Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов

воля? Она, конечно же, прослеживается за всей этой "предопределенностью". Но "правила жанра" требуют осязаемого изъявления воли Господней, своеобразного Божьего благословения и акту крещения Руси, и самой вере православной ("греческой"). И такое волеизъявление и проявляется в акте "ослепления-исцеления" Владимира.

Таким образом, из рассмотренных выше понятий, характеризующих "элитные качества" особо маркирующим является смыслени, как наиболее часто употребляемое и как наиболее важное для выполнения правящих функций ("мудрые/мудрый" все-таки более книжное)[2481]. Характерно, что оно применяется только в отношении полян и отдельных княжих мужей — представителей высшей правящей элиты формирующегося Древнерусского государства. Ни другие этнические общности, ни их отдельных представителей летописец смыслеными не называет, за исключением упоминавшихся польского короля Болеслава и принятых Владимиром на службу варягов. Исключение, оказанное Болеславу, можно объяснить как его королевским достоинством, которое, в целом, надэтнично[2482], так и его особыми личными качествами, особой, свойственной ему "удачей", в чем русские имели возможности убедиться на собственном опыте. В отношении варягов возможны два объяснения. Во-первых, речь идет именно об отобранных Владимиром варягах. Поэтому летописец мог их характеризовать уже как представителей высшей русской правящей элиты, а не как лучших представителей варяжского племени. Во-вторых, давно замечено, что при составлении средневековых генеалогий принадлежность к варяжским предкам являлась престижной[2483]. Однако еще более престижной являлась принадлежность к варягам-руси, из которой то изначально и выходила основная масса правящей элиты. Не случайно летописец создал свой конструкт варяжской руси, отличающий ее от остальных варягов, и попытался, через представления о родоначальнике, генетически связать с этой русью и полян/киевлян, и новгородцев (словен ильменских)[2484] — представителей двух наиболее значимых для летописца восточнославянских этнополитических образований. Тем самым фактически решалась проблема идентификации уже собственно славянской руси времени составления летописи: "поляне, яже ныне зовомая Русь"[2485]; "[и] беша оу него Варязи и Словении и прочи прозвашася Русью"[2486].

Заключение

На большей части Восточной Европы, на которой сформируется так называемая Киевская Русь, славяне не являлись коренным населением. Они расселялись на огромных пространствах, населенных финно-угорскими, балтскими и ираноязычными племенами. Пришельцы частично истребили автохтонных жителей, частично — оттеснили или ассимилировали. Ассимиляционные процессы протекали неравномерно и могли затягиваться на долгие столетия, порождая проблему взаимной культурной, экономической и политической адаптации. Первоначально, судя по всему, славяне расселялись оазисами, окруженными островками местных племенных территорий и "морем" незаселенных, неосвоенных пространств. Затем следовали новые волны колонизации как из этих освоенных славянами оазисов, так и из других территорий. При этом, согласно представлениям того времени, приоритет оставался за славянами-первопоселенцами, что в идеале должно было вести к формированию той иерархии общин и занимаемых ими территорий, которая постепенно кристаллизировалась в процессе трансформации союзов и суперсоюзов племен в сложную федерацию земель и, впоследствии, в систему независимых городов-государств.

Для возникновения государственности требовался известный уровень развития производящего хозяйства и определенная плотность населения. В тех же регионах (в частности, в Восточной Европе), где плотность населения была незначительной, особо важную роль играли война и тесно с ней связанная внешняя торговля. Они не только компенсировали недостаток внутренних связей, но и являлись одним из главных способов достижения высокого социального статуса. В любом случае, трансформация родоплеменного общества в дофеодальное (как и дофеодального в феодальное), интеграция разрозненных племен и становление раннегосударственных образований не могли осуществляться сугубо на базе внутреннего развития. Требовался известный внешний импульс (завоевание, экономические, военные и культурные контакты и т. п.). Легитимировалась новая система социальных связей с помощью мифа, который, в свою очередь, мог являться и одним из первоисточников новаций, несмотря на то, что внешне был направлен в прошлое, а не в будущее.

На начальном этапе процессы социо- и политогенеза были осложнены и катализированы мощным внешним воздействием со стороны хазар и, прежде всего, варягов. Следствием "норманнского завоевания" стало образование по эгидой Рюрика северного полиэтничного суперсоюза племен, распространившего свое влияние на другие территории. Переход к широкой экспансии сопровождался переносом организующего центра с севера (район Ладоги — Новгорода) на юг, в Среднее Поднепровье. Именно активностью скандинавского элемента и следствием славянонорманнского синтеза объясняется как особая роль "Русской земли" в "узком смысле", так и сохраняющееся особое положение Новгорода — восприемника политической роли старого центра (Ладоги и "Рюрикова городища"). Следствие этого — сложная иерархия территорий, отражающая иерархию общин и князей.

Киевская Русь Х в. представляла собой сложный (включающий элементы, связанные разным уровнем интеграции) суперсоюз племен. По мере оформления городов-государств, это образование трансформировалось в федерацию земель (городов-государств) с центром в Киеве. Асинхронность процессов социо- и политогенеза в различных частях восточнославянского мира, придавала Киевской Руси конца Х — начала XI в. неоднородный характер — она сочетала в себе элементы и суперсоюза "племен", и федерации земель.

В середине XI в. окончательно оформляется сложная федерация земель, состоящая из Киевской, Черниговской и Переяславской федераций, с разным уровнем интеграции входящих в них земель по отношению к центру. Конец XI — первая половина XII в. — распад этой сложной конструкции на независимые земли (города-государства). В самих землях, основных "субъектах федерации", а со временем и независимых городах-государствах, иерархия формировалась по принципу деления на старшие и младшие общины: старший город — пригород, город — сельская округ (волощанские общины), уличанская — кончанская — городовая общины, вервь — мир — волость и т. п.

Наконец, существовали, выражаясь словами летописца, и "инии языци, иже дань дають Руси…". Они не входили в волостную организацию русских земель и являлись объектом эксплуатации внешнего типа. Та часть их, которая находилась в зоне славянской колонизации, мало-помалу втягивалась в древнерусскую политическую структуру, адаптируясь постепенно и в социально-экономическое, и в этнокультурное поле древнерусской народности. Для полноты картины отметим наличие "своих поганых" (черных клобуков, торков, берендеев) — тюркоязычных племен, осевших на южных рубежа Киевской земли. Они были интегрированы в русскую военно-политическую систему, но сохраняли известную автономию и традиционный кочевой уклад, постепенно деформировавшийся под влиянием древнерусских реалий.

Политический полицентризм и полиэтничность домонгольской Руси накладывались на переходную, дофеодальную природу общества, порождавшую обилие социальных групп (сословий Древняя Русь не знала). Не менее пестрой была картина ментального мира древнерусского общества, сочетавшая христианские и языческие элементы (с преобладанием последних), различные этнопсихологические и культурные традиции. Вследствие этого и традиционная оппозиция "свои — чужие" приобретала сложный, многоаспектный характер. При этом в книжной традиции на первое место выдвигалась оппозиция "христиане — не христиане (поганые)", а в рамках первой ее составляющей — "православные — католики". В пределах самого древнерусского социума имели место оппозиции, основанные по этническому ("словенескъ языкъ в Руси" —