Последняя почка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Салфетку давай! – простонала Танечка. Он ей подал салфетку из туалета. О! Звонил шеф! Она набрала ему, протирая бёдра салфеткой.
– Да, Алексей Алексеевич! Вы звонили? Я была в душе.
– Чувствую, что тебе опять туда надо, – заметил шеф, рассмеявшись. Он всё всегда замечал. Танечка ждала, что он скажет. Он сказал вот что:
– Я получил твоё сообщение. Интересно! Знаешь, кто эта Света?
– Она, по-моему, чья-то дочка.
– Ты, как всегда, логична. Действительно, её папа – из прокурорских. Сейчас он, правда, уже на пенсии. Почему она мыла полы в театре – не знаю, не спрашивай. Восемь лет назад она и Рита Дроздова грохнули генерала из СВР, который пришёл к ним в гости. А заодно – и охранника, отобрав у него табельный пистолет. Нормально?
– Отлично! Так это, значит, про них какой-то дурак написал роман «Последняя лошадь Наполеона», а ещё пьесу «Последняя битва Наполеона»?
– Не читал, не знаю.
– Я постараюсь Свету найти.
– Попробуй. Но я совсем не уверен в том, что они сейчас друг с другом общаются или жаждут общаться. Французский как?
– Помаленьку.
– Ну, молодец. Слушай, я весной тебя посажу на утренний эфир с Пьющевым. Мне из Администрации президента эту идею кинули.
– Алексей Алексеевич, пощадите! Зачем вы так?
– А затем, чтоб ты по ночам морально готовилась, а не ерундой занималась. Мне ещё только здесь твоего декрета недоставало!
– Я обещаю предохраняться!
Алексей Алексеевич, рассмеявшись, положил трубку. Женька был в душе. Когда он оттуда вышел, Таня готовила себе кофе. Мрачно взглянув на своего гостя, она сказала:
– Немедленно одевайся и убирайся! Я хочу спать.
– Поэтому варишь кофе?
– Да, вот как раз поэтому варю кофе. Я хочу спать, а мне нужно думать.
Женька довольно скоро ушёл.
Глава девятая
В которой Верку щекочут, но не для смеха
Верка благополучно успела на репетицию, потому что та началась на полчаса позже. Тому виновницей была новая актриса, Юля Денисова, женщина поразительной красоты. Она опоздала, честно признавшись, что проспала. Художественный руководитель и режиссёр, Корней Митрофанович, заглаза грозившийся оторвать ей башку, в ответ на это признание улыбнулся и произнёс:
– Да ничего страшного, Юленька! С каждым может такое произойти.
Юленьку вводили на роль Ларисы Дмитриевны в спектакле по знаменитой пьесе Островского "Бесприданница". Этот самый спектакль и репетировали. За десять лет он всем опостылел, но режиссёр не снимал его, потому что публика шла. Каждый из актёров искренне полагал, что именно он обеспечивает успех данной постановке. Так думала про себя и Верка, участвовавшая в спектакле все десять лет. Зрители с ней были согласны, хотя она исполняла совсем небольшую роль цыганки-скрипачки, которая появлялась во время пира на "Ласточке". На неё надевали пышную юбку, блузку с шитьём и серьги, которые неприятно оттягивали ей уши, а на ноги – ничего. Она выходила к пирующим босиком и под их сопровождаемые хлопками в ладоши крики "Бэш чаворо! Гоп, гоп, гоп!" играла цыганский танец. Жгучий брюнет Артур подыгрывал на гитаре. Лариса Дмитриевна плясала, щёлкая пальцами, звонко цокая каблучками. Все остальные хлопали. Это выглядело эффектно. Однако, на сей раз дело вдруг почему-то пошло наперекосяк. Начало-то было вполне многообещающим. Исполнители главных мужских ролей – народный артист Никитин, заслуженный артист Малкин, без трёх минут заслуженный артист Журов и без пяти минут безработный Павел Кремнёв, пленившись очарованием новой Ларисы Дмитриевны, играли свежо, без пафоса, не стараясь друг друга переорать. Тамара Харант, игравшая роль цыганки-певицы, также была вполне адекватна, хоть новогодние праздники завершились совсем недавно. Но когда Верка вышла со скрипкой и начала играть, возникло всеобщее замешательство. Танцовщица сбилась на втором такте, Артур внезапно зацепил ногтем не ту струну. Пирующие растерянно переглядывались и хлопали невпопад. Режиссёр, который сидел во втором ряду вместе с секретаршей директора, Вероникой, и хореографом, что-то тихо сказал последнему. Тот поднялся и замахал руками, крича:
– Стоп! Стоп!
Стало очень тихо. Верка растерянно опустила смычок и скрипку. Все удивлённо смотрели лишь на неё.
– Что случилось, Верочка? – обратился к ней хореограф. Она испуганно заморгала.
– А что случилось, Виктор Эмильевич?
– Верочка! Здесь тебе не концертный зал. Зачем ты играешь, как Яша Хейфиц? Ты что, с ума сошла?
Верка огляделась по сторонам, ища объяснения. Но на всех окружающих её лицах был лишь вопрос. Она еле слышно переспросила:
– Как Яша Хейфиц?
– Конечно! Миленькая моя, ты – ярмарочная цыганка, а не маэстро! Что за концерт Паганини ты здесь устроила? Под такую музыку невозможно ни танцевать, ни смотреть спектакль! Под неё можно только летать.
– Но Виктор Эмильевич! Я ведь вам говорила, что не могу играть плохо!
– Боже тебя от этого сохрани, – вступил в разговор Корней Митрофанович, – если ты начнёшь долбить смычком мимо нот, я этим смычком тебя отстегаю. Но ты должна играть так, чтоб музыка вписывалась в спектакль, а не захлёстывала его! Ты ведь так играла всегда. Что произошло? Почему Юля и Артур сейчас сбились с ритма?
– Да под такой ураган я бы сбился с ритма даже в постели, – не удержался Кремнёв, – а ты, Вероника?
Красавица секретарша скорчила рожу и высунула язык, давая этим понять, что истинная леди неподвижна. Всем стало очень смешно, кроме опозоренной Верки.
– То, что вы говорите, довольно странно, – пробормотала она, когда смех утих, – но, может быть, я действительно виновата? У меня твёрдое ощущение, что мне надо играть, как в концертном зале! Я не могу его побороть. Вероятно, это – из-за того, что я сейчас в обуви, а не босиком, как обычно.
– Да что ты чушь-то несёшь? – вспылил режиссёр, – ты на репетициях всегда в обуви! И в штанах! И в свитере!
– Да пусть снимет она ботинки, – сказал Никитин, – её, возможно, действительно переклинило из-за этого.
Попросив Тамару подержать скрипку и смычок, Верка наклонилась и сняла обувь, затем – носки.
– Штанишки также сними, чтобы было ещё поменьше официальности, – предложил Кремнёв. Сверкнув на него глазами, Верка взяла у Тамары скрипку с её напарником, хорошенько сдвинула брови и заиграла. Виктор Эмильевич сразу остановил её:
– Стоп! Стоп! Стоп! Опять Паганини из тебя прёт! Ураган, шквал, смерч! Что с тобой такое сегодня?
– Не знаю я, – простонала Верка, опустив руки, – я не могу играть по-другому! И никогда, наверное, не смогу! Ведь я – музыкантша, а не актриса!
– А почему ж ты раньше могла? – ударил по подлокотнику кулаком Корней Митрофанович, – может быть, у тебя голова забита какой-нибудь
