Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами - Генри Мэйхью

Я посмотрел на него и, так как я достаточно часто сталкивался с такого рода мошенничествами, сразу же заметил, что он «играл».

— В каком полку ты служил? — спросил я.

— В тридцатом, сэр.

Я взглянул на его пуговицу и прочитал: «Тридцатый».

— У меня и кусочка во рту не было, сэр, с полпятого вчерашнего дня, когда женщина дала мне корку хлеба, — продолжал он.

— Тридцатый полк! — повторил я. — Я знал тридцатый. Постойте-ка, как там звали полковника?

Мужчина назвал мне имя, которое, как я полагаю, ему сообщили.

— Как долго ты служил в тридцатом? — спросил я.

— Пять лет, сэр.

— В том полку у меня служил школьный товарищ, капитан Торп, высокий такой, с рыжими усами. Ты знал его?

— Там был капитан, сэр, с большими рыжими усами. И, мне кажется, его звали Торп; но он был капитаном не в моем батальоне, так что я не знаю точно, — ответил мужчина после притворных колебаний.

— Я полагаю, тридцатый был одним из первых наших полков, которые высадились на сушу, — заметил я.

— Да, ваша честь, так оно и было.

— Ты наглый обманщик! — сказал я. — Тридцатый полк не снимался с места до весны 55-го года. Как ты смеешь говорить мне, что ты в нем служил?

Попрошайка на мгновение побледнел, но взял себя в руки и сказал:

— Я не хотел противоречить вашей чести, боясь, что вы рассердитесь и ничего мне не дадите.

— Какой вежливый, — сказал я. — Но у меня есть большое желание сдать тебя в полицию. Стой; скажи мне, кто ты и чем занимаешься, и я дам тебе шиллинг и отпущу.

Он посмотрел на дорогу в обе стороны, смерил меня взглядом, решил не оказывать сопротивления и ответил:

— Что ж, ваша честь, если вы не будете слишком суровы к бедному человеку, которому нелегко раздобыть корку хлеба, я могу сказать вам, что я никогда не был солдатом.

Привожу его рассказ в том виде, в каком он поведал его мне.

«Я не знаю, кто были мои родители. Первое, что я помню, была река (Темза), во время отлива я бегал возле нее и искал разные вещи. Я просил милостыню, держал коней и спал в сухих местах под мостом. Я не помню, откуда я брал одежду.

У меня никогда не было ботинок или носков, пока я не стал почти взрослым. Полагаю, сейчас мне почти сорок лет.

В течение двух лет я снимал угол у одной старухи, которая держала лавку всякого старья у реки. Мы называли ее «нянюшка»; она выгнала меня, когда застукала за кражей нескольких старых гвоздей и медного молотка. Когда я делал это, я был голоден, потому что старая карга не давала мне жратвы, не давала ничего, кроме голого пола в качестве постели.

Я был нищим всю свою жизнь, я попрошайничал по-всякому и под разными личинами. Я не хочу сказать, что, если я увижу что-то лежащее под рукой, я не стырю (то есть украду) это. Однажды один джентльмен взял меня в свой дом слугой. Он был очень добр; у меня было хорошее место, шикарная одежда, говядина и пиво вволю, но я не смог выдержать такую жизнь и убежал.

Потеря руки, сэр, была самым лучшим событием в моей жизни: этим я жил, в таком виде я могу представляться кем угодно, и это приносит мне такой доход, как будто это моя пенсия. Я потерял ее, когда браконьерствовал; ружье моего приятеля случайно выстрелило, и заряд попал мне в руку. Я не обращал на это внимания и, наконец, вынужден был обратиться в больницу, а там мне ее отрезали. Хирург, который отрезал ее, сказал, что протяни я еще чуть дольше, и началась бы гангрена. Крымская война была для многих хорошей уловкой, но она становится избитой темой; все приемы такими становятся. «Конкретные чуваки» (то есть честные люди) стали «просекать фишку».

— А вы не думаете, что вам было бы выгоднее трудиться или заняться каким-нибудь честным делом? — спросил я.

— Ну, сэр, может, я и мог бы, — ответил он, — но быть честным — значит ограничивать свои возможности».

Нищие иностранцы

Эти попрошайки взывают к состраданию как «чужаки» в другой стране, вдали от друзей и родных, неспособные дать знать о своей нужде или искать работу, так как не знают языка.

Разоблачая обманщиков и мошенников, на удочку которых попадаются излишне доверчивые люди, я не хочу пресекать поток настоящего милосердия. Случаи стесненных обстоятельств бывают, и помочь в такой ситуации — это и удовольствие, и долг. Я разоблачаю лишь уловки нищего по профессии — это его ремесло, — нищего, который живет попрошайничеством и больше ничем, за исключением, как это чаще всего бывает, тех случаев, когда он сводит концы с концами, удовлетворяя праздность и потворство своим слабостям путем воровства.

Нищие иностранцы, как правило, настолько связаны с политическими событиями, что, говоря о них, более обычного трудно отделить обман от несчастья. Множество отважных патриотов были вынуждены приехать в эту страну из-за тиранов и их приспешников, но нельзя принимать каждого бродячего беженца за благородного изгнанника или принимать как факт то, что человека, который не может жить в своей собственной стране, непременно преследуют, он несчастен и может претендовать на помощь и жить на нее.

Для иностранного политического ссыльного, иностранного политического агента, иностранного лжекоммерсанта, иностранного вора, сбежавшего от наказания, и иностранного преступника, отсидевшего свой срок, окрестности Лестер-сквер являются тем, чем в Средние века был храм для убийцы. В этом современном Эльзасе — который, к счастью для нас, охраняется местными полицейскими и детективами всех государств, которые только есть в мире, — замышляются заговоры, делается взрывчатый порошок, изготовляются детонирующие шары и изобретаются адские машины, которые в руках людей, чьи взгляды настолько опережают век, в котором они живут, что их родина исторгла их из себя навсегда, предназначены для того, чтобы свергнуть деспотические правительства, вернуть людям свободу и, в целом, восстановить права человека.

Среди этих сорвиголов-филантропов есть политические тайные агенты. Политические борцы являют собой самую бедствующую и смиренную категорию людей, пока их не снабдили средствами из какого-нибудь специального фонда. Г-н Теккерей заметил, что, когда бы ирландец ни испытывал трудности, он всегда найдет другого ирландца, который находится в худшем положении, чем он; и он уговаривает кредиторов, занимает деньги, бегает с поручениями и становится во всех отношениях полезным своему сидящему в тюрьме соотечественнику. Это наблюдение в равной степени подойдет и