Руина, Мазепа, Мазепинцы - Николай Костомаров

сечевикам, что Кочубей, как уверял Петрик, ему покровительствует.

Но Запорожье издавна отличалось непостоянством: легко и

нежданно могла взять верх противная партия, которая уже на раде

соглашалась выдать Петрика. Притом Петрик в своих видах не

мог опираться на содействие одних запорожцев, приходилось

искать еще какой-нибудь иноземной помощи. Петрик недолго

оставался в Сече и в том же 1692 году после Юрьева дня ушел вместе

с запорожцем Василием Бузским в Кизикермень1, ни у кого не

спрашиваясь, хотя кошевой атаман и знал, куда он уходит. За

Петриком последовало сечевиков человек шестьдесят, которых он

1 Ныне Берислав, заштатный город Херсонской губ.

456

успел уже настроить. Кроме их, в Сече было довольно так

называемой <сиромы> (оборвышей), готовой пристать к Петрику, как только он появится с каким-нибудь признаком успеха, потому

что эту <сирому> очень соблазняла возможность пограбить арен-

дарей и богатых панов <кармазинников>.

В Кизикермене Петрик разглашал, будто послан Кочубеем, генеральным писарем, который, будучи враг Мазепе, хочет свергнуть

его с гетманства и сам стать гетманом. Через три дня после побега

Петрика из Сечи явился туда козак с письмом Петрика к кошевому

атаману и ко всей запорожской братии: Петрик благодарил за хлеб

за соль, извещал, что идет немедленно поднимать орду на Москов-

” ское государство и скоро прибудет со вспомогательными

татарскими силами за тем, чтобы начать дело освобождения Украины.

Петрик перешел в Крым. Сперва Петрик заметил у татарских

мурз мало охоты подавать помощь запорожцам. Только несколько

мурз показали к его делу сочувствие. Зато при их содействии

Петрик добился ласкового приема у хана и объявил, будто Сечь

Запорожская поручила ему вступить с крымским юртом в мирный

союз против Московского государства. Петрик уверял хана, будто

все украинские города только и ожидают прихода хана с его

ордынскими силами, чтобы восстать против ненавистных

москалей. Тут пришли в Крым к Петрику четыре козака, и Петрик

уверял хана, что эти козаки прибыли от всех жителей

малороссийских просить крымской помощи против москалей.

В то время, когда Петрик явился в Крым, хан был озлоблен

против Москвы. Недавно перед тем ездил по поручению гетмана в

Крым гетманский гонец, черниговец Пантелеймон Радич, проведать, есть ли со стороны татарской желание начать мирные

переговоры с Россией. Хан Саадет-Гирей по этому поводу послал гонца

в Москву проведать: какого рода были бы с царской стороны

желательные условия примирения. Московское правительство вслед за

тем отправило в Крым подьячего Василия Айтемирова с проектом

условий мирного договора. Но эти условия не по вкусу приходились

крымцам. Русские хотели, чтобы при размене пленных соблюдено

было совершенное равенство, и русские пленные из Крыма, как и

крымские из России, были бы отпущены без всякого окупа. Татары

отвечали: <Ваших московских и козацких людей в полону у нас

тысяч сто, а наших у вас каких-нибудь тысячи две, много три…

Как же можно освобождать нам ваших без окупа? Издавна велось, что при размене пленных присылали из Москвы разменную казну

за ваш полон. Наш хан и весь крымский юрт готовы с вами

мириться, но готовы и биться: за казну все станем, как один человек.

Татарин за добычу воюет оттого, что у него всего пожитку что два

коня, а третья своя душа>. Попытки к устройству примирения

повели только к большему озлоблению, и даж? московский гонец, при-

457

возивший проект мирных условий, подвергался оскорблениям. Тут, как нельзя кстати, к хану обратился Петрик с предложением

воевать вместе с татарами против москалей.

