Вавилонская башня - Антония Сьюзен Байетт

вам песенку спою.Что такое два, о?Два – два братца-сорванца в зеленых сорочках, о!Я вам песенку спою.Что такое три, о?Три – три соперника…

– Фредерика, все в одну сторону поют, а ты в другую!

– Охотно верю, Пол. Со мной всегда так. Музыка – не мое, слуха нет.

– Если хочешь, мы тебя распоем. Вряд ли ты совсем без слуха, так очень редко бывает. Научишься.

– Не научусь. Не могу. Я лучше просто помолчу, раз я ваш слух оскорбляю. Побуду в роли публики.

Пальцы Десмонда шажками перебираются по туго натянутой ткани.

Напротив – два лица: одни и те же вопросительно приподнятые брови, одно и то же очаровательное и грустное выражение. Двое едины.

– Ну что же вы? Пойте дальше! – сердито требует Лео.

Три – три соперника.

Два – два братца-сорванца в зеленых сорочках, о!

Один – всегда один, так один и будет[232].

Наслоения

Инструкция по применению. Каждая таблетка в контурной упаковке помечена днем недели. Принимайте их ежедневно в одно и то же время, запивая водой. Будьте внимательны: в случае пропуска таблетки защитное действие может быть снижено! После приема всех таблеток из упаковки сделайте недельный перерыв. В это время возможно кровотечение, отмены с выделениями от мажущих до обильных. Кровотечение отмены – не менструация. Оно необходимо для очищения матки и не должно вас беспокоить. Если обильные кровотечения продолжаются в течение нескольких циклов, посоветуйтесь с вашим врачом. Возможно, он изменит дозировку препарата.

И вот наконец постучались в дом, где жила Золушка. То-то обрадовались злые сестры! Старшая закричала:

– Эта туфелька моя! Она мне как раз впору!

Мачеха приложила ее ногу к хрупкой туфельке и сказала:

– Никогда она тебе не придется. Но ничего, вот нож. Я отрежу тебе пятку, и ножка войдет как по маслу. Только смотри не реви. Невелика цена – пятка за Принца и полкоролевства!

Так они и сделали. Гордо вышла Старшая сестра к Принцу, показала толстую ногу, повертела обрубком в блестящей туфельке:

– Глядите! Как раз впору пришлась!

Но верный герольд заметил, что в хрустальной туфельке собирается темная кровь и течет на землю. Он велел Старшей сестре снять туфельку. Тут все увидели обрубок, а Старшая сестра оказалась навеки опозорена.

Средняя сестра и бровью не повела, видя несчастье Старшей. Она принялась засовывать ногу в прелестную туфельку, но на ногах у нее были костяные шишки. Сколько ни старалась она, сколько ни пыхтела, а толку не вышло.

Тогда Мачеха взяла топорик, которым рубила курам головы, в один миг отхватила ей большой палец, а рану в этот раз перевязала тряпкой. Примерили снова. Туфелька туго, а наделась.

Кое-как, хромая, вышла к Принцу Средняя сестра и гордо показала ногу. Но тут серая птичка на дереве, что цвело и плакало над могилой Золушкиной матери, просвистела: «В туфельке кровь! В туфельке кровь!» Герольд подошел поближе и увидел, что туфелька полна крови, а Средняя сестра едва держится на ногах от боли. Так и вторую сестру постиг позор, и она убежала прочь, сокрушаясь и плача.

Герольд спросил:

– Есть ли еще девушки в этом доме?

– Нет, – солгала Мачеха, но Золушкин отец сказал:

– Есть. Но это всего лишь наша Золушка, что возится на кухне вся в золе.

Тогда позвали Золушку, и она пришла и протянула свою милую ножку в грубом чулке, перепачканном золой и сажей. Туфелька села на нее как влитая. Когда Принц увидел, что туфелька пришлась впору, он узнал в маленькой замарашке красавицу, с которой танцевал на балу, и сказал:

– Потеря нашлась. Вот та, которой принадлежит мое сердце!

Принц и Золушка поехали во дворец, а серая птичка на дереве глядела на них и пела.

Вопрос. Кто отмывал свернувшуюся кровь – дважды! – прежде чем Золушка вставила в туфельку свою девственную ножку?

Под деревом я деву увидал:Лоб и ланиты как поля герба,Где алой розы кровь и белой розы…Когда назавтра я, увы! —Недосчитаюсь головы,Снабди тогда мой дух блаженныйГлавою неусекновенной[233].

«Я не так привязана к жизни, чтоб жаждать ее продолжения, и не вижу в смерти достаточной беды, чтоб ее страшиться, но как знать: если Смерть занесет надо мною руку, может, кровь и плоть моя воспротивятся и пожелают ее избегнуть…»

Елизавета I

Суд, день 11:

– Как я понимаю, у вас был разговор с бабушкой?

– Нет, она только покричала нам вниз, спросила, что за шум. Я ответила, что это собака лает. Я не говорила, что мне магнитофон на ногу упал, это неправда.

– Но он упал тогда же, когда бабушка услышала крик жертвы?

– Нет.

– Вам не кажется странным, что крик уже стих, а она все равно спросила?

– Нет. Она, наверно, спала и от шума проснулась. Пока встала, пока дошла до двери, уже тихо было.

– И вы не хотели, чтобы она знала?

– Да, я ей сразу покричала, что все в порядке. Если бы она спустилась, у нее, наверно, разрыв сердца был бы.

– У вас были пятна крови на туфлях?

– Да. Брызнуло, наверно. Я их в гостиной оставила. Они на высоком каблуке.

– Сегодня одиннадцатый день заседания. Ранее вы упоминали, что туфли остались в гостиной и вы были босиком?

– Нет.

– Внутри туфель есть следы крови?

– Нет.

– Потому что вы были в туфлях, и брызги внутрь попасть не могли?

– Нет.

– Вы сейчас в тех же туфлях, что в день убийства?

– Да.

– Покажите, пожалуйста, какую-нибудь одну.

Секретарь передает туфлю генеральному прокурору.

– И вот в этих туфлях вы были на пустоши?

– Да. Я на улицу всегда надеваю туфли на каблуке. Мы туда на машине поехали, ходить не собирались, только остановиться.

История о камне

Питер Стоун – скульптор с каменным именем[234], студент Художественного училища Сэмюэла Палмера. Щуплый, сутуловатый молодой человек с землистым рябым лицом, вялым ртом и шапкой бесцветных волос, вечно покрытых каменной пылью. Потом мне показали, над чем он работал. Это был небольшой менгир, белый мрамор с розовыми прожилками. Его выставляли в конце учебного года: цилиндрической формы, со скругленным верхом. Стоун отделал его столь безумно-странно, что у камня получились живые ямочки, оспины, сухожилия, и от этого он поблескивал то здесь, то там. Совсем не похоже на классический гладкий мрамор. Небольшой камень, метра полтора в высоту. Привыкнув искать в новом искусстве приметы бунта, я решила, что автор отрицает засилие сварного металла, литой пластмассы и стеклопластика. В тот год его менгир единственный выставлялся в разделе каменной скульптуры. Я была наблюдающей у Стоуна на последнем экзамене – последнем во всех смыслах. Он сидел, кажется, на предпоследнем ряду. Дело было в большой студии, куда на время поставили парты и стулья. Он вошел, широко улыбаясь, сел и принялся озираться по сторонам. Довольно долго ничего не делал, только ерзал и как-то подрагивал лицом. Потом начал писать очень крупным и каким-то безликим почерком. Несколько раз брал себе еще бумаги. Потом стал выходить. Поднимет