Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак

лишь сокровище любви и помышляли они только о нём. Сам папа благословил их союз, сказав, сколь благостно видеть блудницу, обратившуюся к Богу стезёю брака. Итак, в последнюю ночь, когда все увидели, что царица красоты станет отныне просто хозяйкой замка во Франции, многие вздохнули о весёлых днях, полуночных пирах, маскарадах, о забавах и о тех упоительных минутах, когда каждый открывал ей своё сердце; словом, они сожалели о всех радостях, которыми одаряла их восхитительнейшая из женщин, и она казалась им ещё более прелестной, чем в весеннюю пору своей жизни, ибо сердце её переполнял чрезмерный пыл и она сияла, как солнце. Многие сокрушались, что она возымела плачевную прихоть сделаться на закате дней своих честной женщиной. Этим последним госпожа де Лиль-Адан шутливо отвечала, что после двадцати четырёх лет, проведённых в стараниях всех услаждать, она честно заслужила отдых, на что ей возражали, говоря: как ни далеко солнце, каждый может погреться в его лучах, между тем как она не покажется им более. Воздыхателям своим Империа ответила, что у неё остались ещё улыбки для тех, кто приедет посмотреть, как она играет роль добродетельной жены. И тут посланник английский сказал, что она способна на всё, даже возвести добродетель на высочайшую ступень.

Каждому из своих друзей Империа оставила подарки и раздала значительную сумму денег бедным и сирым города Рима; затем она внесла немалую лепту в монастырь, куда мечтала удалиться её дочь, и в храм, воздвигнутый на деньги, полученные ею в наследство от покойницы-дочери, которые отказал Феодоре кардинал Рагузский.

Когда супруги отправились наконец в дорогу, их сопровождали до половины пути рыцари, одевшие по такому случаю траур, и простолюдины, пожелавшие госпоже Империи премного счастья, ибо она бывала сурова только с вельможами, а к бедным была неизменно добра. Красавица Империа, всеми признанная королева любви, была встречена празднествами во всех городах Италии, куда дошла весть о её обращении: каждый жаждал увидеть столь любящих друг друга супругов, что является случаем редким. Иные владетельные принцы принимали при своём дворе счастливую чету, считая долгом оказать почёт женщине, отрёкшейся от своей власти над всеми сердцами ради того, чтобы стать добродетельной женой. Однако ж среди принцев нашёлся один злоречивый – то был монсеньор герцог Феррарский, который сказал де Лиль-Адану, что его великое богатство недорого ему стоило. После этой обиды Империа показала, сколь благородно её сердце: все деньги, полученные от милых её голубков, она пожертвовала на украшение храма Святой Марии, что в городе Флоренции, а герцог д’Эсте, хвалившийся, что он отстроит храм вопреки скудости своих доходов, стал предметом насмешек; брат же его, кардинал, тоже строго его осудил. Империа сохранила только личное своё состояние и то, что от великих своих щедрот пожаловал ей император ради их дружбы, когда расстался с ней, впрочем, всё это составляло немалое богатство. Молодой Лиль-Адан вызвал названного герцога Феррарского на поединок и ранил его. Так что честь госпожи де Лиль-Адан и супруга её ни в чём не потерпела ущерба. Рыцарский сей поступок послужил тому, что на всём пути следования новобрачных им устраивали торжественные встречи, особенно же в Пьемонте, где богатые пиршества следовали одно за другим. Стихи, сонеты, эпиталамы и оды, сочиняемые в их честь поэтами, к сожалению, никем не были собраны, но и наипрекраснейшая поэзия была бы слишком слаба, чтобы достойно воспеть красавицу Империю, которая, по словам мессира Боккаччо, сама была поэзией.

Но в сём состязании празднеств и любезности одержал верх император, который, проведав о глупой выходке герцога Феррарского, отправил к своей милой Империи гонца с посланиями, собственноручно написанными им по-латыни, в которых он повторял, что любит её ради её самой и радуется за неё, хоть и грустит, что не он сам стал причиной и творцом её счастья; писал он также, что отныне утратил право одаривать её, но, ежели король Франции примет её не слишком радушно, он почтёт за честь принять отпрыска рода де Лиль-Аданов в Священную Римскую империю и даст ему любое княжество, которое рыцарь выберет из всех его владений. На что красавица Империа приказала ответить, что она хорошо знает, как щедр и великодушен император, однако ж, если даже пришлось бы ей снести во Франции тысячу оскорблений, она твёрдо решила окончить там свои дни.

Глава вторая. Чем закончилось замужество Империи

Не зная, что за жизнь её ждёт, госпожа де Лиль-Адан не пожелала показываться при дворе и поселилась в окрестностях Парижа, где супруг поместил её в превосходном доме, купив графское поместье Бомон, что дало повод к толкам и пересудам по той причине, что фамилия эта упоминается в наипрекраснейшей книге досточтимого господина Рабле. Де Лиль-Адан-младший приобрёл также владение дворян Нуа Антель, лесные угодья Гарнель, Сен-Мартен и другие земли, смежные с поместьем Лиль-Адан, где жил его старший брат Вилье. Приобретя названные поместья, он стал самым могущественным феодалом во всём графстве Парижском. В своём поместье Бомон отстроил он роскошный замок, наполовину разрушенный англичанами, и украсил его разной мебелью и утварью, занавесями, заморскими коврами, приобретёнными его супругой, каковая во всех искусствах была претонкой ценительницей, и посему замок Бомон своим великолепием и роскошью превзошёл самые прославленные в те времена замки. Супруги жили на радость всем столь счастливо, что в Париже и при дворе только и было разговоров, что об их браке и о счастье мессира де Бомона, а более всего о совершенствах и скромной жизни его супруги, которую по-прежнему друзья именовали госпожой Империей. Была она отнюдь не горда и не жестока, как сталь, наоборот, имела все качества и достоинства добродетельной жены и могла в том послужить примером самой королеве. Тоже и святая церковь возлюбила её за усердие в вере, ибо никогда Империа не забывала Господа. По её словам, она смолоду не обходила церковнослужителей и не раз бывали у неё шашни с аббатами, епископами, кардиналами, кои окропляли её святой своей водой и за пологом кровати давали отпущение грехов, радея о спасении её души. Добрая слава об Империи привела в Бовуази, что по соседству с Бомоном, самого короля; пожелав увидеть это несказанное чудо в облике прекрасной жены, он оказал честь мессиру де Бомону, остановившись у него в замке; в течение трёх дней шла королевская охота, в которой участвовала и королева со всем двором. И сам король не менее, чем королева и все придворные, был восхищён госпожой Империей, и за приветливое обхождение её провозгласили совершенством любезности и красоты. И первым король, а вслед за ним королева и каждый присутствующий поспешили осыпать поздравлениями де Лиль-Адана, избравшего себе столь прекрасную жену. Своею скромностью Империа достигла