Самое ужасное путешествие - Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард

Боюсь, всё это было неизбежно. Мы предусмотрели всё, что только можно было предусмотреть заранее. Допускаю, что мы, мелочно экономные в расходовании пеммикана, чудовищно щедро расточали силу людей. Но иначе и быть не могло: программа, пусть даже слишком обширная в целом, отнюдь не была чрезмерной по отдельным пунктам; нам оставалось только использовать каждого так, чтобы не упустить никакой возможности научного исследования. Так много надо сделать и так редко представляются для этого возможности! Вообще я не вижу, каким иным путём мы могли бы достигнуть того, чего достигли, но я не хочу ещё раз участвовать в подобном предприятии, не хочу, чтобы возникла такая необходимость.

Мне хотелось бы, чтобы наша страна взяла эту работу на себя и посылала в Антарктику достаточно людей — тогда они смогут выполнять единовременно только одну задачу.

Так это поставлено в Канаде. Почему бы и в Англии не сделать так же?

Но в одном можно было избежать расточительства людской силы. Я выше уже говорил о том, что при возникновении любой экстренной ситуации на помощь призывали добровольцев и что таковые всегда находились. К сожалению, принцип добровольности использовался не только в экстренных случаях, но и при выполнении всех основных видов повседневной работы, которые следовало бы подчинить графику.

В результате добросовестные трудяги перерабатывали, и это было неизбежно — каждый считал для себя делом чести не прослыть лентяем. Получалось так, что люди делали слишком много, а потом им сообщали, что они переусердствовали.

Следовательно, не было настоящей дисциплины. Будь она — люди бы не перегружались. До последнего года экспедиции мы не настаивали на составлении графика работ.

Денежных средств было в обрез. Не исключено, что Скотт и вовсе не получил бы ассигнований на экспедицию, если бы она не ставила перед собой целью завоевание полюса. В вещах, приобретаемых у больших торговых фирм, недостатка не было, всё наше оборудование и научное снаряжение было первоклассным, но предмет первейшей необходимости, едва ли не самый главный для экспедиции, — корабль — отбил бы у Колумба охоту к плаваниям, а нас чуть не отправил на дно.

Сколько писано о жалком снаряжении, с которым Колумб отошёл от берегов Канарских островов на поиски кратчайшего пути к неведомому континенту с богатейшими, по его предположению, империями! Но ведь по тем временам три его каравеллы были намного лучше старой развалины{227}, на которой мы поплыли в ледяную пустыню, где утро и вечер составляют не день, а год, где не могут жить даже белые медведи и северные олени. У Амундсена был «Фрам», специально построенный для полярных исследований. Скотт прежде плавал на «Дисковери». Но уж эти «Нимроды» и «Терра-Новы» с биржи подержанных деревянных судов, предназначенные перевозить пони, собак, моторные сани и всё необходимое для полярной экспедиции, не говоря о людях, которые в пути к тому же ведут научные наблюдения! При мысли о них так и подмывает требовать принятия Полярного закона, который приравнял бы к преступлению перевозку людей в край вечных льдов на судёнышках, пригодных разве что для того, чтобы курсировать между Лондонским мостом и Рамсгитом{228}.

А попрошайничество, без которого не получить даже это снаряжение! Шеклтон обивал пороги богачей! Скотт месяцами писал письма с просьбами о деньгах! Не позор ли это для нашей страны?

Современные цивилизованные государства должны принять решения о финансировании научной работы, включая географические исследования. А поскольку от их результатов в равной степени выигрывают все страны, то в этой области открываются широкие возможности для международного сотрудничества{229}, особенно в таком районе Земли, где захват территорий бессмыслен и никакой Форин Оффис не в состоянии провести границу между плато короля Эдуарда и короля Хокона. Антарктический континент в основном ещё не исследован, но и то немногое, что известно, убеждает в том, что он не может быть освоен обычным образом — путём иммиграции пионеров, отцов-паломников и т. д. Остров Росса — неподходящее место для жизни людей, но там может размещаться научная станция со сложным оборудованием, обслуживаемым ежегодно сменяющимся штатом сотрудников. Три года, в Антарктике как пробыли мы, — слишком много. Ещё один год — и даже лучшие из нас сошли бы с ума. Из пяти главных походов, которые выпали на мою долю, один — зимнее путешествие — вообще нельзя было предпринимать с нашим снаряжением, а в двух партиях на собаках, в том числе в поисковой, следовало бы участвовать людям со свежими силами. Нет нужды повторять, что англичане откликнутся на любой зов и будут стоять насмерть (некоторые из них); но как бы то ни было, им придётся расплачиваться за это дорогой ценой; я заплатил своим здоровьем, и этот расход не возместится никогда, а пятеро самых сильных, самых здоровых, самых опытных моих товарищей поплатились жизнью.

Такие научные станции с такой научной службой не могут быть созданы усилиями отдельных героев и энтузиастов, выпрашивающих чеки у богачей и пожертвования у частных научных обществ. Этим должны заниматься общественные организации.

Не думаю, что в наш век авиации следующие посетители полюса будут передвигаться пешим способом и сами везти сани, или идти с санями, запряжёнными собаками, мулами либо пони{230}. И склады, наверное, станут устраивать иначе, чем это делали мы. Надеюсь также, что паковые льды будут пробивать не старые «угольщики», приобретённые на бирже подержанных кораблей. Специально построенные суда, и в избытке; трактора и самолёты особой конструкции; люди со специальной подготовкой и в большом числе — вот что необходимо для того, чтобы работа в Антарктике велась по правилам цивилизованного человеческого общества. А правительству и избирателям пора научиться ценить знание, даже если оно не оплачено страданиями и смертью. Моя песенка спета: я скорее отправлюсь к праотцам, чем в путешествие на Юг. Но если я решусь поехать на Юг, то только на необходимо разумных условиях. Возможно, я не вернусь героем, зато вернусь без большого ущерба для себя. Ибо если сократить, повторяю, срок пребывания в Антарктике и обеспечить там все удобства, какими располагают современные цивилизованные страны, то работа на дальнем Юге будет намного приятнее службы на какой-нибудь захудалой военной базе на экваторе. Надеюсь, что к тому времени как Скотт возвратится домой — а он возвращается: Барьер движется и в 1916 году люди Шеклтона не нашли и следов поставленного нами могильного гурия — к тому времени трудности, отнявшие его жизнь, останутся в прошлом, а его крёстный путь превратится в шоссе, не менее оживлённое, чем Пиккадили.

Пора, однако, поговорить о самом главном. Как бы хорошо ни было поставлено дело полярных исследований в будущем, его организаторы захотят в первую голову узнать всё, что мы можем им сообщить о горючем, холоде и пище. Итак, прежде всего о горючем.

Скотт жалуется в дневниках на недостачу керосина в нескольких последних складах. Нет сомнения в том, что причиной его утечки был износ кожаных прокладок в керосиновых бачках. Все они подвергались воздействию солнечных лучей летом и неожиданно сильных холодов осенью. В «Путешествии на „Дисковери“» Скотт упоминает о баках, в которых они везли керосин во время санных походов:

«Каждый бак закрывался пробковой затычкой, составлявшей безусловно ненадёжную защиту. Керосин обладает отвратительным свойством просачиваться сквозь любые преграды, особенно когда сани сотрясаются на неровном грунте или, как это часто случается, переворачиваются. Как ни старайся, как ни жми, эти пробки не удаётся заткнуть намертво, поэтому намного лучше пользоваться металлическими навинчивающимися пробками, хотя это несколько увеличивает вес. Ведь как неприятно открыть новый бак и увидеть, что он наполнен лишь на три четверти, а это, конечно, означает, что примусом следует пользоваться ещё более экономно»[334].

Амундсен сообщает по этому поводу, что у них керосин хранился в обычных баках, но те оказались очень непрочными и во избежание потерь Бьоланду было поручено следить за их герметичностью[335].

В нашей экспедиции бачки, по совету Скотта, закрывались навинчивающимися металлическими крышками. И мы не знали с ними никаких хлопот[336], пока поисковая партия не пришла на склад Одной тонны. Здесь находилась закладка провианта и горючего, которую я предыдущей осенью закопал для полюсной партии под семифутовым слоем снега. Провиант был сложен в брезентовый «ящик», а красные бачки с горючим поставлены сверху на снег как дополнительный опознавательный знак склада. Извлекши «ящик» на свет, мы нашли, что содержащаяся в нём провизия почти несъедобна — так много керосина просочилось зимой и весной сквозь семь футов снега.