Великая война. 1914–1918 - Джон Киган

к 7 ноября он уже понял, что, если не принять требования бушующей на улицах революции, среди которых было отречение кайзера, его партия окажется навсегда дискредитирована. В тот вечер Эберт предупредил принца Максимилиана: «Кайзер должен отречься. В противном случае мы получим революцию». Максимилиан телефонировал в Спа и передал это предупреждение Вильгельму. Чтобы смягчить удар, он разговаривал с кайзером не как канцлер, а как родственник: «Отречение необходимо для того, чтобы спасти Германию от гражданской войны»[711]. Вильгельм отказался говорить об этом и снова угрожал применить против народа армию. Наряду с этим он отверг мысль о смещении самого принца с поста канцлера — шаг, который Максимилиан признавал неизбежным. «Вы отправили предложение о перемирии. Вам и принимать условия», — заявил Вильгельм II и отсоединился.

Немецкая делегация, уполномоченная вести мирные переговоры, уже пересекла линию фронта, чтобы встретиться с представителями Франции в Компьенском лесу близ станции Ретонд, неподалёку от Парижа, однако до разрешения вопросов об отречении кайзера и о новом канцлере эти переговоры начаться не могли. Условия перемирия немцам передал Фош, и они оказались жёсткими. Французы требовали освободить все оккупированные территории, в том числе Эльзас и Лотарингию, входившие в состав Германии с 1871 года, отвести войска с западного берега Рейна и из секторов на восточном берегу у Майнца, Кобленца и Кельна. Союзники настаивали на передаче им огромного количества вооружения, всех подводных лодок и основных боевых единиц Флота открытого моря, отказе от Брест-Литовского и Бухарестского договоров, согласно которым Германия получала земли на востоке, выплате репараций за нанесённый ущерб и, что самое главное, продолжении морской блокады[712]. Как показали дальнейшие события, именно продолжавшаяся блокада заставила Германию согласиться с условиями мирного договора, навязанными ей в Версале, даже более жёсткими, чем условия перемирия.

Пока делегаты в Компьенском лесу ждали, какая власть в Германии позволит им поставить свои подписи под документом, в Берлине и Спа происходили важные события.

В столице 9 ноября принц Максимилиан Баденский передал пост канцлера Фридриху Эберту. Таким образом, смена власти стала неизбежной. Улицы заполнили революционные толпы, в которых было много солдат, а лидеры враждебных социалистам сил, Карл Либкнехт и Роза Люксембург, уже провозглашали свободную социалистическую республику, подразумевая под ней большевистское государство. Последняя встреча Максимилиана и Эберта была краткой. «Господин Эберт, я вручаю империю вам», — сказал принц. «Этой империи я отдал двух сыновей», — ответил новый канцлер[713]. Его слова могли повторить многие родители в Германии.

В Спа 9 ноября император встретился с руководством армии — силы, которая помогла династии Гогенцоллернов прийти к власти и на которую она всегда опиралась. Вильгельм II всё ещё верил, что, несмотря на предательство политиков в Берлине, невзирая на беспорядки на улицах, его одетые в мундиры подданные останутся верны воинской присяге. Даже 9 ноября он пребывал в заблуждении, что армию можно использовать против народа и что ещё есть шанс сохранить власть, заставив немцев убивать друг друга, но генералы понимали, что это невозможно[714]. Гинденбург выслушал кайзера молча. Заменивший Людендорфа Тренер — бывший начальник железнодорожного отдела Генерального штаба, сын казначея драгунского полка — нашёл в себе силы возразить монарху. Из докладов командиров 50 полков он знал, что солдаты хотят одного — перемирия, и как можно быстрее. Ценой перемирия для дома Гогенцоллернов было отречение кайзера. Вильгельм II не поверил. А как же клятва, спросил он, которую дают все солдаты, обещая скорее умереть, чем ослушаться приказа? Ответ Тренера поразил его: «Сегодня клятвы верности ничего не значат»[715].

Падение дома Гогенцоллернов произошло быстро. Отказавшись от мысли отправиться на передовую и искать смерти в бою как несовместимой со своим положением главы лютеранской церкви Германии, 10 ноября Вильгельм поездом отправился в Голландию. По прибытии в замок Дорн, где он проведёт в ссылке долгие годы — настолько долгие, что у ворот этой резиденции Гитлер установит почётный караул на всё время германской оккупации Нидерландов, — кайзер первым делом спросил чашку хорошего английского чая. 28 ноября он подписал акт об отречении. Все шесть его сыновей отказались от власти, и династия Гогенцоллернов потеряла не только германский трон, но и корону Пруссии.

В любом случае Германия к тому времени уже превратилась в республику. Провозглашена она была 9 ноября, но первого президента, Фридриха Эберта, избрали только в феврале 1918 года. Это была республика без внутреннего стержня, лишённая необходимых политических структур и вооружённых сил, чтобы защитить себя от врагов. Последним организованным действием старой имперской армии стал марш домой через границы Германии с Францией и Бельгией. Потом она распалась.

Как и в других местах на изменившейся политической карте Центральной и Восточной Европы, в новых республиках — Польше, Финляндии, Эстонии, Латвии и Литве — вернувшиеся с войны солдаты придерживались разных взглядов, от монархистских до революционных. Националисты и сторонники традиционных ценностей преобладали в этнически разнообразной Югославии, в Чехословакии, а также в Польше, хотя этому молодому государству пришлось защищать свои границы как от немецких войск на западе, так и от большевиков на востоке. В Финляндии, Прибалтийских странах, Венгрии и самой Германии вооружённые люди угрожали социалистической революцией. Ценой подавления этой угрозы на востоке стали гражданские войны. В Германии поначалу казалось, что левые победят, поскольку сторонники конституционной республики не имели вооружённых отрядов. Однако после развала старой имперской армии образовались импровизированные подразделения, состоящие из тех, у кого не было другой профессии, кроме военной. Все они — гвардейская кавалерийская стрелковая дивизия, добровольческий егерский корпус, стрелковый корпус и иные — готовились к уличным боям в Берлине, Готе, Галле, Дрездене, Мюнхене и многих других городах Германии, чтобы силой подавить немецкий большевизм и заслужить благодарность нового республиканского правительства. Эти подразделения и стали ядром «стотысячной армии» — вооружённых сил, которые по условиям Версальского договора 1919 года разрешалось иметь Германии[716].

Пока политическое будущее Германии определялось в ходе гражданской войны в столице и в провинциях, армии союзников продолжали наступление. Они заняли территорию к западу от Рейна, а также три плацдарма на другом берегу реки — у Майнца, Кобленца и Кёльна. Солдаты оккупационных армий — за исключением французов — быстро нашли общие интересы с местным населением. Враждебность сменилась дружескими отношениями, не в последнюю очередь потому, что продукты с полевых кухонь стали перемещаться в дома окрестных жителей, по-прежнему страдавших от скудного рациона военного времени, одной из причин которого была поддерживаемая союзниками блокада Германии. В конечном счёте именно угроза голода, а не полномасштабного вторжения заставила