Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О Господи, — воскликнула Калехла. — Где же, черт побери, мы его оставили? То есть — их, их оба!
— У тебя там было что-нибудь противозаконное?
— Только ночнушка — Ребекка из Саннибрук Фарм такую бы не надела… Да, ничего не скажешь. Вот так парочка ротозеев!
— Ну, я никогда не претендовал на это звание.
— А у тебя что было в чемодане?
— Грязные носки и учебник по сексу, купленный больше из надежды, чем из реальных ожиданий.
Они снова упали друг другу в объятия, комичность ситуации позволила им открыть еще кое-что новое в обоих.
— Ты носила бы эту ночную рубашку ровно пять секунд. Потом я сорвал бы ее с тебя, и тебе пришлось бы предъявить правительству иск об утере личного имущества. Я просто сэкономил налогоплательщикам по меньшей мере шесть долларов… Иди сюда!..
Кендрик выбрался из кровати и подошел к своему одежному шкафу. У него было два купальных халата, одного не хватало. Эван побрел в ванную, чтобы привести себя, по возможности, в человеческий вид — и в смысле ощущений, и в смысле внешности. Приняв душ и побрившись, он подумал, что, пожалуй, переборщил с одеколоном, но, в конце концов, двадцать лет назад, в колледже, это не испортило его отношений с ветреной королевой их вечеринок. Неужели через столько лет после того случая впечатление, которое он производит на женщин, стало снова важным для него? Он надел оставшийся халат, вышел из комнаты и направился по мраморному коридору к арке.
Калехла сидела за массивным сосновым столом, обитым кожей сверху, и негромко разговаривала по телефону. Она заметила его и послала ему быструю улыбку, вновь сосредоточившись на своем разговоре.
— Все понятно, — говорила она, когда подошел Эван. — Я буду держать вас в курсе. До свидания.
Рашад поднялась из-за стола. Купальный халат, слишком большой для нее, совсем не скрывал, и даже наоборот — неожиданно подчеркивал изящество фигуры. Поплотнее сдвинув полы халата, она подошла к Эвану и вдруг потянулась к нему, положила руки на плечи.
— Поцелуй меня, Кендрик, — мягко потребовала она. — Разве не мне положено это говорить?
Они целовались до тех пор, пока Калехла не осознала: еще минута — и они снова отправятся в спальню.
— Ладно, ладно, Конг, мне нужно кое-что тебе рассказать.
— Конг?
— Я же хотела, чтобы ты выломал дверь, помнишь? О боги, как быстро ты все забываешь!
— Может, я и не профессионал, но, надеюсь, все-таки не безнадежен.
— Насчет первого ты, может быть, и прав, но насчет второго — ты совершенно точно не безнадежен, мой дорогой.
— Знаешь, я просто обожаю, когда ты это говоришь.
— Что?
— «Мой дорогой».
— Это расхожая фраза, Эван.
— В данную минуту я, пожалуй, пошел бы на убийство, узнай я, что ты говорила «мой дорогой» кому-нибудь, кроме меня.
— Ради Бога!..
— А ты говорила? Говорила?
— Ты хочешь спросить, спала ли я с другими, так? — бесстрастно поинтересовалась Калехла, убирая руки с его плеч.
— Фу, как грубо! Нет, конечно, нет.
— Раз уж об этом зашел разговор, да и сама я об этом немало думала, давай разберемся. У меня были увлечения, как были они и у тебя, и я, пожалуй, говорила нескольким людям «дорогой», но если тебе так уж непременно надо знать правду, ты, неисправимый эгоист, то я никогда никого не называла «мой дорогой». Удовлетворяет тебя мой ответ, ты, разбойник?
— Вполне, — ухмыльнулся Эван и потянулся к ней.
— Нет, я прошу тебя, Эван. Нам необходимо поговорить.
— А я думал, ты только что приказала мне поцеловать тебя. Что изменилось?
— Понимаешь, милый, меня очень тревожит этот новый этап в наших с тобой отношениях.
— Почему?
— Потому, что я профессионал, у меня есть моя работа, а если я закручусь с тобой — в прямом и переносном смысле, — я буду ни на что не годна.
— И опять же — почему?
— Потому, ты, идиот, что еще немного — и я влюблюсь в тебя.
— Это все, что мне нужно. Я ведь уже люблю тебя.
— Ах, эти слова, какие они легкие, какие простые. Но только не в моем деле, не в том мире, где я живу. Приходит указание: убить такого-то или закрыть глаза на его убийство — все равно, раз это решает сразу множество проблем… И что будет, если этим человеком окажешься ты… мой дорогой? Ты бы смог это сделать на моем месте?
— А разве когда-нибудь дело может дойти и до такого?
— Уже доходило и еще может дойти. Видишь ли, ты, в конце концов, всего лишь один человек — прекрасный или недостойный, это уж вопрос вкуса, — а выдав тебя, мы могли бы спасти двести или четыреста человек в самолете, потому что «те» не могли бы добраться до тебя, если бы мы не выдали тебя перед полетом… О, мой маленький мир наполнен беззлобно попираемой моралью, ибо суть того, с чем нам приходится сражаться, это злобствующая аморальность.
— Тогда зачем оставаться в этом мире? Почему бы не уйти?
Калехла помолчала, пристально глядя ему в глаза.
— Потому что мы спасаем жизни, — наконец ответила она. — То и дело происходит что-нибудь, что уменьшает зло, разоблачает его — и тогда счастье становится еще чуточку ближе. И очень часто мы — часть этого процесса.
— Но ведь тебе нужно жить чем-то и помимо этого, у тебя должна быть своя жизнь.
— Когда-нибудь она будет у меня, потому что настанет время, когда я перестану быть нужной. Я стану товаром широкого потребления. Сначала тебя подозревают, потом разоблачают — и, наконец, ты больше не нужен. Вот тогда и надо выходить из игры. Мои начальники попытаются убедить меня, что я смогу пригодиться на других должностях, они будут помахивать у меня перед носом приманкой пенсии и прекрасным набором секторов, где я могла бы работать, только я вряд ли клюну.
— Что же, в соответствии с этим сценарием, ты будешь делать?
— Да ради Бога! Я же свободно разговариваю на шести языках, пишу и читаю на четырех. В комбинации с моим опытом, я бы сказала, что у меня прекрасная база для любой должности.
— Все это звучит разумно, за исключением одной вещи. Ты кое-что упустила из
