Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами - Генри Мэйхью

вам, что они провезены контрабандой, и что он сам их доставляет, и что его преследуют таможенники. Едва ли мне нужно сообщать читателю, что сигара, которую он предлагает как образец, отличного качества, и если вы окажетесь настолько слабы, что купите несколько коробок, то обнаружите, что они не соответствуют образцу. Нередко случается, что такой торговец сигарами заманивает свою жертву в какую-нибудь дешевую таверну, чтобы показать свой товар, и там вместо табака, шалей и кружев покупатель видит нескольких головорезов, его сообщников, которые грабят его и дурно с ним обращаются.

Не следует забывать, что временами можно встретить такого нищенствующего моряка, который в действительности был мореходом и является достойным объектом благотворительности. И когда это так и бывает, то это неизменно мужчина старше среднего возраста, и он предлагает на продажу или для выставки модель военного корабля или несколько игрушечных яхт. Он мало рассказывает о себе и бывает только рад, если ему дарят пару штанов, какие носят на суше, и его не беспокоит их неморской покрой. На самом деле, настоящий моряк не заботится о своей одежде, и его можно так же часто увидеть в старой охотничьей куртке, как и в разорванной блузе. Но, несмотря на свой наряд, его широкие тяжелые ладони источают настоящую морскую соль; они как будто хотят схватить веревку или гандшпуг; его ступни привыкли к гладким доскам палубы, а в спокойном, отрешенном взгляде глаз на обветренном лице застыло выражение подчиненности.

В заключение, настоящего моряка почти никогда нельзя встретить вдали от побережья, где у него нет никаких шансов получить работу, вдали от моря, доков, товарищей-матросов и всего того, что ему дорого и знакомо. Свои документы он носит с собой в небольшой жестяной коробке, а к тем, кто с ним заговаривает, обращается «сэр» и «мэм» и никогда «ваша честь» или «моя госпожа». Он скорее неразговорчив, чем болтлив, и редко хвастается о том, что он повидал или сделал. В этих и всех других отношениях он полная противоположность лжеморяку.

Уличные служаки

Солдат-попрошаек можно разделить на три категории: первая — это те, которые действительно были солдатами и дошли до нищего состояния; вторая — это те, которых выгнали из армии за плохое исполнение своих обязанностей, и третья — это те, для который военная форма и выправка — просто маскарад.

Разница между этими категориями настолько отчетлива, что ее легко заметить. У первого, или настоящего солдата, имеются все признаки строевой подготовки и жизни в казарме; его взгляд всегда обращен на того человека, к которому он обращается; худощавое телосложение, высокие скулы, усы по уставу, упрямый подбородок и глубоко вдавленная линия под подбородком от уха до уха. Он носит с собой свои документы, и, получив ранение или повидав разного, он скромен и застенчив, когда речь заходит о его доле славы. Он мало что может рассказать о случаях в бою, за исключением того, что совершила его собственная рота, и во время общения больше говорит о личных качествах своих офицеров и товарищей, чем об их подвигах. Как бы вы его ни пытали, он никогда не признается, что убил человека. Свое молчание на тему сражений он компенсирует тем, что много ворчит, говоря о продовольствии, казармах и т. п., чему в ходе своей службы он был вынужден подчиняться. Как правило, у него есть жена, которая шагает рядом с ним, — высокая, крепкая женщина, которая выглядит так, будто долгий курс стирки в казармах сделал ее наполовину солдатом. Каким бы оборванным он ни был, в настоящем солдате есть какое-то щегольство, которое проглядывает в том, как начищены его сапоги, как надета его фуражка и как расположен кожаный ремешок под нижней челюстью. Он неизменно носит трость, и, когда мимо него проходит солдат, он бросает на него особенный взгляд, полный зависти и жалости, как будто хочет сказать: «Хоть ты питаешься и лучше, чем я, ты не настолько свободен!»

Настоящий солдат может заниматься разными вещами. Он не проводит все свое время, попрошайничая: он и коня подержит, и почистит ножи и сапоги, и станет позировать художнику, а иногда и у корыта встанет. Он не любит попрошайничать и прибегает к этому как к последнему средству.

Если мои читатели спросят, почему человек, который настолько готов работать, не может получить работу, он получит ответ, который применим ко всем вопросам о трудностях, переносимых низшими сословиями, — слабым местом демобилизованного солдата является злоупотребление спиртным.

Вторая категория солдат-попрошаек — это одна из самых опасных и жестоких категорий нищих. Не поддающийся даже полковой дисциплине, непокорный по характеру, он оказался выброшенным из армии, чтобы грабить общество.

Он попрошайничает, но редко, с ним опасно встречаться на темной пустой дороге или в безлюдном переулке. И хотя мы действительно с полным правом можем отнести его к той категории людей, которые не хотят работать, он не совсем попрошайка, с ним можно снова встретиться в более подходящем для него перечне воров, где он проявит себя более полно (см. главу «Воры и мошенники»).

К третьей категории уличных «служак» относится обманщик чистой воды, который, получив из-за несчастного случая или как-то иначе сломанную конечность или повредив лицо, надевает военный мундир, как он надел бы платье выгнанного с работы садовника, бедствующего докера, прогоревшего торговца или получившего ожог механика. Он умеет хорошо подражать и в разное время играет много ролей. Он подбирает себе наряд так же тщательно, как и лжеморяк. На людных, оживленных улицах он «стоит столбом», то есть с табличкой, как с биркой, на шее, на которой описано его тяжелое положение. У него самая военная выправка; он держит шею прямо, подбородок вниз, руки по швам; он неподвижен, словно мумия, за которую, если бы не движения глаз, вы могли бы его принять. На тихих улицах и за городом он снимает свою табличку и попрошайничает «устно», то есть он обращается к прохожим и призывает их сочувствие к себе словами. Он изобретательный и неистощимый лжец; он использует такие события, как недавняя война в Крыму и восстание в Индии, в качестве добротного основания, на котором выстраивает свои выдумки.

Я шел по шоссе, когда ко мне обратился человек, одетый в старый военный мундир, пилотку, похожую на детскую, с благотворительного базара, и рваные брюки; он был босой и с трудом передвигался, опираясь на палку. Его пустой правый рукав был привязан к петлице на груди, а-ля Нельсон.

— Прошу, ваша честь, — начал он слабым, измученным голосом, — даруйте вашу милость бедному