Трагедия господина Морна - Владимир Набоков

Уходит направо.

Морн один. На террасе, сквозь стеклянную дверь видна неподвижная спина Эдмина.

МОРН:

Отлично… Ганус, получив письмо,мой долг напомнит мне. Он проберетсяиз марева столицы сумасшедшей,из сказки исковерканной, сюда,на серый юг, в мои глухие будни.Недолго ждать. Должно быть, он в пути.Мы встретимся опять, и, протянувмне пистолет, он, стиснутый и бледный,потребует, чтоб я себя убил,и буду я готов, быть может: смертьсозреет в одиночестве…Мне дивно…не верится… так резко жизнь меняпокинула. И только бы не думатьо родине, — не то метаться будув темнице с тюфяками вместо стени с цифрою безумия над дверью…Не верится… Как жить еще? Эдмин!Поди сюда! Эдмин, ты слышишь? Руку,дай руку мне… Мой верный друг, спасибо.

ЭДМИН:

Что мне сказать? Не кровь — холодный стыдтечет по жилам… Чувствую: ты долженглядеть теперь в глаза мне, как глядятна те срамные снимки, что за грошувидеть можно в щелку… Стыдно сердцу…

МОРН:

Нет, ничего… Я только изумлен…Смерть — изумленье. В жизни иногданас так же изумляют: океан,цвет облака, изгиб судьбы… Как будтона голове стою. Все вижу так,как, говорят, младенцы видят: пламясвечи, концом направленное вниз…

ЭДМИН:

Мой государь, что мне сказать тебе?За женщину ты царство предал; дружбуя предаю за женщину — все ту же…Прости меня. Я только человек,мой государь…

МОРН:

А я, я — ГосподинМорн — вот и все; пустое место, слогнеударяемый в стихе без рифмы.О, королю никто бы никогдане изменил… Но — Господину Морну…Ты уходи. Я понял — это кара.Я не сержусь. Но уходи. Мне тяжкос тобою говорить. Одно мгновенье,и словно в трубке стеклышки цветныевстряхнул, взглянул — и жизнь переменилась..Прощай. Будь счастлив.

ЭДМИН:

Я вернусь к тебе,лишь позовешь…

МОРН:

Тебя я встречу тольков раю. Не раньше. Там, в тени оливы,тебя представлю Бруту. Уходи…

Эдмин уходит.

МОРН:

(один)

Так. Кончено.

Пауза.

Проходит слуга.

МОРН:

Тут надо со столаубрать. Живей… Заказана коляска?

СЛУГА:

Да, сударь.

МОРН:

Завтра утром чтоб пришелиз города цирюльник — тот, усатый,неразговорчивый. Все.

Слуга уходит. Пауза. Морн смотрит в окно.

Небо мутно.В саду дрожат цветы… Чернеет гротискусственный: по черному струнамипротянут дождь… Теперь одно осталось:ждать Гануса. Душа почти готова.Как лоснится сырая зелень… Дождьиграет, точно в старческой дремоте…А дом проснулся… Суетятся слуги…Стук сундуков… Вот и она…

Входит Мидия с открытым чемоданом.

Мидия,ты счастлива?

МИДИЯ:

Да. Отойди. Мне нужнотут уложить…

МОРН:

Знакомый чемодан:я нес его однажды на заре.И снег хрустел. И мы втроем спешили.

МИДИЯ:

Сюда пойдут вот эти вещи — книги,портреты…

МОРН:

Это хорошо… Мидия,ты счастлива?

МИДИЯ:

Есть поезд ровно в полдень:я улечу в чужой чудесный город…Бумаги бы — пожалуй, разобьется…А это чье? твое? мое? не помню,не помню я…

МОРН:

Не надо только плакать,прошу…

МИДИЯ:

Да, да… ты прав. Прошло… не буду…Не знала я, что так легко, покорноменя отпустишь… Я рванула дверь…Я думала, ты крепко держишь ручкус той стороны… Рванула что есть сил, —ты не держал, легко открылась дверь,и падаю я навзничь… Понимаешь,я падаю… в глазах темно и зыбко,и кажется, погибну я, — опорыне нахожу!..

МОРН:

С тобой Эдмин. Он — счастье…

МИДИЯ:

Я ничего не знаю!.. Только странно:любили мы — и все ушло куда-то.Любили мы…

МОРН:

Вот эти две гравюрытвои, не правда ли? И этот песфарфоровый.

МИДИЯ:

…Ведь странно!..

МОРН:

Нет, Мидия.В гармонии нет странного. А жизнь —громадная гармония. Я понял.Но, видишь ли, — лепная прихоть фризына портике нам иногда мешаетзаметить стройность общую… Уйдешь;забудем мы друг друга; но пороюназванье улицы или шарманка,заплакавшая в сумерках, напомнятживее и правдивее, чем можетмысль воскресить и слово передать,то главное, что было между нами,то главное, чего не знаем мы…И в этот час душа почует чудомочарованье мелочи былой,и мы поймем, что в вечности все вечно —мысль гения и шуточка соседа,Тристаново страданье колдовскоеи самая летучая любовь{19}…Простимся же без горечи, Мидия:когда-нибудь узнаешь, может быть,причину несказанную моейглухой тоски, холодного томленья…

МИДИЯ:

Мечтала я вначале, что под смехомскрываешь тайну… Значит, тайна есть?

МОРН:

Открыть тебе? Поверишь ли?

МИДИЯ:

Поверю.

МОРН:

Так слушай — вот: когда с тобой в столицемы виделись, я был — как бы сказать? —волшебником, внушителем… я мыслиразгадывал… предсказывал судьбу,хрусталь вертя; под пальцами моимидубовый стол, как палуба, ходил,и мертвые вздыхали, говориличерез мою гортань, и королиминувших лет в меня вселялись… Нынея дар свой потерял…

МИДИЯ:

И это все?

МОРН:

И это все. Берешь с собою этитетради нот? Дай всуну, — нет, не лезут.А эту книгу? Торопись, Мидия,до поезда осталось меньше часу…

МИДИЯ:

Так…Готова я…

МОРН:

Вот твой сундук несут.Еще. Гроба…

(Пауза.)

Ну что ж, прощай, Мидия,будь счастлива…

МИДИЯ:

Все кажется мне — что-тозабыла я… Скажи — ты пошутилнасчет столов вертящихся?

МОРН:

Не помню…не помню… все равно… Прощай. Иди.Он ждет тебя. Не плачь.

Оба выходят на террасу.

МИДИЯ:

Прости меня…Любили мы — и все ушло куда-то…Любили мы — и вот любовь замерзла,и вот лежит, одно крыло раскинув,поднявши лапки, — мертвый воробейна гравии сыром… А мы любили…летали мы…

МОРН:

Смотри, выходит солнце…Не оступись — тут скользко, осторожно…Прощай… прощай… ты помни… помни толькоблеск на стволе, дождь, солнце… только это…

Пауза.

Морн на террасе один. Видно, как он медленно поворачивает лицо

слева направо, следя за уезжающей. Затем возвращается в гостиную.

МОРН:

Так. Кончено…

(Вытирает платком голову.)

На волосах осталсялетучий дождь…

(Пауза.)

Я полюбил еев тот самый миг, когда у поворотамелькнули шляпа, мокрое крылоколяски, — и в аллее кипариснойисчезли… Я теперь один. Конец.Так, обманув свою судьбину, бесукорону бросив на потеху, другувозлюбленную уступив…

(Пауза.)