Великая война. 1914–1918 - Джон Киган

об атаке французов, он тут же вернулся, но остановить противника было уже не в его силах. Французы получили подкрепление — пять американских дивизий численностью 28.000 человек каждая. Американцы сражались с таким презрением к потерям, какого Западный фронт не видел с начала войны. В ночь с 18 на 19 июля немецкий авангард, форсировавший Марну тремя днями раньше, снова отошёл за реку, и в последующие дни его отступление продолжилось. Пятое немецкое наступление, а также сражение, которое французы назвали Второй битвой на Марне, закончилось, и возобновить его не представлялось возможным. Не было уже речи и о наступлении во Фландрии против британских войск. Высшее военное командование Германии подсчитало, что лишь для возмещения потерь, понесённых в боях, требовалось 200.000 человек ежемесячно, но даже ежегодный призыв 18-летних юношей давал только 300.000 новобранцев. Единственным источником пополнения оставались госпитали, из которых каждый месяц в строй возвращались 70.000 человек, однако их здоровье и желание сражаться вызывали обоснованные сомнения. За шесть месяцев численность армии уменьшилась с 5.100.000 до 4.200.000 человек, и даже после отправки на фронт подразделений второго эшелона её боеспособность повысить не удалось. Число дивизий даже уменьшилось — слабые были расформированы, чтобы пополнить сильные[697].

Недовольство армии своим руководством стало прорываться наружу. Гинденбург как номинальный глава вооружённых сил оставался неприкосновенным, но Людендорф со своей стратегией фронтальных атак, которой он упорно придерживался, стал подвергаться критике со стороны офицеров Генерального штаба. Лоссберг, блестящий тактик, объяснил неудачу Второй битвы на Марне тем, что армии следовало отступить на линию Зигфрида 1917 года, а майор Найман 20 июля обратился к сослуживцам с письмом, призывающим к немедленному началу переговоров с союзниками. Людендорф сделал театральный жест, заявив, что уходит в отставку, но затем успокоился, ведь противник развивать свой успех на Марне не стал. Генерал сказал, что не видит причин, подтверждающих необходимость отступления, о котором говорит Лоссберг, и не наблюдает никаких признаков того, что союзники способны прорвать их оборону[698].

Будь «материальные обстоятельства войны» такими же, как в предыдущие годы, выводы Людендорфа могли бы оказаться верными, но ситуация изменилась. Немецкой армии, которая была не в состоянии восполнить потери, противостояли американские части — 4.000.000 человек, уже действовавших или готовых действовать. Более того, старые враги, британцы и французы, теперь имели в своём распоряжении новое оружие — танки, которые могли изменить ход любого боя. Неспособность Германии догнать союзников в производстве танков следует считать одним из самых главных их просчётов. Собственная немецкая танкостроительная программа, принятая слишком поздно и довольно примитивная, увенчалась созданием монстра — машины A7V с экипажем из двенадцати человек, в который кроме водителя входили механики, отвечавшие за двигатель, пехотинцы, стреляющие из пулемётов, и артиллеристы, управлявшие орудием большого калибра. Задержки на производстве привели к тому, что было выпущено всего несколько десятков машин, и поэтому основу немецких танковых войск составляли 170 машин, отбитых у французов и британцев[699]. А вот армии союзников к августу 1918 года получили по нескольку сотен машин, причём у французов имелся 13-тонный «Шнайдер-Крезо» с 75-миллиметровой пушкой. Британцы наряду с несколькими моделями лёгких машин выпустили 500 средних танков «Марк IV» и «Марк V», способных развивать на непересечённой местности скорость до 8 километров в час и вести интенсивный огонь по разным целям из орудия и пулемёта.

В июле Людендорф ещё не сомневался, что у него остаётся возможность наносить удары и по британцам, и по французам. Это оказалось его очередной ошибкой, причём самой непростительной. Пока измотанная боями пехота и артиллерия на конной тяге с трудом пробивались вперёд на Марне, Фош и Хейг сосредоточили перед Амьеном бронированный кулак из 530 британских и 70 французских танков, намереваясь прорваться к старому полю боя на Сомме через импровизированные оборонительные сооружения, построенные немцами после мартовского наступления, и зайти в глубокий тыл противника. Удар был нанесён 8 августа. Танковый прорыв поддерживала пехота канадского и австралийского корпусов. Теперь Хейг все чаще использовал на острие атаки эти подразделения из британских доминионов, не участвовавшие в кровопролитных сражениях 1916 года. Четыре дня спустя большая часть старого поля боя на Сомме была отвоёвана, а к концу августа союзники подошли к линии Гинденбурга, от которой их отбросило весеннее наступление немцев. Отчасти этот успех объяснялся намеренным отступлением немцев — у них не было ни возможности, ни желания упорно защищаться за пределами мощных подготовленных позиций 1917 года. 6 сентября Лоссберг сказал Людендорфу, что ситуацию можно исправить только в одном случае — отступив на 80 километров к линии обороны на Мёзе. Совет был отвергнут, и в течение всего сентября немецкие войска укрепляли свои позиции на линии Гинденбурга и перед ней.

Тем временем американцы, сильные как никогда ранее, начинали играть в операциях на Западном фронте все более существенную роль. 30 августа генерал Джон Першинг, до этого весьма неохотно предоставлявший свои войска — даже отдельные подразделения — в распоряжение союзников, добился своей цели: была сформирована американская 1-я армия. Её сразу же развернули к югу от Вердена, напротив изрытого снарядами и заболоченного выступа Сен-Миель, который немцы удерживали с 1914 года, и 12 сентября началось первое американское наступление в этой войне. Противостоявшие американцам немецкие части готовились оставить выступ, выполняя приказ отойти за линию Гинденбурга, но всё равно были застигнуты врасплох и потерпели сокрушительное поражение. За один день боёв 1-й и 4-й корпуса американцев, наступавшие под массированным прикрытием 2900 орудий, выбили противника с занимаемых позиций, захватив 466 пушек и взяв в плен 13.251 человека. Французы, не ставя под сомнение высочайший боевой дух американцев, нелюбезно приписали успех тому обстоятельству, что немцы уже начали отступать сами. Действительно, многие из них были готовы сложить оружие, но армия Першинга тем не менее одержала безоговорочную победу[700].

Людендорф, в отличие от французов, заслуги американцев не преуменьшал. Растущее беспокойство — более того, предчувствие неминуемого поражения своей армии — он связывал с тем, что на фронт ежедневно прибывало так много американцев. И не важно, хорошо ли они сражались. Мнение опытных британских и французских офицеров, что у тех, кто приплыл из-за океана, больше энтузиазма, чем умения воевать, было верным, однако главным оставался сам факт их появления, деморализовавший немцев. После четырёх лет войны, во время которой они разгромили царскую армию, разбили итальянцев и румын, сломили боевой дух французов и, наконец, нанесли поражение британцам, германские войска столкнулись с армией, солдаты которой все прибывали и прибывали. Надежды на победу строились на расчётах соотношения сил, а