Дети капитана Гранта - Жюль Верн

Гленарван и его спутники одним взглядом окинули весь форт. Они стояли у входа в пустую хижину, ожидая распоряжений вождя. Толпа старых дикарок обступила их со всех сторон и, угрожающе размахивая руками, что-то кричала.

По отдельным английским выкрикам путешественники поняли, что старухи требуют немедленной расправы с пленниками.

Элен, сохраняя внешне полное спокойствие, внутренне содрогалась, слушая эти завывания и проклятия разъярённых, женщин. Она делала поистине героические усилия, чтобы не проявить своего страха и не терзать Гленарвана, сердце которого и без того обливалось кровью при мысли об её страданиях. Бедная Мэри Грант, более слабая, едва не лишилась чувств. Джон Мангльс поддерживал её, готовый каждую секунду пожертвовать собой ради её защиты. Мужчины по-разному относились к этому граду угроз и оскорблений. Одни, как майор, равнодушно смотрели на беснующихся ведьм; другие, как Паганель, едва сдерживались, чтобы не накинуться на них с кулаками.

Гленарван, видя, что ещё минута и отвратительные мегеры набросятся на Элен и Мэри, направился твёрдыми шагами к Каи-Куму и, указывая на завывающую орду, сказал:

— Прогони их!

Вождь маорийцев пристально посмотрел на своего пленника. Потом, повернувшись к старухам, жестом приказал им замолчать. Гленарван наклонил голову в знак благодарности и тем же твёрдым шагом вернулся к своим друзьям.

На площадке форта в это время собралось около сотни дикарей: стариков, зрелых мужей и юношей. Одни из них были угрюмы, но спокойны, другие предавались горю. Первые ждали распоряжений вождя, вторые пришли оплакивать родных и друзей, погибших в последних сражениях.

Из всех новозеландских вождей, восставших по призыву Вильяма Томпсона, один Каи-Куму живым вернулся в родную деревню. Он первый принёс грустную весть о поражении, нанесённом повстанцам в долинах нижнего течения Вайкато. Из двухсот воинов, отправившихся под его начальством защищать родную землю, сто пятьдесят не вернулись с поля сражения.

В этом была разгадка мрачного уныния, овладевшего деревней по возвращении Каи-Куму. Слухи о последнем поражении ещё не успели дойти сюда, и грустное известие оглушило туземцев, как удар дубиной.

Родные и друзья павших воинов раздирали на себе одежды, били себя кулаками в грудь, царапали себе лица и плечи острыми ракушками. Струйки крови, смешанной со слезами, стекали по их щекам. Чем глубже было горе, тем больней они истязали себя. На несчастных новозеландок, обезумевших от горя, истерзанных и окровавленных, больно было смотреть.

Отчаяние туземцев было так велико потому, что они оплакивали не только смерть близких, но и невозможность предать их кости погребению в семейных усыпальницах. Между тем, по маорийским верованиям, только тот покойник будет счастлив в загробной жизни, чьи кости благоговейно хранятся родственниками. Не тело, а именно кости. Их тщательно собирают, моют, чистят, даже полируют и потом торжественно водворяют в удупу, то есть в «дом славы». Эти усыпальницы украшены изваяниями, в точности воспроизводящими татуировку покойника.

Но теперь усыпальницы останутся пустыми, религиозные церемонии нельзя будет совершить, и кости будут без погребения валяться на поле брани.

При этой мысли вспыхнул новый взрыв отчаяния. Теперь уж не только женщины, но и мужчины угрожающе обступили пленных европейцев. Снова толпа проклинала их и грозила сжатыми кулаками.

Но теперь уж она не довольствовалась одними угрозами и готовилась к действиям.

Каи-Куму, боясь, что разъярённые подданные невзирая на его запрещение растерзают пленников, приказал отвести их в храм, расположенный на противоположном конце форта, на краю скалы, отвесно спускающейся на сотню футов вниз.

В просторном с прочными запорами помещении храма было сложено много свежей и вкусной пищи, которую поглощает — в лице своих жрецов — Мауи-Ранга-Ранги, новозеландский бог.

Пленники, на время избавленные от ярости туземцев, растянулись на циновках, устилающих пол храма. Элен, чувствуя, что силы и мужество оставляют её, упала на грудь Гленарвана.

Ласково гладя её по голове, тот не уставал повторять:

— Мужайтесь, Элен, мужайтесь! Всё будет хорошо!

Как только за пленниками заперли дверь, Роберт, взобравшись на плечи к Вильсону, заглянул в щель между крышей, опирающейся на столбы, и стенами храма. Оттуда ему была видна вся внутренность форта, до самой хижины Каи-Куму.

— Они собрались вокруг вождя, — тихо сказал Роберт. — Машут руками… рычат… Каи-Куму хочет говорить, но ему не дают…

Мальчик умолк и продолжал смотреть.

— Каи-Куму говорит… Дикари успокаиваются… Теперь они слушают его…

— Ясно, что вождь заинтересован в том, чтобы спасти нас, — сказал майор. — Верно, кто-нибудь из его близких попал в плен и он хочет обменять нас на него. Но согласятся ли его воины?

— Да… они слушают… — снова заговорил Роберт. — Они расходятся… Возле Каи-Куму остались только воины, приехавшие с нами в пироге…

— Уверен ли ты в этом? — живо спросил майор.

— Да, господин Мак-Набс! — ответил мальчик. — Я узнаю их. Вот один из них отделился и направляется к нашему дому.

— Слезай, Роберт, — приказал Гленарван.

В это мгновение Элен приподнялась и схватила за руку своего мужа.

— Эдуард, — сказала она, — ни я, ни Мэри Грант не должны живыми попасть в лапы дикарей.

С этими словами она протянула Гленарвану заряженный револьвер.

— Оружие! — радостно вскричал тот, и глаза его сверкнули.

— Да. Маорийцы не обыскивали нас. Но помните, Эдуард, этот револьвер — для нас!

— Гленарван! — быстро сказал Мак-Набс. — Спрячьте оружие. Сейчас не время.

Тот послушно спрятал револьвер в карман, и в ту же секунду дверь отворилась, и в храм вошёл туземец.

Он знаком предложил пленникам следовать за ним. Гленарван и его спутники повиновались и, пройдя через площадку форта, остановились перед Каи-Куму.

Вокруг вождя собрались виднейшие воины племени, в том числе тот маориец, пирога которого присоединилась к пироге Каи-Куму у притока Вайкато — Похайвена. Это был человек лет сорока, широкоплечий и сильный, с жестоким, угрюмым лицом. Его звали Кара-Тете, что по-новозеландски значив «вспыльчивый». По тонкости украшавшей его татуировки можно было понять, что он занимает высокое положение в своём племени. Каи-Куму был с ним обходителен и любезен. Однако внимательный наблюдатель без труда понял бы, что эти вожди втайне соперничают между собой и ненавидят друг друга. Майор сразу сообразил, что популярность Кара-Тете не нравится Каи-Куму. Оба они были вождями крупных племён на Вайкато и обладали равными правами. Неудивительно поэтому, что во время разговора взгляд Каи-Куму выражал глубокую ненависть, хотя рот его продолжал улыбаться.