Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев

бочонках нечто более достойное и подходящее для столь высокородного господина? Заверяю тебя, что цена, какой бы она не была, совсем нас не волнует.

Девочка смерила Великого логофета долгим изучающим взглядом, а потом робко кивнула.

– Есть старое выдержанное, благородный господин. Ситал за чашу,– произнесла она, внимательно посмотрев на Великого логофета, который еле заметно ей кивнул.

– Пойдет. Сдача не потребуется,– достав большую серебряную монету, он бросил ее в сторону девочки. Та поймала литав на лету и крепко прижала к груди двумя руками.

Торговка покрутила свои бочонки и, остановившись на самом маленьком, выкрашенным в черное и обитым бронзой, налила в глиняную чашу бордовую жидкость. Алатрей нетерпеливо выхватил ее и осушил быстрыми глотками, чуть поморщившись. Вино явно пришлось ему не по вкусу.

– Так что скажешь, Джаромо? – проговорил он, когда девочка отправилась дальше по рядам.

– Я могу обещать лишь, что поговорю с Первым старейшиной.

– Великие горести, зачем ты крутишь мне голову этими пустыми отговорками? Мы оба знаем, что он слушает тебя как самого себя. Ну же, я предлагаю забыть все эти мелкие дрязги и жить как жили прежде, не посягая друг на друга. Разве не это нужно тебе и Шето?

Великий логофет тяжело вздохнул, а потом улыбнулся Патару Ягвишу. Улыбнулся тепло и мягко, как улыбаются старому другу, желая подбодрить в непростой ситуации.

– Я не могу пообещать, что все станет так же, как оно было прежде. Увы, но власть моя над рекой жизни ограничена и течет она по своему руслу. Однако я готов дать слово, что уже вскоре речи и деяния Мантариша перестанут вас тревожить.

– Ну, хоть что-то,– тяжело вздохнул алатрей.

По трибунам внизу вновь прокатились слабые возгласы радости напополам с разочарованием. Покрашенная в зеленый колесница первой завершила ещё один круг, и флажок её цвета пополнил стойку возле распорядителя, сравнявшись по числу с красными и синими. Оставался последний решающий круг.

– На красную,– проговорил старейшина.

– Простите, что?

– Я ставлю на красную колесницу. Этот возница взял два первых круга, потом стал держаться позади всех, но за это время кони его явно успели отдохнуть.

– Ну вот, а вы говорили, что гонка на удивление скучна и совершенно не волнительна.

– А я от своих слов и не отказываюсь. Но это не мешает мне смотреть за этими бездарями.

– Конечно. Но я бы посоветовал поставить на синюю.

– Почему это?

– У красного из преимуществ есть лишь немного отдохнувшие лошади, но на каждом повороте его так сильно заносит, что саму колесницу трясёт и подбрасывает. А это выдаёт не привыкшего к вожжам и лошадям новичка. У зеленного вот-вот отлетит колесо, оно и так уже ходит по оси, словно пьяный моряк по палубе корабля во время шторма. Ну а синий… он ведет колесницу плавно и ровно и лошади его уже набирают ход.

– Интересное наблюдение, Джаромо. Посмотрим верно ли оно.

Они замолчали. Красная колесница резко вырвалась вперед, обогнав своих соперников. Зеленый возничий тут же хлестнул лошадей, пытаясь оттеснить в бок красного. Но когда оба они вошли в поворот, их колеса неожиданно ударились друг о друга. Толпа изумленно ахнула и тут же зеленная колесница немного подпрыгнула, качнулась и под оглушающий скрип и бешеное ржание испуганных лошадей завалилась на бок, потянув за собой и красную.

Идущий позади них синий возничий промчался мимо сваленных вместе колесниц и брыкающихся лошадей. Итог гонки был предрешён.

– Хм, браво, Великий логофет. Хорошо, что я так и не успел поставить деньги.

– Я бы всё равно их не взял, любезнейший господин Ягвиш.

– А я бы и не отдал,– рассмеялся алатрей, но тут его лицо исказилось от боли. Он согнулся и, схватившись за живот, застонал.

– Вам плохо, господин Ягвиш?

– Пустяки. Похоже, вино этой девки было таким же паршивым, как и прочее пойло. Лекарь уже не раз предупреждал меня о слабости желудка.

– Я слышал, что местные управляющие весьма строги и бдительны…

– Ага, знаю я как они бдят… ох… блисам хоть уксус разведенный наливай, всё выпьют. Лишь бы голову дурило. Ох, проклятая девка, что б ей гарпии печенку расклевали! Пожалуй, мне лучше вернуться домой и полежать в горячей ванне.

Они поднялись и пошли к выходу. Всю дорогу Патар Ягвиш тяжело вздыхал, охал, кряхтел и не отпускал руки от живота. Остановившись возле ожидавшей его повозки и с нескрываемой мукой посмотрев на исполинское здание, он проговорил слабеющим голосом.

– Я надеюсь, вы не соврали мне, Великий логофет. Я не хочу войны и бунта.

– Вы уже получили мое слово. Вскоре Мирдо Мантариш перестанет доставлять вам всякую тревогу.

– Да будет так,– алатрей кивнул и болезненно скривился, садясь в повозку.

Ровно в полдень, когда солнце зависло над величественной базиликой Синклита и по поверьям тайларов все двенадцать богов обратили свой взор на мир смертных, верховный понтифик зарезал белоснежного быка и разложил его внутренности на жертвенных камнях. Внимательно осмотрев каждый из органов, он окропил кровью животного врата за своей спиной, объявив о начале собрания и дарованном благословении.

Почти все места на мраморных ярусах над мозаикой Внутриморья оказались заняты. Черная и белая реки нахлынули на них, оседая двумя неровными половинами. Лишь несколько сидений так и остались пустыми, отчего среди старейшин нарастало тревожное перешептывание и ехидное хихиканье. Конечно, прогулы были не самой большой диковинкой в этих стенах. Они знали и таких старейшин, что презрев свой долг перед богами и государством годами, а то и десятилетиями, избегали Зала Собраний. Но сегодняшняя пустота была необычной. Ведь среди прочих пустовали места, принадлежащие вещателю и предстоятелю алатреев.

А в день, когда на кону стояло руководство всеми войсками Тайлара, подобная беспечность, тем более сразу от двух глав партии, была просто невозможной. И среди старейшин с каждым мгновением росло беспокойство. А вместе с ним и его вечные спутники – брань и ропот.

– О достойные старейшины, я призываю к порядку и спокойствию! – застучал о пол тяжелым посохом Первый старейшина. Но его слова тут же потонули в нарастающем гуле.

– Если алатреи хотят неявкой сорвать голосование, то пусть хоть всем составом сваливают из Синклита! – выкрикнул старейшина в черной мантии.

– Хер мы куда уйдем, торгаши проклятые! – ответил ему кто-то из носителей белых мантий.

– Старейшины! – окованный серебром посох вновь застучал по мрамору.– Я призываю вас к порядку и уважению сих святых стен! Право дело, на вас смотрят боги, а вы ведете себя словно перепившие лавочники. Предлагаю, дабы снять все гнетущие нас вопросы, послать людей на поиски Патара Ягвиша и Сардо