18 мая Петрик писал в Сечу, что заключил с ханом договор, которым, как он надеялся, запорожцы будут довольны. По этому

договору со стороны ханга дозволялось запорожцам невозбранно

отправлять свои рыбные и соляные промыслы по обоим берегам

днепровского низовья и по рекам, впадающим в Днепр, как это

бывало при Богдане Хмельницком. Кто захочет идти на такие

промыслы, тот должен испросить позволения у кошевого атамана

и тогда смело может отправляться, не опасаясь никаких

беспокойств от татар ни на суше, ни на воде. <А кто, - прибавил

Петрик, - захочет идти с нами для отобрания милой отчизны

нашей от московской власти, тот пусть готовится к походу и пусть

знает, что хан с черкесами и с частью орды сам двине-гся из

Перекопа на немцев, а нам в помощь оставляет ясновельможного

салтана Калгу со всеми ордами крымскими, черкесскими и

ногайскими, которым дано уже повеление собираться в поход>.

В Сече между тем произошла перемена. Гусака сменили; вместо

него кошевым атаманом избран был некто Федькб. При этом новом

кошевом Петрик написал к запорожцам новое послание от 27 мая, извещал, что уже все орды двинулись в путь с Калгою, и приглашал

кошевого с товариством встречать союзников у Каменного Затона1, с тем чтоб утвердить по своему усмотрению постановленный им с

татарами договор. 22 июня Петрик прислал третье послание к

запорожцам, и притом очень пространное: в нем излагал он цель

своего предприятия и надежды на его осуществление. Он вспоминал, что когда прибыл из Батурина в Сечь, то говорил уже добрым

молодцам, в каком печальном состоянии находится малороссийский

край, приводимый к упадку соседними монархами.

<Неудивительно, - рассуждал теперь Петрик в письме своем, - что так

поступает польский король: мы были когда-то его подданными, с Божиею

помощью при Богдане Хмельницком отбились от подданства его

власти и так много вреда ему наделали, что он до сих пор не

оправится. Неудивительно, если крымский хан с нами враждует: мы из

давних времен причиняли вред Крымскому государству и теперь

всегда чиним. Но дивны поступки московских царей: не мечом они

нас приобрели, а предки наши добровольно им поддались ради

христианской веры. Переселивши с правой стороны Днепра на левую

наших жителей, москали обсадились нашими людьми от всяких

неприятелей, так что откуда бы неприятели ни пришли, — будут

прежде жечь наши городы и села, наших жителей забирать в полон, а Москва будет находиться от них в безопасности за нами, как за

1 Бывшая крепость на берегу Днепра, близ Сечи.

458

стеною. Этим не довольствуется Москва, а старается всех нас

обратить в своих невольников и холопов. Сперва они гетманов наших

Многогрешного йчЛоповича1, которые за нас стояли, забрали в

неволю, а потом и всех нас хотели поворотить в вечную неволю.

Нынешнему гетману допустили они раздавать городового войска

старшинам маетности, а старшины, поделившись между собой нашей

братиею, позаписывали ее себе и своим детям навеки в неволю, и

только что в плуг не запрягают! Москва дозволяет нашим

старшинам чинить подобное для того, чтоб наши люди оплошали и заму-

жичали, а москали тем временем завладели бы Днепром, Самарою

и настроили бы там своих городков! Я также вам сообщал, что

король польский, недовольный московским царем за то, что не воевал

Крыма, хотел сам, помирившись с ордою, идти на Москву и

отобрать-в свое подданство нашу Украину. А каково было бы тогда, нашей Украине? Не были ли наши братья и на кольях, и в водных

прорубях? Не принуждали ли козацких жен опаривать кипятком

детей своих, не обливали ли ляхи наших водою на морозе, не

насыпали ли им в голенища горящих угольев, не отбирали ли

жолнеры2 у наших людей их достояние. Все это вы помните, и ляхи этого

не забыли и разве не стали бы они того же чинить над нами снова!..

Во время моего нахождения в Сече я много советовал начальным

товарищам взяться за дело и не допустить нашей милой отчизны

Украины дойти до крайнего упадка. Но из ваших милостей никто

не захотел постоять за своих людей; поэтому я, как уже раз

покинувши отца, мать, жену, родных и немалое имущество, прибыл к

вам, добрым молодцам, в Запорожье, так и теперь, призвавши на

помощь Бога и Пречистую Его Матерь, христиан заступницу, принялся за дело, которое касается целости и обороны отчизны и общей

свободы: я в Кизикермене договорился о мире с беем кизикермен-

ским Камень-мурзою, а в Перекопе хан утвердил мирные статьи, чему свидетелями были и ваши посланцы Левко Сысой с