Я не Поттер! - Марина Броницкая

Дождь за окном сменил снег, рождественские каникулы заканчивались, а дворники маленькой деревушки в низине расчищали заснеженные тротуары. Мир даже не подозревал о том, что одна эпоха подходит к концу, а за моей спиной берет начало другая. Возможно, на её замену не хватит ни моей жизни, ни жизней Джинни или Барти, но по сравнению с вечностью — это такая мелочь. Свет правил долго, вернее, он столетиями успешно доказывал, что он Свет и никто другой. А кто поспорит с победителем? Да, те, кто сейчас топчут скрипучие половицы старого дома на холме — совсем другая история. Однако, рано или поздно, и они научатся изумляться в ответ на обвинения в ошибочности собственных убеждений и нарекут себя едва ли не посредниками между землей и небом. Мне все равно, застану ли я этот исторический момент, но все, что будет ему предшествовать — хочу видеть.

Неделю назад страну сотрясла новость об увольнении Альбуса Дамблдора с поста директора школы Хогвартс. Так что я уверен, если чего‑то сильно захотеть, обязательно сбудется. Монолит, символ старой Англии, самый сильный волшебник, и тот был сокрушен обычным министерским постановлением. Старик не сможет переступить порога учебного заведения в течение долгих десяти лет. Думаю, к тому времени и не захочет. Он слишком увлекся играми, пророчествами и моим спасением. Надеялся исправить ошибки прошлого, пренебрегая настоящим, и покидая школу, оглядывался на замок со слезами на глазах. Но Хогвартс не его вотчина, он принадлежит миру магии, а вовсе не одинокому интригану, позабывшему о существовании должностной инструкции для директоров, в котором пункта «вершить судьбы» нет и в помине.

Дамблдор ошибся всего в одном человеке — в моём отце. Да, старик верил в любовь, он верил, что его мальчик Северус может любить, и я считаю, не было в этой вере второго дна. Полагаю, он позволял мне уничтожать крестражи Темного Лорда, знал — последним буду я. Как тут не простить мне мой явно слизеринский дух и непокорность? Любого подростка, пусть даже и непокорного, убить в стократ легче, чем любого темного мага.

Отчаявшись воспитать во мне грифиндорца, он все равно строго следовал плану, суть которого мне неизвестна и по сей день. По одной части пророчества, я должен вырасти и слиться силой, разумом и духом с Темным Лордом. Остается надеяться, что это больше образные выражения, не хотелось бы стать воспоминанием в сознании Риддла, а то и хуже — в каком‑нибудь зеркале Малфой–мэнора, мутном от древности. Представить страшно — дядя Гарри учит уму–разуму избалованных отпрысков семьи Малфой, грозя карами небесными из зазеркалья шифоньера, на которое эти самые отпрыски чихать хотели!

Однако, а где условия? Где вторая часть? Я не верю, что жизнь дала всего два простеньких варианта: «одолеет в младенчестве» и «подрастет, не даст исчезнуть». Строго говоря, эти две версии событий уже случились. Я одолел, но расти не прекратил. Да и мой метр семьдесят пять — это еще далеко не предел. Может, я не вижу ответа, потому что нет и вопроса?

Истинное пророчество известно только некой Магде и Альбусу, и никто из них не спешит им со мной поделиться. Разделив собственную душу, Риддл приобрел бессмертие, а не все знания мира. Знания еще найти нужно, а после — не помешает и выучить.

Три дня, в течение которых Альбус проводил прощальные уроки по Трансфигурации и приводил в порядок бумаги, на глаза я ему попался всего лишь раз. Уже бывший директор отворил дверь кабинета Зельеварения и лишь затем постучал, привлекая к себе внимание. Спаренный урок зеленого и красного факультетов, как финальная точка в карьере Дамблдора, неказистая и похожая на чернильную кляксу. Специально старик никогда не раздувал вражды между нами, детьми, просто он на дух не выносил ни Салазара, ни его юных последователей. Строго говоря, Альбус Дамблдор не смог стать ни самым мудрым и лояльным, ни даже просто хорошим директором в истории школы.

Стены его кабинета украшают собой десятки портретов других, гораздо более ответственных и серьезных руководителей. За все время его работы здание не знало ни одного капитального ремонта, ни систематичного обновления школьных фондов, ни порядка в бесчисленных отчетах и личных делах школьников. Были упразднены родительские собрания, как подрывающие жизнерадостный настрой школьников, гибли одни люди и рождались другие, неугодные, темные. Все Пожиратели, за редким исключением, закончили Хогвартс под руководством именно Альбуса. Это их второй дом, они не чужеземные захватчики, они — свои. Прямой связи нет, да и не будет, но старик знал, почему его приветствуют грифиндорцы, аплодируя стоя, и почему молчат слизеринцы. Но я сомневаюсь, что это знание его заботило или расстраивало. Он прошел между котлов к учительскому столу, как бы между прочим потрепав по волосам некоторых особо опечаленных его уходом, и шорох бирюзовой мантии стих. Все говорило о том, что в этом кабинете он не раздастся больше никогда.

Крепко пожав руку отцу, директор поблагодарил эти стены за прожитые в них годы, за тысячи и тысячи волшебников и волшебниц, возможность обучать которых была честью для него, дрожащим голосом предрек грядущую смуту и просил не забывать нас о том, кто мы есть. Вся ирония его речи заключалась в том, что старик и так слишком много сделал для того, чтобы здесь присутствующие даже если б и захотели, забыть такое не смогли. Создалось впечатление, что Дамблдор убеждал врагов в том, что они враги. Мудрость — все‑таки исключительно редкий дар, и Альбусу он явно не присущ.

В поведении старика меня больше настораживали, все же, не слова, словам и так веры нет, а действия, точнее, их отсутствие. Ту кашу, которую заварили мы с Джинни, расхлебать трудно, любой бы подавился, но директор сдался без борьбы. Их ссору с моим родителем, от которой, как мне показалось, в ужасе вздрагивала даже золотая горгулья, охраняющая директорский кабинет, борьбой назвать было сложно. Отец обвинял директора в расхлябанности и попустительстве, Альбус пристыжено молчал, а вся школа с интересом слушала. Я же, отправившись домой на излечение и пообещав мадам Помфри соблюдать постельный режим, пробыл там недолго, даже порог не переступил. Выбежавшая мне навстречу Хельга с дымящейся кружкой чая в руках и пледом под мышкой, наверное, еще минут пять размышляла — способны ли домовые эльфы страдать галлюцинациями?

В считанные доли секунды я крутанул механизм маховика времени и перенесся в момент, когда отцовские крики в кабинете стихли, народ стал расходиться, перешептываясь и переглядываясь, а я из прошлого находился в больничном крыле и внимал пафосной речи о пагубном влиянии моего характера на мой организм. О пагубном влиянии характеров Уизли, Люпина и Сириуса на мой организм в ней не было сказано ни единого слова.