Обитель любви - Жаклин Брискин

Страх Лайи расстраивал его планы. Конечно, назойливое внимание толпы и газетные публикации действовали ей на нервы. Она волновалась, не в силах остановиться, без конца что-то говорила. Но не теряла контроля над собой с того самого утра, когда пришла в дом Тессы. Временами казалось, что наконец-то осуществилась ее жажда звездной карьеры. В полиции и перед прессой она устраивала настоящие представления.

— Ты не бросишь меня?

— Господи, Лайя, а кто тебя всюду поддерживает, обнадеживает и преданно улыбается тебе? Но ты тоже помоги мне. Я провожу тебя до самой двери суда. Но пойми: они не впустят меня вместе с тобой! Это будет нарушением закона! — Он произнес эти слова раздельно, подчеркивая каждый слог. — Чего ты боишься? Ну хорошо, ты спала с Фултоном и записывала свои ощущения в дневнике. Ну и что? Знаешь, сколько в Голливуде таких, как ты? У многих есть все основания ненавидеть этого костлявого мерзавца. С какой стати вдруг присяжным придет в голову именно тебя объявить его убийцей?

При слове «убийца» Лайя нервно посмотрела на стеклянную перегородку, которая отделяла их от шофера. Кажется, его звали Кальвином, и он служил у них только три дня. Слуги — находка для репортеров. Порой язык у них развязывается так, что не остановить. Кингдон даже представил себе газетный заголовок: ГОВОРИТ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ВСЕГДА НАХОДИТСЯ РЯДОМ С ЛАЙЕЙ БЭЛЛ!

Вдруг Лайя часто и прерывисто задышала и произнесла:

— Это сделала я.

Кингдон пораженно уставился на нее. Ее накрашенные губы скривились.

— Что-что?

Она молчала.

У него заныла нога. Вдруг стало зябко.

— Я правильно тебя понял? — спросил он. — Я сказал, что у присяжных нет причин предъявлять тебе обвинение, а ты сказала: «Это сделала я». Верно?

Она молчала.

Кингдон стал растирать занывшую ляжку. Он ни разу серьезно не задумывался над тем, что Лайя могла убить Дэвида Манли Фултона. Зачем? Она не любила его и не испытывала к нему ненависти. Ну и что? Ненависть и любовь — не единственные причины для убийства. «Она кривляется перед камерой, — подумал он. — Страсти переполняют ее. Будь она мужчиной, я сразу решил бы, что она его убила. Мужчины убивают из честолюбия. Цезарь был честолюбив, и Лайя Бэлл такая же. Какой же я дурак! Идиот! Такого другого идиота, как я, в мире больше не найти!»

— Ты убила этого извращенца, — хрипло проговорил он, — а потом послала меня в его дом забрать твои трусики и лживый дневник?

Она и бровью не повела, словно не слышала его слов. Однажды во время войны аэроплан «Спадж» стал планировать над аэродромом, на котором он базировался. «Спадж» прост в управлении, и даже раненый летчик вполне способен посадить его. Но когда «Спадж» приземлился, из него никто не вышел. Кингдон бросился к самолету. Оба летчика были мертвы... Аэроплан сел на землю, никем не управляемый...

Глядя сейчас на Лайю, Кингдон испытал то же чувство, что овладело им тогда при виде двух мертвых летчиков, пристегнутых ремнями к сиденьям. «Она мертва, — подумал он. — По инерции продолжает двигаться, но внутри умерла».

Его злость уменьшилась.

— Как это случилось? — спросил он.

— Ты же знаешь, — каким-то бесцветным голосом ответила она. — Его застрелили.

— Ты никогда не держала в руках оружия! У тебя его отродясь не было!

— Мы с мистером Хорти отрабатывали сцены убийства. А Дэвид хранил в спальне пистолет с перламутровой рукояткой.

— Он же был твоей главной надеждой!

— Когда я пришла к нему в то утро, он сказал, что его секретарь передумал и решил не устраивать скандала. Поэтому, как он выразился, во мне отпала необходимость. Я спросила о фильме про Павлову, а он рассмеялся. Дэвид рассмеялся! Он сказал, что я похожа не на умирающего лебедя, а скорее на курицу. Сказал, что если вдруг начнет снимать комедию «Умирающая курица», то пригласит меня на роль. Он был так жесток, так жесток... Лежал на кровати и смеялся. Я не помню, как схватила пистолет и выстрелила. Помню только, как стояла над ним. Рядом висело облачко дыма. Это удивило меня. И пахло серой. Когда я позвонила тебе, облачко еще не рассеялось.

— Полиция не нашла пистолета.

— По дороге к Тессе я выбросила его в лужу нефтяной смолы.

«Орудие убийства валяется среди останков мамонтов и доисторических волков! — подумал он. — Это же надо!»

— Кингдон, помоги мне. Ты должен помочь!

— А что от меня требуется? Чудо воскрешения?

— Я буду там совсем одна. Ни одного дружеского лица! Если кто-нибудь из них на меня хоть чуть-чуть надавит, я знаю, что произойдет. Из меня все выплеснется...

На какое-то мгновение Кингдону показалось, что это наилучший выход: отделаться от Лайи с помощью электрического стула будет легче, чем получить развод. Но он тут же вздохнул, устыдившись своих мыслей. Он понял, чего боится Лайя. Вспомнил собственное состояние, которое испытывал, обходя «Дженни» перед полетом: безотчетная дрожь во всем теле, тиски неосознанного ужаса. Не будь там Тессы и не смотри она на него с такой любовью, он ни за что не сел бы в самолет. Страх поглотил бы, уничтожил его.

— Твой дядя... он всех знает. Он мог бы устроить...

— Нет, Лайя, вот как раз «это» он устроить не сможет. Он не может отвести от человека обвинения в убийстве!

— В суде присяжных заседают лишь важные шишки. Он наверняка многих из них знает лично. Мог бы попросить их не давить на меня.

— Подкуп членов суда — вот как это называется!

— Я исчезну! Разведусь с тобой, сделаю все, что ты ни попросишь!

Ярко накрашенные губы дрожали мелкой дрожью на бледном личике Лайи.

— Успокойся, — сказал он. — Мы не на съемочной площадке.

— Если твой дядя поговорит хотя бы с кем-нибудь из них... Если я увижу там хоть одно дружеское лицо, это будет уже большая поддержка.

— Лайя, ты же меня знаешь. Я не люблю ни у кого просить об одолжении. И не умею. Ты серьезно думаешь, что мне удастся уговорить Хендрика Ван Влита Младшего подкупить...

— Не подкупить! Только попросить кого-нибудь из своих друзей удержать других присяжных от предвзятого отношения ко мне, Кингдон! Милый, я так боюсь!

Кингдон отвернулся и посмотрел в окно.

— И тогда я тихо, без шума дам тебе развод, — сказала Лайя. — Даю тебе слово!

Кингдон глянул на нее.

— Ну, хорошо, — бесцветным голосом произнес он. — Поедем, а там видно будет.

Просторный величественный подъезд десятиэтажного здания суда был забит народом. Как мужчины, так и женщины толкались и работали локтями, чтобы пробиться в первые ряды зрителей. Это были поклонники Кингдона. Когда к крыльцу подъехал белый автомобиль, полицейские окружили его со всех сторон и, оттеснив толпу, образовали на ступенях «коридор безопасности».