

В состав этого тайного груза входило несколько статуй, которых по технике исполнения вполне можно было считать римскими, а также несколько свиткой старинных рукописей, которые были написаны на латыни.

Умница Ла-Комбалета не плохо разбиралась в латыни и поэтому перво-наперво она занялась сортировкой свитков. Что-то будет находится в библиотеке кардинала, что-то попадет в хранилище Сорбонны.