Объединенная нация. Феномен Белорусии - Юрий Шевцов

Здесь даже на индивидуальном уровне нельзя ни доказать, ни реализовать ни одной ассимиляционной идеи и практики. Здесь нельзя долго хранить ни одной культурной формы. Помню, как папа римский, выступая перед толпой в 800 тыс. человек в Вильнюсе, сказал, обращаясь к белорусам по-белорусски: «Не бойтесь себя», то есть храните свою идентичность как ценность. Это европейский контекст белорусской идентичности, но он понятен и через русско-белорусский дискурс: белорусская идентичность не так тесно связана с культурной формой, как русская или европейская. Это также входит в противоречие и с католическим пониманием значения эстетики и красоты, столь важным именно для польского варианта католицизма... Форма никогда не успевает отстояться до своей быстрой гибели. К сожалению или к счастью – это, видимо, закон развития культуры в Беларуси: быстрое прогорание не успевшей созреть культурной формы. Вот и сейчас мы видим, как советская форма белорусской культуры и идентичности также рушится, сменяемая еще не понятными новыми глубокими подвижками. Понятно, если бы советская идентичность исчезала, заменяясь под влиянием процесса евроинтеграции ныне стандартным, европейским, либеральным национальным сознанием. Но ведь новая белорусская идентичность является еще и чернобыльской, неведомой остальной Европе...

«Белорусскость» – это, в общем, неверное слово, оно вводит в заблуждение, предполагая понимание принадлежности к Беларуси и белорусам как чего-то самодостаточного, абсолютно ценного, предполагая апологетику формы культуры – а апологетики-то и нет.

«Белорусскость» – это скорее технология жизни в данном конкретном регионе. Иногда – это технология выживания. В этом смысле белорус – это «тутэйший», белорусом можно быть, в общем, только в регионе Беларуси.

Белорусом можно быть, только сделав сознательный выбор в пользу именно такой формы выживания, жизни посредством «белорусскости», определенные черты, формы и закономерности которой я и попытался описать выше.

Нынешняя эпоха в развитии белорусов – с одной стороны типична для белорусской культуры. В рамках Российской империи в XIX столетии вследствие прекращения разрушительных войн и технического прогресса на территории современной Беларуси произошел демографический взрыв. Численность белорусов резко выросла: примерно в три раза в период после войны 1812 года. Вместе с тем произошла кристаллизация специфичной крестьянской культуры как отдельной по самоидентификации от культуры традиционного правящего класса. Почти вся помещичья земля в Беларуси даже в начале XX столетия принадлежала римско-католической, часто уже польской по самоидентификации шляхте. Фактически Беларусь превратилась в территорию кастового общества: культурно-идентификационные границы между социальными классами были почти непроницаемы. Крестьяне обычно были лояльны царю, и их социальная настроенность против шляхты часто использовалась российской властью для подавления ее антироссийских восстаний. После ликвидации Греко-католической церкви и ее объединения с православной церковью в ходе Полоцкого церковного собора 1838 года крестьяне стали преимущественно православными.

Шляхта в течение XIX века пережила мощную культурную полонизацию и в значительной мере перешла к польской идентичности. Шляхта была преимущественно римско-католической, часто политически антирусски настроенной.

Русского населения в Беларуси почти не было. Города в течение XIX века стали по составу населения преимущественно еврейскими.

Урбанизация, начавшаяся в Беларуси в основном после перехода к массовому строительству железных дорог во второй половине XIX века, привела к притоку в города масс крестьян.

Вместе с урбанизацией в регионе нынешней Беларуси, Литвы, части Украины возникла и развилась деятельность интеллигентских групп, которые выстраивали свои проекты создания особых наций на базе специфичных крестьянских культур региона.

Из множества такого рода проектов постепенно развились в нечто реальное лишь несколько: литовцы, латыши, украинцы и белорусы, хотя были и другие варианты: кривичи, ятвяги, черноруссы и т. д.

