Перелом. От Брежнева к Горбачеву - Олег Гриневский

— Если после 10 — летнего периода, вы сочтёте необходимым продолжать СОИ, то мы можем это обсудить. Зачем же решать вопрос заранее, сейчас? И зачем заставлять нас подписываться под СОИ? Может быть, у нас будут другие интересы.

Но Рейган упорно стоит на своём:

— Если мы устраним полностью ядерное оружие, то почему вас будет беспокоить желание одной из сторон обезопасить себя на всякий случай от оружия, которого у нас с вами больше не будет? Ракеты может создать кто— либо ещё, и лишняя гарантия будет уместной. Мы же с вами полностью ликвидируем наше оружие. Я могу представить себе, как через 10 лет мы с Вами вновь соберёмся в Исландии для того, чтобы в торжественной обстановке уничтожить последнюю советскую и американскую ракеты. Я уже буду такой старый, что Вы меня даже не узнаете. И спросите изумлённо: «Эй, Рон, неужели это ты? Что ты здесь делаешь?» и мы устроим по этому поводу большой праздник.

— А я не знаю, доживу ли я до этого момента — мрачно шутит Горбачёв.

В таком духе дискуссия повторяется снова и снова... Однако Горбачёв время от времени бросает намёк: «мы не возражаем сделать приписку к нашему предложению относительно возможности того, что по истечении 10 лет стороны за период в несколько лет постараются  найти путём переговоров какое— либо взаимоприемлемое решение проблемы».[200] Рейган, не без помощи Шульца, наконец, воспринимает эти намёки. Он просит прервать разговор и удаляется с экспертами, чтобы обсудить советские поправки. Рассказав о состоявшейся дискуссии, он поручает двум своим отличившимся экспертам — Линхарду и Перлу быстро подготовить какую— нибудь компромиссную формулу, близкую к тому, что говорил Горбачёв.

Но вот незадача — все помещения в Хофди Хаузе заняты. Поэтому отличившимся экспертам пришлось запереться в туалете и искать компромисс там. По этой ли причине, или из— за их упрямства, но выработанная там формула нисколько не меняла сути американской позиции, а лишь косметически приглаживала её.

Как потом стало выясняться, — а время и участники постепенно раскрывают детали происходившего за кулисами большой политики, — американские эксперты явно боялись, что вдруг, в последнюю минуту президент начнёт уступать Горбачёву. Причём не по ПРО — здесь упрямству Рейгану было не занимать, — а по ликвидации ядерного оружия.

Дело в том, что очень часто — и публично, и в частных беседах — президент одновременно употреблял два таких разных термина как «ядерные ракеты» и «ядерное оружие», не делая различия между ними. Так было и во время только что прервавшейся дискуссии с Горбачёвым. Поэтому, как вспоминает Кеннет Адельман, мы старались объяснить ему разницу между «ликвидацией всех баллистических ракет (как мы предлагаем) и уничтожением всех стратегических вооружений (как они хотят)». Возможности СССР значительно больше, чем США, зависят от баллистических ракет, так как у него нет такого количества тяжёлых бомбардировщиков и крылатых ракет, как у США. Но если ликвидировать всё ядерное оружие, то преимущество будет на стороне Советского Союза, поскольку у него более мощные обычные вооружённые силы.[201]

Схожие опасения были и у советских экспертов в отношении позиции Горбачёва по ПРО. Поэтому Ахромеев и Карпов всё время напоминали ему — здесь уступать нельзя. А Генсек явно нервничал, ожидая возвращения Рейгана.

В ДВУХ ШАГАХ ...?

Президент появился в зале заседаний только через час. В Рейкьявике было уже темно — пол шестого вечера, когда Рейган выложил на стол американские поправки. Но Горбачёв раскусил — изменились словеса, но не суть американской позиции. Поэтому сразу же берёт быка за рога:

Горбачёв: У меня к Вам два вопроса в порядке уточнения американской формулировки... Из Вашей формулы исчезло упоминание о лабораторных исследованиях. Это сделано специально?

Рейган юлит, но потом соглашается: Да, сознательно. А в чём дело?       

Горбачёв: Я просто уточняю американскую формулировку. Пока ещё я её не комментирую... В первой части Вашей формулировки речь идёт о стратегических наступательных вооружениях, а во второй только о баллистических ракетах. Естественно, в стратегические вооружения включаются баллистические ракеты — наземные, подводных лодок, а также бомбардировщики. Почему же во второй части формулировки у Вас говорится только о баллистических ракетах?

Рейган: опять крутит: Нам передали в перерыве, что советская сторона хотела бы специально упомянуть о наступательных стратегических ракетах. Потом под напором Горбачёва уступает: Видимо, мы просто Вас неправильно поняли. Но если Вы хотите именно этого, — ладно.

Однако тут же в разговор встревает Шульц, который явно хочет замутить воду. Он говорит, что надо быть осторожными, когда речь идёт о ликвидации такого оружия. После чегоидёт недолгая дискуссия по выяснению и так хорошо известного вопроса, какие виды вооружений относятся к категории стратегических и наступательных... Но президента  эта дискуссия явно увлекает.

Рейган: Я хочу спросить: имеем ли мы ввиду — а я думаю, что это было бы очень хорошо, — что к исходу двух пятилетних периодов будут ликвидированы все ядерные взрывные устройства, включая бомбы, средства поля боя, крылатые ракеты, вооружения подводных лодок, средства промежуточной дальности и т.д.?

Горбачёв:Мы можем так и сказать, перечислить все эти вооружения.

Рейган: Если мы согласны, что к концу 10 — летнего периода ликвидируются все ядерные вооружения, мы можем передать эту договорённость нашим делегациям в Женеве с тем, чтобы они подготовили договор, который Вы сможете подписать во время Вашего визита в США.

Это мог быть важный поворот в американской позиции. На какой — то момент даже стало казаться, что стороны близки к выходу на беспрецедентную до сих пор договорённость. Многие ведущие деятели США были шокированы, узнав, что Рейган дал согласие на ликвидацию ядерного оружия. Шульца потом не раз обвиняли, что он сидел рядом и не остановил зарвавшегося президента. А Рауни вспоминает, что просто не поверил, когда после заседания переводчик рассказал ему об этом.

— Ты имеешь ввиду баллистические ракеты? — переспросил его Рауни.

— Нет, — ответил переводчик, — ядерное оружие.

Но Горбачёв не спешил ликовать и, как бы вскользь, согласился: