Дорогой длинною - Анастасия Дробина

И вдруг какой-то Яшка, пусть даже и сын Митро… А, не дай бог, обижать её будет? А шляться начнёт от слепой жены? А бросит в конце концов с выводком ребятни? Он, Илья, конечно, его тогда на лоскутья порвёт, но Дашке-то от этого лучше не станет. Будет плакать да мучиться всю жизнь, как… как вот Настька, с неожиданной горечью подумал он. Тоже на свою голову с кобелём связалась. Да ещё знала бы, чем он сейчас занимается… Глядя в тёмную стену, Илья подумал о том, что, если его дела с Маргиткой вылезут наружу, Настька точно от него уйдёт. И не помогут ни годы, прожитые вместе, ни взрослые дети, ни прошлая любовь.

Внезапно Илья почувствовал, что жена стоит у него за спиной.

– Настя, что ты? - ему вдруг стало страшно. И бросило в холодный пот, когда Настя тихо, осторожно сказала, чуть касаясь его плеча:

– Илья, я поговорить с тобой хотела.

– О чём? - хрипло спросил он, понимая - надо бы повернуться к ней. Но ноги словно прилипли к полу.

– Понимаешь, дочка Митро… Маргитка…

Всё, подумал Илья, упрямо глядя в стену. Всё. На что надеялся, старый мерин? Что не узнает никто, не пронюхает? Наверняка цыганки, ведьмы, дознались, проследили как-нибудь за девчонкой, когда она, одурев от радости, неслась к нему на кладбище. И, конечно, тут же доложили Насте.

Мысли поскакали в разные стороны, как перепуганные лошади. Что делать теперь, господи? Отпираться? Клясться всеми святыми, что чёртовы бабы врут, валить всё на девчонку? Тьфу, позор какой!.. Да ещё перед кем - перед Настькой, которая его как облупленного знает, которой он и врать-то не мог никогда…

– Что - Маргитка? - нашёл в себе силы спросить Илья, но сам не узнал своего голоса.

– Гришка просил меня… Он хочет Маргитку за себя взять, просил, чтоб я с тобой поговорила. Да что с тобой?

– Ничего, - едва сумел выговорить он. Так вот что… Гришка… Вот поганец!

– Что с тобой, Илья? - уже чуть испуганно переспросила Настя, глядя в изменившееся лицо мужа.

Чувствуя, как понемногу отпускает сжавшая горло судорога, Илья подумал: слава богу, что от свечи света почти нету, а то руки дрожат, как будто кур воровал. Испуг прошёл, и вместо него накатила беспричинная душная злость - на себя, на Настю, на этого сопляка Гришку, на вертихвостку Маргитку, которая уже успела и парню голову задурить между делом. Дэвла, поубивать бы их всех и… и уехать в табор! К своим! К Варьке! Надоело всё к чертям!

– Сватать, значит, хочет? Ну, так вот что я тебе скажу. В своей семье пока я хозяин! Насчёт Дашки с Яшкой - поглядим, ещё неизвестно, захочет Митро слепую невестку или нет. А Маргитку я в дом не возьму, хоть сдохните! Не возьму, и всё!

– Почему? - шёпотом спросила Настя. Илья видел, что она и в самом деле сильно удивлена, но это лишь подхлестнуло его.

– Почему?! А тебе тут про неё ничего не рассказывали? Девке семнадцать всего, а она целыми днями одна по Москве хвост задравши бегает! Ни отец, ни мать ничего поделать с ней не могут! И не ты ли мне рассказывала, что она Митро в грош не ставит? Отца не слушает, так неужели мужа будет?

И ты подумай немного головой своей бабьей. Совсем рехнулась - за сына потаскуху сватать? Послушай, что про неё говорят! Погляди на неё! Хочешь, чтобы Гришка через неделю и свою жизнь, и нас с тобой проклял?

– Но ведь Гришка… - начала было Настя. Но Илья перебил её:

– И не смей со мной больше об этом! Всё! Хватит!

Настя что-то ещё сказала, но Илья, не слушая её, вышел за дверь, хлопнув ею так, что звон пошёл по всему дому, сбежал вниз по лестнице и вылетел из тёмных сеней на улицу. Ночная Живодёрка была пуста, ветер шелестел мокрыми листьями, дождь тут же намочил рубаху, и стало холодно. Илья передёрнул плечами. Зная, что Настя сейчас стоит у окна и смотрит на него, торопливо пересёк тёмный двор, вышел за калитку и пошёл прочь - сам не зная куда.

Глава 10

Стук в дверь раздался во втором часу ночи.

– Эй, сестрица… Илюха… Вставайте!

– Что такое, бог ты мой… - простонал Илья, отрывая голову от подушки. – Кузьма, сдурел ты, что ли? Только-только легли…

– Вставайте, рая приехали!

– Тьфу, хол-лера… Настька, слышишь? Поднимайся!

Жена уже и без этого встала с постели. Илья с некоторой завистью наблюдал за тем, как она ловко и быстро, словно её и не разбудили среди ночи, приводит в порядок волосы, натягивает платье, плещет в лицо из ковша в углу.

Не цыганка, а солдат. По боевой трубе раз-два - и готова.

– Илья, что же ты? - спросила она через плечо, надевая перед зеркалом серьги. - Идёшь?

Илья сел на постели, почесался, с тоской думая о том, что после проведённого в ресторане вечера не проспал и часа. Настя, уже готовая, стояла у двери и прислушивалась к шуму снаружи.

– Кого же это принесло?

– Твоего Толчанинова небось… Или Майданова. - Илья зевнул. - И что тебе в этом за радость, не пойму.

