Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа - Эмилио Сальгари

храбрости мне хватает, но у меня замирает сердце, мираб. Я боюсь не за себя, а за графиню.

— Я понимаю, барон.

— Если бы могли бежать на рассвете завтрашнего дня!

— Мы будем наготове и будем ждать ваш сигнал. Фелука Микеле уже под парусами, она сможет отплыть сразу же.

— Все мои люди, кроме двоих, скоро будут здесь, синьор, — сказал Нормандец.

— Вперед, барон, мужайтесь! — сказал мираб. — Не нужно заставлять главного евнуха ждать.

Барон пожал руки товарищам. Он был взволнован и тронут. Несмотря на все свои усилия, он никак не мог победить охвативший его страх.

Они вышли во двор, где негры из Касбы ожидали новую беслем. Барон сел в паланкин, вернее, не сел, а упал на голубые шелковые подушки.

— Можно подумать, что отвага покинула меня, — прошептал он. — Неужели я боюсь?

Негры подняли богатый паланкин, украшенный золотом, с шелковыми занавесками, потом они вышли на улицу вслед за мирабом, который лично должен был передать девушку главному евнуху.

Нормандец и ренегат, тоже немного обеспокоенные, проводили их до ворот.

— Какая отвага нужна, чтобы пуститься в такую рискованную авантюру, — сказал фрегатар. — Я бы ни за что не решился войти в Касбу.

— Никто ничего не заметит, — ответил испанец. — Да и недолго барон пробудет в крепости.

— Ты положил веревку в сундук?

— И оружие тоже.

— Тогда все будет хорошо.

Рабы бея, два крепких негра, следуя за мирабом, обогнули грозную крепость, резиденцию калифа, и остановились не перед главными воротами, а перед маленькой дверцей, чтобы не выставлять новую беслем перед нескромными взорами стражников-янычар.

На стук дверь сразу отворилась, и негры вошли в зал с мозаичным полом и окнами с цветными стеклами, смягчающими огненные лучи африканского солнца.

Человек величественного вида, с почти черной кожей, одетый в длинный кафтан из белого шелка, уже далеко не молодой, стоял посредине зала.

— Приветствую тебя, Сиди Махаррем, — сказал мираб, глубоко кланяясь. — Вот девушка.

Главный евнух, лицо очень важное при мусульманских дворах, хотя все они очень низкого происхождения, к тому же негры, удостоил его легким приветственным жестом.

Негры опустили паланкин, и барон вышел. Он больше не дрожал, к нему вернулись хладнокровие и отвага.

Он грациозно склонился перед евнухом, потом легко опустил вуаль, которая скрывала его лицо.

Главный евнух, увидев это прекрасное лицо, не смог сдержать жеста, выдававшего крайнее изумление.

— Вот прекрасное приобретение для моего господина, — сказал он мирабу. — Я за всю мою жизнь встретил только несколько таких восхитительных лиц. Откуда она? Кто нашел такой редкий цветок?

— Это черкешенка, — ответил бывший тамплиер. — Ее купил один мальтийский капитан в Тунисе.

— Цена?

— Тысяча цехинов.

— Нужно заплатить их принцессе Кодем?

— Это она купила ее для бея.

— У нее хороший глаз. Эта девушка стоит вдвое дороже, — сказал евнух.

— Ты уже выбрал для нее место?

— При второй кадине моего господина. Ты можешь удалиться.

— Я рассчитываю на твое покровительство.

— Она будет беслем через пятнадцать дней, а потом, кто знает… Такая красивая девушка может пойти очень далеко. Жаль, что она немая.

— Это у нее от рождения.

— Она будет играть на тамбурине. Говорят, у черкешенок это очень хорошо получается.

Он жестом попрощался с мирабом, велел неграм достать из паланкина сундук черного дерева с платьем беслем и открыл дверь, скрытую тяжелой парчовой занавесью.

Барон прикрыл лицо вуалью и пошел за ним с робким видом.

Они прошли по множеству галерей, одна чудеснее другой, со стенами, завешенными драгоценными тканями, полами, устланными коврами из Рабата, блистающими золотом и благоухающими алоэ, потом спустились по беломраморной лестнице, ведущей в сады гарема.

В тени пальм, возле бассейнов с прозрачной водой, в которых плавали белые лебеди, бродили ручные газели. На мягких коврах возлежали, болтая и смеясь, грациозные девушки, круглолицые, с миндалевидными глазами, округлыми руками. На них были изящные шапочки, украшенные жемчугом и пышными красными бантами. Их скрывали облака тончайших тканей, сверкающих блестками.

Они ели сладости и пили кофе, который приносили им негритянки с мощными бедрами и бронзовыми торсами.

Посреди деревьев раздавались звуки тамбуринов, теорб и веселые голоса, напевавшие что-то на всех языках. Это, несомненно, были голоса рабынь-христианок, похищенных ужасными корсарами с берегов Франции, Греции и Испании. Главный евнух подошел к молодой женщине, которая возлежала в тени пальмы на большом ковре в окружении шелковых подушек и разговаривала с одной из беслем.

Жестом он отослал девушек, три раза поклонился женщине и вполголоса сказал ей что-то.

«Это кадине? — спросил себя барон. — По богатству платья и украшений можно предположить, что это знатная дама».

В этот момент евнух подошел к нему и снял вуаль.

Молодая женщина несколько мгновений смотрела на него с любопытством, потом утвердительно кивнула.

— Это твоя хозяйка, — сказал евнух барону. — Оставь свою робость и иди к другим девушкам, развлекайся и отдыхай.

Несколько девушек, несомненно беслем, окружили его, смеясь и подшучивая над его растерянным видом, который они все принимали за застенчивость. Они взяли его за руки и отвели в тень, где под тамариндом старая негритянка рассказывала девушкам-рабыням сказки.

Ему принесли кофе и сладости. Все девушки старались показать свое дружелюбие и задавали тысячи вопросов.

Барон помнил, что не должен говорить. Да и арабский язык он знал не так хорошо, поэтому ему все равно было бы трудно поддерживать беседу. Он только кивал.

— Да она немая! — воскликнула наконец одна из девушек.

Юноша, который понял это восклицание, утвердительно кивнул.

— Тебе все равно будет чем заняться, — сказала другая. — Мы научим тебя танцевать, играть на теорбе и тамбурине. Ты легко подружишься с нами.

Они усадили его, а потом стали слушать чудесные истории старушки, которые полностью завладели их вниманием.

Барон тоже притворился, что слушает рассказчицу, а сам внимательно разглядывал девушек, которые гуляли в саду и время от времени останавливались, образуя живописные группы.

Тревожным взглядом он искал графиню, которая, может быть, была совсем близко. Он уже готов был проклинать мираба с его идеей выдать его за немую, поскольку это не позволяло ему расспросить новых подруг о молодой христианке.

Незаметно, воспользовавшись тем, что девушки были поглощены рассказом, он отошел от них. Он чувствовал себя очень неловко среди других обитательниц гарема и предпочел пойти прогуляться по дальним тенистым аллеям. Что бы он ни делал, он никак не мог приспособиться к своему новому облику и боялся, что его в любой момент могут разоблачить.

Потихоньку, так что никто не обратил на него внимания, он дошел до розовых кустов и, заметив там ковер, лег на него, притворившись, что дремлет. А сам в это время следил за всеми девушками, которые