Буржуазное равенство: как идеи, а не капитал или институты, обогатили мир - Дейдра Макклоски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По наблюдениям ученых, миндалина, примитивная часть мозга, заинтересованная в борьбе или бегстве, получает первые впечатления. Это необходимо для быстрых движений в целях выживания. Не надо спорить, размышлять, советоваться с учеными-теоретиками - надо просто прыгнуть, прямо сейчас, подальше от когтей саблезубого тигра. Неудивительно, что наша более совершенная префронтальная кора головного мозга, которая подсказала бы нам, что нельзя быть настолько глупым, чтобы возмущаться по поводу взаимовыгодной продажи дома, захлестывается негативом.¹²
Еврейская Библия полна пророческих громов, направленных против обмана, который, как предполагается, характеризует торговую жизнь, занимавшую в древности центральное место на Ближнем Востоке. (Можно порассуждать о том, что обман может характеризовать и неторговую жизнь с людьми, пусть даже полностью "интегративную" - например, семейную или племенную жизнь, о которых еврейская Библия также приводит немало неприятных примеров, но здесь речь идет о возмущении торговой жизнью). Например, пророк Амос (ок. 750 г. до н.э.):
Услышьте это, попирающие нуждающихся
и прогнать бедных из земли, ...
несоблюдение мер предосторожности,
повышение цены
и обман с нечестными весами.¹³
Так всегда. Антикапиталистический анархист-антрополог Дэвид Грэбер, приверженец движения Occupy, на 534 страницах книги "Долг: первые 5000 лет" (2011) ворчит, что "споры о том, кто кому что должен, сыграли центральную роль в формировании нашего базового словаря добра и зла"¹⁴ Его единственный интеллектуальный инструмент - возмущение продавцов, боссов, собственников и кредиторов в духе Амоса. Он не замечает, что бедные покупатели, работники, арендаторы и должники тоже выигрывают от таких сделок, которые, в конце концов, совершаются по взаимному согласию. А в вопросе о кредитах Грэбер не замечает очевидной экономической логики, согласно которой, если мы немедленно аннулируем все долги, как он неоднократно советует, ни один кредитор больше никогда не даст взаймы. Посмотрите на Аргентину, отрезанную от международных займов популистской привычкой не платить кредиторам. Мир, в котором больше никогда не выдают кредиты, не предлагают квартиры за арендную плату, установленную беспрепятственными сделками, или вообще ничего не продают, если популистское государство объявило излишки продавца вне закона, - это не лучший план помощи бедным. Посмотрите на плохо сохранившиеся жилищные фонды, находящиеся под рентным контролем.
В английской сказке Джек продает корову своей матери за глупую горсть бобов, и мать возмущена доверчивостью сына. "Неужели ты был таким дураком, таким болваном, таким идиотом, что отдал мою Милки-Уайт, лучшую доярку в округе и лучшую говядину в придачу, за горстку жалких бобов? (Она бьет его.) Получи! Возьми это! Возьми! Возьми!"¹⁵ Бобы, конечно же, оказываются волшебными, что снимает напряжение, возникшее у слушателей сказки в первом действии (представьте себе, что история Джека и бобового стебля резко заканчивается тем, что мать бьет его). Сам Джек с помощью бобового стебля забирается в логово великана, обманывает его, в конце концов, убивает и тем самым наживается сам. Эта история демонстрирует крестьянский взгляд на обмен - всегда обманывать, обманывать, обманывать, использовать любое преимущество, каким бы маленьким оно ни было. Никакой взаимной выгоды в этом нет. Обмен происходит с нулевой суммой: проигрыш великана - выигрыш Джека. Сравните, как Саймон Эйр находит разбитый голландский корабль. Мы находимся на кривой контракта экономиста. "Деревенская жизнь, - размышляет рассказчик-академик в романе Дж. М. Коетзи 1999 года о сельской местности Южной Африки, - всегда была делом соседей, замышляющих друг против друга". Первое впечатление рассказчика о своем соседе Петрусе, который пытается обмануть его в каждой сделке, таково, что этот человек, несмотря на восхитительное трудолюбие, "заговорщик, интриган и, несомненно, лжец, как и все крестьяне". Честный труд и честная хитрость"¹⁶.
По мнению аристократов, или подражателей аристократов, сделка тоже имеет нулевую сумму. В романе Джейн Смайли "Правдивые путешествия и приключения Лиди Ньютон" (1998) одержимый честью южанин в Куинси, штат Иллинойс, глубокой зимой 1840 года угрожает с оружием в руках владельцу магазина и торговцу скотом: "Гораций Силк, ты больше не будешь меня обманывать! Те мулы, которых я продал тебе за сто долларов, ты развернулся и продал Джеду Биндлу за два пятьдесят, и ты не отдал мне ни одной прибыли!" Представьте себе - купить по низкой цене, продать по высокой, а прибыль оставить себе. Бордерско-аристократический кодекс чести южанина требует жестокого удовлетворения. "Но тут вмешался отец Горация, - продолжает рассказчик, - и объяснил ему... роль посредника в любой торговой сделке". Это риторика янки и буржуа, которая, несомненно, помогла меньше, чем мать рассказчика, которая "шагнула вперед и уговорила [южанина] пройти дальше в магазин и согреться", с подразумеваемым приглашением к мирной, рыцарской галантности по отношению к женщинам, которое он принимает.¹⁷ Вся эта жульническая магия торговли давно возмущала людей. И это их тоже восхищало, когда они сами проворачивали такие сделки - с этой точки зрения это выгодная сделка, een goedkoop, говорят заговорщики-голландцы, "хорошая покупка". Я выиграл, а он проиграл.
Нулевая сумма - это стандартное мышление о моей и твоей выгоде. Это главная ошибка в экономическом мышлении на улице и в политике. Журналистское правило баланса в теле- и газетных материалах усилило эту ошибку, поскольку в каждой истории о прогнозируемом улучшении журналист считает необходимым найти того, кто скажет, что он от этого пострадал. В качестве примера можно привести отношение обычных журналистов к конкурирующему с такси Uber. Неудивительно, что нетрудно найти владельцев лицензий на такси стоимостью 300 тыс. долларов, готовых рассказать журналисту, что Uber - это изобретение дьявола. Журналист легко опускается до роли защитника монополиста, получившего государственную лицензию, от скандальной конкуренции человека с автомобилем.
Джон Д. Мюллер (опять же католический экономист) отмечает, что до недавнего времени предположение о нулевой сумме, выдвинутое Аристотелем и Аквинским, а теперь и Папой Римским Франциском I, было примерно верным - то есть до 1800 г.¹⁸ Лишь в последние европейские века на короткое время возникла последовательная риторика, призванная смягчить гнев против другой стороны в торговле. Она отчасти убедила часть людей в том, что торговля имеет положительную сумму. Это буржуазная сделка. В отличие от этого, как отмечает Мокир, "препятствия на пути любых технологических инноваций для ремесленника или фермера 1700 года практически немыслимы для читателя XXI века."Буржуазная сделка" в целом принимается современными людьми, хотя и подвержена вспышкам популистского возврата к крестьянскому или пролетарскому типу - или, если человек образован, к аристократическому презрению к торговле,