Настя молча улыбнулась. Взглянув на мужа, взяла гребёнку, несколько раз провела по его всклокоченным волосам.

– Чисто леший, право слово. Идём, Илья. Наши уже внизу все.

Настя была права: нижняя зала была полна цыганами. Гитаристы настраивали инструменты, Митро, дающий "главную ноту" остальным, помахал спускающемуся с лестницы Илье рукой, показал на диван. Там в окружении молодых цыганок сидели гости. Оглядев смеющихся, ещё заспанных девчонок, Илья убедился, что Маргитки среди них нет.

– Кто приехал? - спросил он у Кузьмы.

– Это к Маргитке. И где там она, козявка? Первая ведь услышала, что подъезжают, весь дом всполошила… Причёску, что ли, наворачивает?

К Маргитке? В сердце тут же царапнулось что-то нехорошее. Илья внимательнее взглянул на диван и с досадой убедился, что одним из гостей был собственной персоной Сенька Паровоз. Сейчас он уже не выглядел приказчиком из сухаревской лавки. Первый вор Москвы сидел в вальяжной позе, закинув ногу на ногу, мягкая шляпа лежала рядом с ним на столе, из-под расстёгнутого пиджака был виден атласный жилет с золотой цепочкой от часов.

Стоящая рядом Иринка что-то весело спрашивала у него, Сенька отвечал, показывая в улыбке крупные белые зубы. Двое других гостей явно были "из чистых": приличные чесучовые костюмы, пенсне, аккуратно подстриженные усы, а у одного из них Илья даже с изумлением заметил в нагрудном кармане записную книжку с вложенным в неё карандашом. Господи всемилостивый…

как это Сеньку в такую компанию занесло?

– Дмитрий Трофимыч, где дочь-то? - весело спросил Сенька у подошедшего с гитарой Митро. - Вы замуж не спровадили мою красавицу?

– Как можно, Семён Перфильич? - усмехнулся Митро. - Обожди, сей минут будет. Как твою милость увидала - сейчас начёсываться кинулась. Скажи лучше, кто это с тобой? Владислава Чеславыча знаю, а вот с молодым барином не имею чести…

– А, эти… - Семён быстро оглянулся на своих спутников, задумался на минуту и вдруг, не сдержавшись, совсем по-мальчишески прыснул в кулак. - Это знаешь кто, Дмитрий Трофимыч? Господа-сочинители! Мне их дядя Хиляй из "Ведомостей" сосватал, третий день за мной ходют, как нанятые!

– Зачем?! - изумился Митро.

– Изучают! - расхохотался Сенька. - Я на Сухаревку - они за мной, я на Хитров - они за мной! И не боятся ведь, черти, только бледные уж оченно ходили там… Книжку про меня хотят писать, вишь до чего дожил! Ещё и в дело со мной просются! Чую, что и на каторгу их с собой брать придётся!

– А что, к тому идёт? - серьёзно спросил Митро.

Посерьёзнел и Семён.

– Да знаешь ведь, в нашем деле всяко бывает. Все под богом ходим.

Митро понимающе кивнул, снова занялся гитарой. Сенька с нетерпением уставился на лестницу. Один из гостей что-то торопливо строчил в записной книжке. Илья тоже взял гитару, пробежался пальцами по ладам, делая вид, что проверяет настройку, исподтишка разглядывал ночного гостя, прикидывал – узнал ли его Сенька. С виду, кажется, нет…

За два месяца, проведённых в Москве, Илья уже не раз слышал о Сеньке Паровозе. И дело было отнюдь не в ухаживаниях последнего за Маргиткой.

Слава Сеньки как первого налётчика гремела на всю Москву. Несмотря на молодость (ему было двадцать пять лет), Семён уже успел стать главной головной болью московского сыска.

Дитя Хитрова рынка, сын уличной красавицы и вора-домушника, Сенька с ранних лет был предоставлен самому себе. С оравой таких же оборванных огольцов он носился по Хитровке и прилегающим переулкам - там вырвут сумку у обывательницы, там налетят на почтенного господина и в минуту обчистят карманы, там собьют лоток с головы торговца и расхватают пироги и сайки… Мать, умирая, передала мальца "с рук на руки" своему тогдашнему обожателю - громиле Стёпке Пяткину. Пяткин на могиле возлюбленной поклялся сделать из "шкета" человека. Стёпкина шайка воров-домушников наводила тогда ужас на весь город, и атаман пристроил мальчишку "стоять на стрёме". Впрочем, на этой бездоходной должности Сенька не задержался и вскоре участвовал в налётах на квартиры москвичей на равных с другими ворами. Ему было тогда одиннадцать лет. А в пятнадцать, когда Стёпку Пяткина зарезали в трактире "Пересыльный", Сенька занял место атамана. Ни один из взрослых воров не воспрепятствовал этому: за молодым домушником прочно держалась слава лихого парня, отчаянной смелости вора и надёжного товарища, который не сдаст своего даже под смертным боем. Именно Сеньке пришла в голову мысль ограбить квартиру обер-полицмейстера Москвы Власовского. Он же и попытался привести безумную идею в исполнение, но делу помешало досадное недоразумение: Сенька ошибся окнами и влез к соседу Власовского, генералу Мордвинову. У генерала оказалась дома кухарка, поднявшая крик на весь переулок. На вопли сбежались дворники, жандармы и пожарные, но всё это ополчение не помешало Сеньке смыться по крыше и стать, несмотря на провал операции, главным героем Хитровки. Он возглавил шайку домушников, готовых идти за него в огонь и в воду, – и Москва задрожала.