Публичное одиночество - Никита Михалков

Я очень надеюсь, что на этот раз ничто не помешает мне осуществить задуманное. (XV, 32)

(2009)

Вопрос: А не замахнуться ли Вам нынешним летом на Бунина, как собирались? Чего зря простаивать?

Этот проект я пока, что называется, вынашиваю. Спасибо, что поддерживаете мою идею. (XV, 41)

(2009)

Интервьюер: Как Вам удается совмещать в голове «Утомленных солнцем – 2» и «Солнечный удар»?

Это единственное спасение – от горечи, что все закончилось. Надо сразу затевать новую работу.

Какая стадия работы над «Ударом»?

Начитываем материал и выбираем натуру.

Здесь же вокруг Щепачихи? На Оке?

Да. У Бунина действие происходит в маленьком волжском городке. Волжский, приокский – какая разница?

Все, что снимал Михалков в последние годы, как-то не давало повода думать, что Вас способна заинтересовать камерная любовная история…

Это не любовная история. Точнее, не только она. И «камерность» здесь обманчивая. «Солнечный удар» – это история гибели русского мира…

Я шел к «Солнечному удару» тридцать пять лет. Даже переписывал рассказ Бунина от руки, чтобы понять, каким образом творится такое чудо. Обыкновенные слова, знаки препинания, русские буквы – но как это читается, в каком балансе все находится… Бунин не смог бы так написать, не пережив чего-то подобного сам. «Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет», – из-за вроде бы мимолетного ночного приключения. Это очень серьезно. Но если бы я не придумал концепцию, которая станет основой «Солнечного удара», то и сегодня не начал бы работать. Концепция, на мой взгляд, очень волнующая.

Да, помню, Вы говорили: «История гибели русского мира». А что такое в вашем понимании русский мир?

Все. Запахи, цвет заката, марево пыльное от едущих дрожек, паровозные гудки, звук падающей шишки, всплеск рыбы, звук крыльев утки, взлетающей с воды… Это может быть где угодно, рыба плещется и в Рейне тоже, но вместе с укладом – с мундирами, лаптями, запахом седельной кожи или солений на рынке… Плюс Божественная литургия, Чайковский, Шаляпин… Весь этот русский мир был затем утоплен…

Меня интересует не столько ночь, проведенная мужчиной и женщиной, сколько его день без нее. День в маленьком городке – что он видит через призму своей переполненности незнакомкой. Мир вокруг его раздражает, а на самом деле этот мир прекрасен.

То есть это будет двойной плач? Героя – по утраченной женщине, и Михалкова – по потерянной России?

Нет, он не оплакивает женщину. Он, прости меня, сыт. Удовлетворен. Легко согласился, чтобы она уехала одна. Отпустил, не хватался за поручни парохода. Нормальный мужик, офицер, получил все, что хотел… Какие вопросы? Прекрасная женщина, красавица, умница… Уехала – и слава богу! Теперь надо провести время до вечера. Ну-ка, что тут у нас?.. И вдруг выяснилось, что день никак не заполняется. Но плача никакого нет. Он заплакал, как пишет Бунин, во сне пьяными слезами, но – бог его знает, отчего.

А вот когда их будут топить…

Белых офицеров? Все понятно.

Поверь, что понятно не все… (I, 140)

(2010)

Интервьюер: После «Утомленных солнцем – 2» Вы хотите экранизировать рассказ Бунина «Солнечный удар» о мимолетной любви поручика и прекрасной незнакомки.

Я эту идею много лет вынашивал. И только благодаря моим обрамлениям этого рассказа…

Но нет, я не могу рассказать… Еще рано.

Так Вы же где-то проговорились о своей идее. Поручик станет белым офицером. И погибая где-то там же, на Волге, вспомнит тот солнечный день и ту женщину…

Ну тогда скажу.

Да, это будет фильм о гибели русского мира как такового! С базарами, экипажами, половыми, кучерами, пыльными дорогами, колокольным звоном, солнечным светом. Этот русский мир раздражал многих пылью, тупостью, мухами. А потом он исчез, и возникла пауза, которую заполнили сначала шакалы, а потом мыши.

Удивительное дело: бунинский рассказ называется «Солнечный удар», но начинается он летней ночью, а не днем.

Да, солнечный день наступит уже после той их ночи. Солнечный день! Это как последняя вспышка, осветившая ту жизнь. А потом все надолго погрузится во мрак.

Это фильм непростой, тонкий, весь на полутонах. Нужно будет много импровизировать… В «Солнечном ударе» должны быть импровизационные характеры. Там такой подход будет в идеале: два неизвестных актера в главных ролях и ярчайшие звезды в эпизодах. В «Утомленных солнцем – 2» тоже, в общем-то, так было. Алексей Петренко – роль на несколько минут, Валентин Гафт – на сорок секунд.

А кто же будет в главных ролях в «Солнечном ударе»?

В женской роли – уже есть одна кандидатура. Никому не известная актриса… в кино неизвестная. Это может быть очень правильный выбор – в точку! А вот с мужчиной… Пока не знаю. Тут есть два подхода. Либо совсем неизвестный актер из провинции, либо голливудская звезда: Ди Каприо, Брэд Питт. Но чтобы играли обязательно на русском языке. Не уверен, что названных актеров или других звезд того же уровня может заинтересовать этот проект. Но, с другой стороны, в Голливуде среди актеров молодого, среднего поколения много людей, которые чего-то хотят, что-то ищут. Если идея понравится, они и в артхаусном кино снимаются за небольшие деньги.

В общем, еще не знаю, посмотрим… (II, 67)

(2010)

Я шел к «Солнечному удару» тридцать семь лет.

В великой русской литературе нет вещи столь тонкой и наполненной чувственностью. Одиннадцать раз переписывал этот рассказ от руки! Казалось, уже должен был знать, какое слово в предложении будет следующим – и все равно оно было другим, тем, которое полностью меняло энергетику.

Поймите, снять эротическую сцену нетрудно – для этого надо иметь двух незастенчивых актеров. Я же придумал этой истории другое обрамление. Про гибель русского мира. Не пугайтесь, там не будет танков!

Гурзуф, Севастополь 1920-х годов. Советская власть пообещала белым офицерам подарить жизнь и свободу в обмен на погоны. Обманула. Среди этих обманутых – наш поручик. Он проживает один день после дивной ночи с незнакомой женщиной. От вчерашней влюбленности – к страстной ночи, к этому усталому утру, удовлетворению и облегчению оттого, что женщина уезжает, – к невероятному опустошению…

И оказывается, что этот знойный пыльный день – с раздражающими мухами, комарами, чьей-то свадьбой, водкой, окажется на краю пропасти самым счастливым… (I, 149)