Симон Визенталь. Жизнь и легенды - Том Сегев

В 1990 году Визенталь стал одним из первых, кто поздравил канцлера с воссоединением Германии, а канцелярия Коля, в свою очередь, позднее сделала попытку предотвратить показ убийственного фильма о Визентале в передаче «Панорама».

2. Жертва и ее мессия

Альберт Шпеер выстраивал свой имидж в соответствии с четким планом, который включал в себя демонстративные связи с евреями, пожертвования в благотворительные еврейские организации и беседы с учеными из Еврейского университета в Иерусалиме. Естественно, он был заинтересован и в том, чтобы завязать отношения с Визенталем. Первоначально это были отношения двух знаменитостей. Американский журнал «Пипл» утверждал, что Шпеер якобы сказал: «Видели бы вы лица жителей Вены, когда мы вместе [с Визенталем] идем по улице», – однако сам Шпеер поспешил это опровергнуть.

Его «еврейские друзья в Америке» сообщили Шпееру, что, выступая в американских синагогах, Визенталь рассказывал о своих отношениях с ним и говорил, что есть много бывших нацистов, негодующих на Гитлера за то, что тот проиграл войну, и только один Шпеер зол на него за то, что он ее начал. Узнать об этом Шпееру было приятно, но он посоветовал Визенталю не слишком сильно их отношения афишировать, дабы избежать неприятных ситуаций.

По сути, две этих знаментости – знаменитость Третьего рейха и знаменитость Холокоста – друг друга использовали. В одном из писем Визенталю Шпеер выразил радость по поводу того, что одна из газет опубликовала рецензии на их книги одну возле другой, на одной и той же странице.

Как человек, переживший Холокост, Визенталь, возможно, считал свои отношения со Шпеером одной из личных побед. Их знакомство придавало его страданиям новый смысл. Теперь он уже имел дело не с мелкими садистами из концлагерей, а с министром кабинета самого Гитлера. Но – как и можно было ожидать – он попытался использовать свои отношения со Шпеером также для получения разведывательной информации. Однажды, например, попросил Шпеера рассказать ему об известной немецкой фирме по производству оружия «Кригофф», штаб-квартира которой находилась в городе Зуле. Во время войны эта фирма поставляла военное оборудование для немецкой авиации. Свое любопытство он объяснил тем, что его, мол, о таких фирмах часто спрашивают, а о фирме «Кригофф» особенно. Документы в его архиве показывают, что различные израильские структуры действительно время от времени запрашивали у него информацию такого рода.

Помимо всего прочего, ему льстило, что Шпеер говорил с ним как архитектор с архитектором и даже прислал ему проект музея, который Гитлер мечтал построить в Линце.

Иногда они делились друг с другом своими писательскими проблемами. Визенталь рассказал Шпееру, что книжные магазины в ФРГ его книги бойкотируют, а Шпеер, в свою очередь, пожаловался, что его книга продается хуже, чем он надеялся, и пообещал поговорить со своими издателями, чтобы узнать, не смогут ли они помочь с продажей книг Визенталя.

Время от времени они также жаловались друг другу на причиненные им несправедливости. Визенталь поведал Шпееру, как трудно ему жить в атмосфере наветов, распространяемых о нем Крайским, а Шпеер прислал Визенталю копию одного из писем с оскорблениями, полученного им от неонацистов.

Чем дальше, тем все более личный характер приобретали их отношения. Визенталь побывал у Шпеера и его жены в гостях в Гейдельберге, а однажды поделился со Шпеером своим семейным горем, рассказав, что его шестилетний внук заболел менингитом и теперь он, Визенталь, каждый день звонит в Голландию (где в то время жила со своей семьей его дочь, впоследствии переехавшая в Израиль) и его ничего, кроме этого, не интересует. Когда же мальчик поправился, Визенталь написал: «Дай Бог, чтобы не было никаких нежелательных последствий, но точно это будет известно не раньше чем через год». Также он счел своим долгом сообщить Шпееру, что его супруга не возражала против их знакомства. «Я, – писал он, – показал ваше письмо жене и сказал, что оно написано порядочным человеком. Она со мной согласилась».

В то время Шпеер работал над новой книгой, где рассказывал, в том числе, о своих связях с СС. Он сообщил Визенталю, что намерен опубликовать свою переписку с Гиммлером, из которой видно, что он имел отношение к строительству концлагерей, но при этом заверил Визенталя, что вредить себе не собирается. «Там, – писал он, – не будет ничего экстраординарного или опасного. Наоборот, из этих документов явствует, что я пытался, причем успешно, улучшить санитарные условия в лагерях сразу после того, как узнал, насколько они плохи».

Через два года после этого Визенталь прочел газетную статью, где утверждалось, что концлагерь Маутхаузен был построен по инициативе Шпеера, и послал статью самому Шпееру, но тот ответил, что выступать с опровержением не собирается: «По своему опыту вы лучше меня знаете, что опровергать клевету такого рода нет смысла. С вами это происходит каждый день, а теперь вот начинает происходить и со мной». Обвинение это, писал он, разумеется, «нелепое», и будь оно справедливым, про это уже давно бы где-нибудь сообщили.

В действительности, когда Шпеер инспектировал концлагерь Маутхаузен (примерно за полтора года до того, как туда попал Визенталь), он приехал туда вовсе не для того, чтобы улучшить санитарные условия, а для того, чтобы повысить производительность рабского труда заключенных. Хорошо он был знаком и с Освенцимом.

Даже если Визенталь и почувствовал себя после этого обманутым, высвободиться из ловушки, в которую он попал, было теперь так же трудно, как и дистанцироваться от Вальдхайма после его разоблачения. И подобно тому как он защищал Вальдхайма, пока не узнал, что тот лжет, он выступал и в защиту Шпеера. Он даже пригласил его стать одним из авторов комментариев в новом издании книги «Подсолнух», как если бы Шпеер был одним из выдающихся интеллектуалов, заслужившим, чтобы о его этических откровениях узнал весь мир.

Комментируя книгу Визенталя, Шпеер очень тщательно выбирал слова. Он пытался убедить автора, что, в сущности, тот раненого эсэсовца простил (подобно тому, как простил самого Шпеера), а попутно старался изобразить себя жертвой. «Вы, – писал он, вспоминая свою первую встречу с Визенталем, – проявили милосердие, человечность и доброту. Вы не сыпали мне соль на раны, пытались помочь, не упрекали меня, не срывали на мне злость. Я смотрел в ваши глаза и видел в них всех убиенных; в них отражались страдание, унижение, обреченность и муки сынов человеческих. Чего в них не было, так это ненависти. Они оставались теплыми, толерантными и полными сострадания к ближнему». Говоря о страданиях, Шпеер, по-видимому, имел в виду и свои собственные: годы, проведенные в тюрьме, а, возможно, также поражение Германии и смерть его друга Гитлера.