Тишина - Василий Проходцев

десятка с полтора маковок разной величины на высоких и низких, широких и совсем узеньких барабанах, а несколько деревянных срубов, из которых состояло здание, соединялись между собой небольшими переходами. Снаружи вся церковь была сплошь покрыта лесенками, переходами и балкончиками, а все столбы и наличники окон были украшены простой резьбой, состоявшей в основном из треугольников, ромбов и кружков разного размера. Но церковь, как и кладбище, была заброшена: крыша во многих местах прохудилась, а из прорех выглядывали выросшие там небольшие березки. Переходы и лесенки провалились, а стены покрылись мхом. Висевшая над входом в храм икона Христа вся поросла лишайниками яркого желтого и серебристого цвета, которые издали напоминали богатый оклад из драгоценных металлов. Оторвавшиеся куски кровли и вывалившиеся из стен бревна двигались от ветра и издавали те самые звуки, которые напугали Мирона с Архипом.

– Ну и смелые же мы с тобой вояки, Мирон Сергеич! – с облегчением произнес Хитров, – Старой церквушки испугались.

– Красивая церковь – ответил задумчиво Мирон, – Такие в Скородуме по пятьсот и по тысяче рублей продаются, с разбором – куда хочешь, туда и вези. Почему, интересно, ее забросили. Должно быть, новую где построили.

– А то как же! Надоело, поди, в такую глушь ходить. Рота! Всем сбор возле церкви!

Рейтары и стрельцы начали один за другим выходить из тумана и собираться возле Мирона и Архипа. Когда на поляне рядом с храмом собралось несколько дюжин служивых, из леса, одновременно со всех сторон, раздались выстрелы. Стреляли почти беспрерывно, и огонь этот быстро косил служивых, которые пытались разбегаться в стороны, однако не успевали в большинстве случаев сделать и нескольких шагов, и падали замертво.

– Да что же это… – только и успел, удивленно вытаращив глаза, воскликнуть Архип, и упал пробитый сразу несколькими пулями навылет. Мирон, как будто почувствовавший заранее опасность, пригнулся и подбежал, виляя, к церкви. Он успел добраться до стены и юркнуть в подклет. Артемонов решил проползти под церковью, и выбраться с другой стороны. Он стал пробираться среди наваленного в подклете хлама, детских гробиков, выглядывавших из-под земли черепов и истлевших погребальных рубашечек – по местному обычаю, многих детей хоронили прямо под церковью, среди старых икон и каких-то корявых, покрытых мхом бревен. Стрельба утихала, и Мирон с облегчением пополз быстрее к видневшемуся уже неподалеку просвету, в который было видно, что лес подходит к церкви с этой стороны почти вплотную, и там можно будет легко спрятаться в буйно разросшейся к середине лета лещине.

Двое рейтар роты Хитрова, и без того неуверенно чувствовавших себя вне седла, совершенно опешили от случившегося внезапного нападения, и устремились за церковь. Здесь они с радостью увидели сравнительно безопасный уголок, огражденный с одной стороны крыльцом, с другой – какой-то хозяйственной пристройкой, ну а с третьей, надежнее всего, толстенными бревнами стены храма. Рейтары встали спиной к церкви и боком друг к другу, приготовившись держать оборону, и ожидая врага со стороны находившегося буквально в нескольких саженях леса. Поэтому страшный грохот и треск, раздавшийся с той самой стороны, откуда меньше всего можно было его ждать, из-под стены церкви, привел их в неописуемый ужас. Они отскочили в стороны, и дружно выпалили из карабинов на звук, туда, откуда раздавался треск. Когда пороховой дым рассеялся, они увидели лежащего на спине в луже крови Мирона Артемонова, только наполовину выглядывавшего из подклета церкви и удивленно смотревшего на них подернутыми дымкой глазами.

Глава 8

Похоронив брата на том же болотном кладбище у заброшенной церкви вместе с еще парой десятков перебитых из засады служивых, Матвей Артемонов велел отправить раненных, включая и бредившего в жару Архипа, в расположение полка, дал и другие необходимые распоряжения, после чего отослал оставшееся войско под началом поручика Свистунова и стрелецкого сотника Волкова также в полк, а сам на два дня не на шутку запил. Артемнов остался теперь совершенно один на всем белом свете. Потеряв на исходе Смуты родителей, потеряв так и не доехавшего до большой дороги старшего брата Авдея, потеряв, в конце концов, и дорогого его сердцу старого пьяницу Ивана Ульяновича Мерила, скотской земли немца, Матвей знал, что где-то есть на свете его родной брат Мирон. Найти Мирона он не очень надеялся, но все же, зная тесноту круга служилого сословия, он мог хотя бы в это верить, и ставить за брата в церкви свечки за здравие. Потом судьба, словно издеваясь над Матвеем, послала ему встречу с братом, и тут же отняла единственного родственника, да еще и таким жестоким, нелепым образом. Конечно, оставались у Артемонова в далеком северном городе друзья-приятели (о бестолочи-Архипе, которого Матвей поневоле винил в гибели брата, теперь думать не хотелось), вспоминались и жившие там же купеческие и дворянские вдовы, а под вечер – и сама царская сестра. И все же, поселившееся в душе одиночество получалось изгнать лишь с помощью полу-бутыли крепкой белорусской браги, которой Матвея, в благодарность за освобождение от рабства, обильно снабжали жители деревни. Он мог бы и пить с ними, весело и с музыкой, но не хотел и, оставив в деревне с десяток рейтар, которые вполне отдавали должное гостеприимству крестьян, обосновался в заброшенной церкви, мрачность которой хорошо соответствовала его собственному состоянию. Пока он был еще в полпьяна, он не переставая думал об идущей войне, и больше всего – об отношениях с казаками. Сейчас, когда северо-восточная часть Белой Руси сама падала в руки, открывая путь к возвращению исконных русских земель на Балтике, да и к немецким богатейшим торговым городам, значительная и едва ли не лучшая часть войска находилась на Гетманщине, защищая нового царского подданного Хмельницкого от поляков. Конечно, немало было и казаков в Великом Княжестве, но чего больше было от этих союзников – вреда или пользы? Не имея возможности судить об этом с высоты общегосударственной, Матвей, однако, хорошо знал, что за все прошедшее время в стычках с поляками и литовцами он и близко не потерял столько людей, как в двух боях с черкасами, про которых и не понять было, то ли они, нарушая царский приказ, грабили деревни, то ли карали изменников, а Матвей, с дурацким усердием, мешал им в этом. Наверняка, царь и его ближние бояре, люди вовсе не глупые, кладут на чашу весов и маленькую гирьку этих потерь, и другие гири покрупнее, выводят разумный итог, и куда как лучше новоявленного полковника знают, как и в каком направлении следует воевать. Пусть будет так,