Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах - Натан Альтерман

я был вознагражден немедленно, а после хупы дали еще золотистый бульон и жаркое из голубей. Вообще лучше оставаться, чем бежать. Когда остаешься, всегда следует какое-нибудь вознаграждение. А побежишь — потеряешь почву под ногами.

Для меня моя женитьба была, если сказать по правде, находкой. Люди не могли взять в толк, как я вытянул такой выигрышный билет, а главное — каким образом Файвиш Софер дал согласие породниться с такой мелкотой, как семья моего отца-меламеда.

То ли в силу своего происхождения, то ли благодаря собственным достоинствам, Файвиш Софер принадлежит к знати ортодоксального Иерусалима. Он — четвертое поколение иерусалимских хасидов, из династии известных раввинов не «литваков»[209]. На вид — ни дать ни взять смоква раби Цадока[210]. Файвиш ходит в застиранном все дни недели и держится так, что его легко принять за обиженного судьбой, за нищего, стесняющегося попросить милостыню. Между тем не только в Меа-Шеарим, но и во всей округе вы не найдете человека, который не остановился бы перед Файвишем в трепетном почтении. Если Файвиш вступает с вами в серьезную беседу, это большая честь. Все знают, что Файвиш — из самых выдающихся знатоков веры в городе и стране. По вопросам Галахи раввины ищут у него совета. Если бы он сохранил свою переписку с раввинами со всех концов мира, получилась бы еще одна из достойных книг вопросов и ответов[211]. В Каббале он тоже светоч для всех, кто пробует выбраться из мрака. Когда он толкует перед немногими о тайнах этого учения, тишина в зале накаляет стены.

Но из своей мудрости Файвиш не делает деньги. Он не раввин и не судья на жаловании у раввината и даже не иешиботник на жалком ежемесячном пособии. Живет от трудов своей супруги, всем известной под прозвищем Цирлфайвиш. На базаре Меа-Шеарим она держит лавку, где продает птиц и яйца. К ней ходят все, как оттого, что Цирлфайвиш клиента не обманет, так и затем, чтобы поддержать материально самого Файвиша. При этом его супруга не какая-нибудь бесплодная смоковница, у которой нет другой заботы, только бы прокормить мужа. Плодовита, тьфу, чтоб не сглазить! За двадцать пять лет произвела на свет двенадцать душ, и все это обильное насаждение произрастает, расцветает и производит новое семя во славу народа Израилева.

Многочисленное семейство Файвиша живет в Меа-Шеарим, как все: одна большая комната да коридор с кухней и уборная во дворе. Моя жена у них второй по счету ребенок, первый, сын, женился за полтора года до нас. В те времена моего тестя еще не так уважали, как сейчас. За минувшие двадцать два года Файвиш поставил свое предприятие «Кемах ле-ломдей Тора»[212], и его авторитет неизмеримо вырос. Файвиш заарендовал в Меа-Шеарим большой заброшенный амбар под продукты для иешиботников. Обратится к директорам местной «Тнувы»[213] с просьбой отпустить картофель подешевле оптового, обворожит этих самых директоров-еретиков светским изящным слогом либо изустным трактатом о приходе Мессии — и еретики присылают ему грузовик картофеля за полцены. Добровольцы из числа наших «аврехим», то есть женатых молодых иешиботников, сбегаются выгружать товар, раскладывают по маленьким мешкам, и вот вам, пожалуйста, картошка всей семье на целый месяц за полцены. То же самое — яйцо битое. За треть цены против целого яйца. И овощи-фрукты, слегка залежавшиеся, а для наведения чистоты — мыло со всякими пастами и порошками. Потрудится Файвиш съездить к оптовику или фабриканту, пленит его приятным обращением, и опять вам, пожалуйста, амбар полон. В городе известно: если Файвиш обещал рассчитаться в такой-то срок, чек поступит утром назначенного дня, без отсрочек и проволочек. Недостанет средств — Файвиш заглянет в два-три банка в городе, и управляющие велят отсчитать ему тысячи, а то и десятки тысяч. Слово Файвиша надежнее любой банковской гарантии. И делает все Файвиш от чистого сердца, не требуя себе ни гроша. Сама Цирлфайвиш не получает скидки на товар, который она берет в амбаре: не иешиботник же ее супруг и не на пособие живет. Предприятие с миллионным оборотом, которое кормит около тысячи семей, ведется без всяких накладных расходов. В маленький блокнот Файвиш заносит, что, сколько и от кого он получил, и этот блокнотик превосходно заменяет десятки служащих, корпящих в дорогих офисах над счетами фирм с куда более тощим балансом. И никто на него не в претензии за недоплату, и никто у него не получает больше положенного. А главное чудо из чудес — Файвиш справляется со всеми делами за час, от силы за два. Остальное время принадлежит Талмуду, Каббале, молитвам и богобоязненным размышлениям.

Но я забегаю вперед. Мысль сосватать дочь за меня, до чего ни один сват не додумался, прельстила Файвиша из-за моего красивого почерка. Когда дочь созрела для сватовства, он самолично отправился на обход иешив, чтобы ознакомиться с претендентами. Файвиш появлялся в иешиве с видом человека, который удовольствия ради зашел посидеть над страницей Талмуда, располагался поудобнее и, перекатывая взор из стороны в сторону, начинал изучать тех, кого находил нужным. Он старался наблюдать за лицами во время восторженного самозабвения от текстов и их распева. В такой момент один закручивает пейсы, другой, напрягая ум, кусает ногти, третий надрывает глотку, четвертый шепотом совещается сам с собой. Файвиш верил в физиономистику. Наверно, следил он исподтишка и за мной. А я — само смирение — сижу, смотрю в текст, а иногда балуюсь карандашом, который у меня в руке. Поймав меня на этих проказах, он не удержался от любопытства и подошел посмотреть на мои каракули. Увидев, какие красивые печатные буквы у меня вычертились, он удовлетворенно вздохнул и вернулся на свое место. Спустя два дня к моему отцу явился сват и сделал предложение. После обручения во время разговора о том о сем Файвиш мне сказал:

— Небо послало тебе большой подарок. Рисовать буквы Торы — дело нешуточное. В каждой линии — судьбы высших миров. Вся вселенная и все в ней сущее сотворены одной буквой. Ты поднимешься на очень высокую ступень, если только будешь пользоваться своим даром по его священному назначению…

Но он был достаточно умен, чтобы оценить и менее высокую ступень —