Сказ о пути - Ника Созонова

Он почувствовал, как на миг запах стал совсем явственным. И тут же отдалился. Что это было? Поцелуй?..

— Грязный ты, грязный… И не причесывали тебя лет сто. И это называется хорошая работа? Интересно, за какие-такие заслуги ее повысили — ту, что была здесь до меня… — В голос впелся звон воды, а запахи заглушил аромат апельсинового шампуня. — Ничего, я вот сейчас тебя вымою и причешу, и станешь ты чистым и симпатичным…

Степной мир. Окно

Промир нес девочку на руках. Она вся горела и находилась в полубессознательном состоянии. Наки начала покашливать вчера утром, но поначалу недомогание казалось легким и не внушающим опасения. Но вечером она, никогда не ноющая, вдруг пожаловалась на усталость и почти рухнула на землю. Тут еще полил дождь, и шел полночи, что не могло не усугубить ее состояния.

Дийк чувствовал, что силы его на исходе. Руки ломило, в спину как будто был вбит раскаленный гвоздь. Вокруг расстилалась степь, рыжая и бесконечная, придавленная у горизонта громадой бесцветных небес. Трава была такой высокой, что доставала промиру до пояса, а от рыша виднелась только черная кисточка на хвосте, скользившая в отдалении. Ни опасных хищников, ни каких-либо разумных существ в округе не наблюдалось. Именно потому, что мир этот не производил впечатления враждебного, Дийк не спешил менять его на иной. Мало ли что могло поджидать его в новом месте — с беспомощным больным ребенком на руках?

Промир осторожно опустил девочку на землю, а затем переложил на расстеленное одеяло. Наки тихонько застонала, повернулась на бок и зашлась в долгом приступе кашля. Гоа мгновенно очутился рядом и лизнул горячий висок с проступившими капельками пота.

И что теперь делать дальше?.. Ясно, что без лекарств девочка долго не протянет. Но где и как их достать? Дийк не хотел, чтобы она умирала. Боялся этого — как давно ничего не боялся. И ненавидел себя за свой страх. Когда и почему, черт побери, умудрился он потерять свободу? Стал зависеть от маленькой вздорной девочки? Пока все было хорошо, он не замечал этого, ему не бросалась в глаза ниточка — да нет, прочная леска, канат, протянувшийся между ними. А ведь раньше он так тщательно обрывал все привязки! Эту, судя по всему, уже не порвать…

— Мне холодно… — Наки дрожала, несмотря на теплый вечер, и Дийк укутал ее сверху оставшимся куском одеяла и набросил свою куртку. — Я ведь умру, правда?

— Это еще что за глупости? Как ты можешь умереть, если мы еще не добрались до твоего бредового детского рая с драконами-бабочками?

— Ты стал взрослее и умнее, ты сам сможешь найти это место.

— Ты меня к нему потащила, ехидная девчонка — тебе и находить! Так что не вздумай сдаваться и тем самым нарушать данное мне обещание.

— Я постараюсь…

Наки опять закашлялась, затем повернулась на спину и закрыла глаза. Сознание ее вновь провалилось куда-то.

Дийк поднялся на ноги и огляделся, ища, из чего можно разжечь костер. Вот-вот опустится ночь, а они здесь прохладные. Но тут же забыл о своей затее — увидев метрах в двустах человека, ехавшего верхом на гигантской птице. Она рассекала траву мощным обтекаемым корпусом, подобно паруснику на море. Человек явно направлялся в их сторону, но на всякий случай промир замахал руками. Абориген помахал в ответ и ускорил бег своего скакуна. Его уже можно было разглядеть: старик с безбородым лицом цвета скорлупы грецкого ореха, с седыми курчавыми волосами.

Лишь только абориген спешился, легко, по-мальчишечьи соскочив со спины птицы (она при этом громко крякнула и присела), Дийк бросился к нему. Он был готов на все, на любое унижение — лишь бы тот помог.

— Отец, умоляю вас, здесь девочка, она очень больна. Нужен целитель, помогите мне до него добраться! Я заплачу, сколько вы скажете.

Старик оказался маленьким и поджарым. Он был бос, с непокрытой головой — в одном лишь холщовом одеянии, перетянутом на поясе веревкой, с разрезом до бедра, чтобы удобнее было ездить верхом. Высокий лоб с тройным волнистым рядом морщин венчался спутанными колечками седых, с отливом в желтизну, волос. Карие глаза смотрели цепко и остро, но ничего угрожающего или настораживающего в его облике не было.

— Здесь нет поблизости целителя. Здесь никого нет, кроме меня. Но я, хоть и не врач, разбираюсь в травах и снадобьях. Думаю, что смогу помочь твоей девочке.

Он подошел к Наки, дрожавшей крупной дрожью под одеялом и курткой, присел рядом и, не касаясь, провел вдоль ее тела ладонями. Затем повернулся к Дийку:

— Не бойся: в ней не сломано ничего, что я не смог бы починить. Вот только нужные травы, как ты понимаешь, у меня дома. Это не так далеко. Помоги мне устроить ее, и Рум довезет твою маленькую подружку в два счета!

Он подвел к девочке птицу, держа ее под уздцы. Оторванная от травы, в которой увлеченно выискивала что-то кривым клювом, она недовольно топорщила перья на маленькой голове и клокотала. Вдвоем они осторожно уложили девочку на широкую и мягкую, словно тахта, спину. Дийк шел рядом, поддерживая Наки правой рукой за плечи, а старик вел Рума под уздцы с другой стороны.

— Как мне называть тебя, отец? — В голосе промира были почтение и благодарность.

— А как зовешь, так и зови, — пожал тот плечами. — Имя, данное матерью при рождении, я уже подзабыл за давностью лет. Можешь еще именовать Привратником.

— А как получилось, что в целом мире остался лишь ты один?

— Любишь собирать чужие истории? — Старик, хитро прищурившись, искоса взглянул на него. — Поверь, моя не так уж и интересна.

— А все-таки?

— Ну, что ж. Когда-то давно я совершил предательство. Теперь расплачиваюсь за него тем, что не могу покинуть это место. Должен торчать здесь в полном одиночестве кем-то вроде стража. Но ничего: и моему сроку когда-нибудь придет конец. Во всяком случае, я в это верю. Я смирился с собственным положением и давно не ропщу. К тому же у меня бывают гости. Не часто — раз в несколько лет, но я и этому рад.

— Гости? Откуда?

— Как ты, например. В это место рано или поздно попадают все проходящие сквозь миры. Это своего рода врата. Или, точнее, Окно, сквозь которое можно увидеть нечто важное. Так что правильнее будет называть меня Приоконником, а не Привратником, — старик коротко рассмеялся. Смех был рассыпчатым и воздушным, совсем не вязавшимся с его возрастом. Приостановив на миг птицу, он поправил сползающее на бок тело девочки. — Странно, что вас двое. Обычно подобные тебе предпочитают одиночество.

— Я тоже предпочитал, — буркнул Дийк. — Пока она не навязалась на мою голову. Теперь вот мучаюсь.

— Промиру не так-то легко навязаться, наколько я успел изучить ваш народец. Молодец, девочка!