Победа белорусского культурного проекта объясняется скорее всего тем, что он формировался на базе проводившейся самой Российской империей идеологии триединого российского народа. Белорусы понимались как одна из ветвей российского народа. Крестьяне в массе своей уже к концу XIX века усвоили эту относительно новую для них идентичность, наполняя ее в основном официально дозволенной интерпретацией – белорусы как ветвь русских, происходящая от кривичей, и т. д. Эта концепция в Беларуси носила название западнорусизма. Западнорусизм, кстати, не отрицал наличия белорусского языка, но трактовал белорусский язык по-разному: от понимания его как комплекса диалектов русского языка до принятия его в качестве отдельного славянского языка (академик Е. Карский. «Белорусы» и т. д.). Белорусская идентичность пришла на смену более антироссийской вариации идентичности крестьян как литвинов или русинов-униатов.

В конце XIX – начале ХХ столетия белорусскость стала все более трактоваться частью интеллигенции (часто шляхетской по происхождению) как проявление культуры особого восточнославянского народа. Эта версия стала получать распространение по мере кризиса Российской империи. Социальные и межконфессиональные противоречия на территории Беларуси стали все чаще принимать форму межэтнических противоречий. Возникла белорусоязычная литература, и сформировался белорусский литературный язык.

Крах Российской империи привел и сопровождался кризисом российской идентичности и распространением нероссийских вариантов самоидентификации крестьян на территории Беларуси, Литвы, Латвии, Польши, Украины. Между национальными проектами началась политическая борьба. В ходе этой борьбы белорусы в большей степени, чем другие народы региона, оказались поддержаны советской Москвой.

Советская интерпретация белорусской идентичности представляет собою в значительной степени западнорусизм, который постулирует белорусов как отдельную нацию, а не часть русского народа. Основные постулаты западнорусизма остались в советской интерпретации белорусов неизменными: прародители белорусов – кривичи (добавились дреговичи и радимичи), Полоцкое княжество как первое белорусское государство (добавилось Туровское княжество), белорусы как угнетенный народ Великого княжества Литовского, белорусы как крестьяне, угнетенные поляками до освобождения, происшедшего в ходе уже Октябрьской революции, белорусский язык – язык крестьян, который, правда, был государственным языком в Великом княжестве, национальная мечта белорусов «всегда» – воссоединение с русским и украинским народами в рамках Московского государства.

С большим или меньшим успехом советский вариант белорусской идентичности распространился и на востоке Беларуси в БССР, и на западе, попавшем под власть польского, весьма националистического государства. Наиболее массовой политической организацией западных белорусов оказалась Коммунистическая партия Западной Беларуси (КПЗБ). КПЗБ пронизывала едва ли не все крупные деревни. Политическая, культурная, вооруженная борьба белорусов против Польши в межвоенный период проходила, как правило, в виде поддержки коммунистических или социал-демократических промосковских организаций и идей, под лозунгом воссоединения белорусов в рамках БССР.

В ходе Второй мировой войны Беларусь воссоединилась в рамках БССР и произошла мощная вспышка белорусского национального чувства. Белорусы в целом выступили против нацистов и, как правило, поддерживали советских партизан. Нацисты пытались опереться на несоветскую интерпретацию белорусского национализма, и немалая часть белорусов поддержала нацистов.

Война с нацистами превратилась в Беларуси еще и в войну двух типов национальной идентичности: советская белорусская культура противостояла несоветской, формально проевропейской и антирусской интерпретации белорусов.

Война в Беларуси была очень ожесточенной, и культурно-политическая поляризация белорусов оказалась очень жесткой, тотальной. В ходе разгрома нацизма сторонники несоветского варианта белорусской идентичности были в основном убиты или покинули страну, составив костяк эмигрантских общин белорусов на Западе. Ненависть победившей версии белорусской культуры к нацистским коллаборантам, как правило, автоматически переносится и на исторические белорусские символы, которые использовались ими, и на все, что связано с несоветским вариантом белорусской идентичности и идеологии, вплоть до литературы и (временами) белорусского языка. Есть и обратное неприятие белорусскими эмигрантами на Западе едва ли не всех сторон жизни Беларуси после войны. Этот раскол нации не преодолен.