Последняя почка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава двенадцатая
В которой сеньора Франческа встречает чёрного двойника
Следователь беседовал с Веркой в её квартире. Было одиннадцать. Задрав ноги на стул, будто опасаясь какой-то ползучей твари, Верка с заплаканными глазами смотрела на невысокого, энергичного человека, который мерил шагами кухоньку, и курила его "Парламент". Входная дверь была нараспашку. С площадки слышались голоса дактелоскопистов, соседей и полицейских. На следователе был неплохой костюм. Очень неплохой.
– Верочка, при звонке в полицию вы сказали, что дверь была заперта. Вы это сказали?
– Да, дверь была заперта, – повторила Верка, чувствуя себя соскользнувшей с кочки в трясину, сразу сдавившую её грудь. Барахтаться означало приближать смерть. Она это понимала. Следователь кивнул.
– Когда вы это заметили?
– В четверг, вечером.
– Как вы это заметили?
– Позвонила в дверь…
– Простите, я перебью. Зачем вы решили позвонить в дверь? Ваш сосед вас ждал?
– Нет, не ждал. Просто я к нему заходила днём, и мне показалось, что он – в плохом настроении.
– По какой причине он был не весел?
Верка замялась.
– Не помню я.
– Продолжайте.
– Я позвонила в дверь, но он не открыл. Я дёрнула ручку.
– А вы всегда так делаете, если нет реакции на звонок?
– Я даже не знаю… Видимо, иногда. У меня бывают непроизвольные жесты.
– Движения.
– Да, движения.
– Понимаю. Вы, как все творческие натуры, чуть-чуть витаете в облаках.
Верка не обрадовалась подсказке. Теперь у неё было ощущение, что её почесали за ушком, как поросёнка, который под занесённым над ним ножом слегка беспокоится, ухудшая качество сала. Раздавливая окурок в отцовской пепельнице, она промолвила:
– Да.
Её собеседник остановился. Чуть постояв, присел напротив неё.
– Скажите, пожалуйста, сколько раз вы с того момента трогали дверь квартиры Крупнова?
– Только один. Час назад, при Алёне Игоревне. Видите ли, я четыре дня была у подруги.
– Когда уехали?
– В четверг вечером.
– В четверг вечером? Позвонили, значит, к соседу, дёрнули дверь и до понедельника отлучились? Так?
– Так.
– Позвольте спросить, зачем вы к нему заходили днём в тот самый четверг?
– Ну, он решил измерить мне сахар.
– Измерить что?
– Сахар крови. Ведь у него, как у диабетика, был глюкометр. Это такой приборчик для измерения уровня сахара крови. Я выходила, и Владимир Евгеньевич выходил. Мы с ним поздоровались, и он вдруг мне сказал: "Ты, Верочка, похудела! Не диабет ли это? Давай измерим твой сахар!"
– При диабете разве худеют?
– Не знаю я! – разозлилась Верка, – я вам рассказываю, что было. Мы с ним зашли к нему, он включил приборчик, палец мне проколол, взял кровь на полоску и …
Тут Верка запнулась вдруг. На её лице возникла тревожная озадаченность. Следователь внимательно наблюдал за нею.
– И что? Что произошло дальше?
– Дальше-то? Результат оказался вполне нормальным, – заговорила Верка гораздо медленнее, как будто пытаясь собраться с мыслями, – он велел мне остаться в комнате и пошёл на кухню выбросить тест-полоску. Потом вернулся и попросил меня поиграть на скрипке. Я поиграла.
– И? – прервал следователь затянувшееся молчание.
– И пошла. Можно я возьму ещё одну сигарету?
– Вы же не курите, это видно, – с отеческим огорчением сказал сыщик, – выпейте лучше стакан вина. Оно стоит слева от вас. Открыть вам его?
– Вам что, сигарету жалко?
Чиновник дал прикурить, щёлкнув дорогой зажигалкой. Закурил сам. Чувствуя себя идиоткой под его взглядом, который был скорее задумчивым, нежели ироничным, Верка давилась дымом и кашляла.
– Что вы смотрите?
– Извините, если я вас смущаю. Часто он вас просил поиграть на скрипке?
– Не очень. Но иногда просил.
– А вы разве не спешили? Ну, в четверг днём?
– Я спешила, – опять впадая в рассеянность, проронила Верка, – но дядя Вова очень хотел, чтоб я поиграла. Он вёл себя крайне странно. И эта кошка…
– Рыжая?
– Да. Он, вроде бы, утром её поймал, по словам соседки, но я её не заметила у него в квартире. Значит, она на кухне была. Да, видимо. Дверь на кухню была закрыта. Он хлопал ею, когда ходил выбрасывать тест-полоску. А на площадку он вышел в тапочках!
– Получается, что он вышел только затем, чтобы пригласить вас к себе? Или он направлялся к мусоропроводу?
– Нет, он вышел без мусора.
Следователь зевнул, прикрыв рот ладонью.
– Он относился ко мне, как к дочери, – поспешила Верка пресечь вопрос, который, по её ощущению, неизбежно должен был прозвучать, – он очень гордился мной и хотел, чтоб я достигла высот. Мы просто общались! Вы понимаете?
– Понимаю.
Тут следователя позвали с площадки.
– Спасибо, Верочка, – сказал он, погасив окурок и поднимаясь, – мы ещё, несомненно, встретимся с вами для официального разговора. Сейчас у вас возьмут отпечатки пальцев, и нам останется только пожелать вам спокойной ночи. Я вам, впрочем, советую ещё некоторое время пожить у вашей подруги.
Верка также вскочила.
– Зачем нужны мои отпечатки пальцев?
– Ну, как зачем? Затем, чтобы отличить их от отпечатков убийцы, если, конечно, он таковые наоставлял.
– Да это смешно! – взвыла Верка так, будто ей предстояла встреча не с дактелоскопистом, а с палачом, – бандиты не идиоты – ляпать свои отпечатки пальцев около трупа! Я ведь вам объяснила, кто ему угрожал! И это вам каждый здесь подтвердит!
– Успокойтесь, Верочка. Я ведь вас не учу на скрипке играть. И вы меня не учите моей работе. Через полчаса к вам зайдёт дактелоскопист.
Через полтора часа Верка, тщательно отмыв пальцы от чёрной дряни, которую на них нанесли для снятия отпечатков, летела по ночным улицам на своём «Фольксвагене Поло». Тот, к счастью, легко завёлся, хотя четыре дня простоял при температуре ниже нуля со слабым аккумулятором. На переднем сиденье лежала скрипка, на заднем – сумка с вещами. Верка решила прожить у Тани как можно дольше, о чём ей и сообщила по телефону, затормозив перед светофором при съезде с набережной на Третье транспортное
