Дмитрий Красивый - Сычев К. В.

– Нет, – покачал головой святейший имам. – Все свершилось по воле Аллаха…, – он вздохнул, – но у знатных людей совсем нет храбрости, даже на деньгу!

– Что ты там говоришь, премудрый имам? – вопросил с вершины своего трона хан Джанибек. – Может, мы неправы?

Имам не успел ничего сказать, как дверь в ханскую тронную залу отворилась, и внутрь вбежали посланные за Хыдрбеком слуги.

– Государь, государь! – кричали они. – Твоего славного и набожного брата Хыдрбека больше нет! Его призвал к себе Аллах!

– Как же это случилось?! – подскочил на троне молодой хан. – Неужели умер?

– Умер, государь, – ответил мирза Абдул. – Его нашли с острым ножом в сердце! И только что…Тело еще не остыло…

– Это – великое злодеяние! – спокойно сказал Джанибек, обводя взглядами искаженные страхом лица своих подданных. – Надо провести расследование! И мы жестоко покараем всех тех, кто не признает волю моего покойного батюшки!

– Спаси нас, Аллах! – пробормотал Тугучи, встречаясь со злым, колючим взглядом имама Ахмата.

– Все в руках Аллаха! – пробормотал тот, не сводя глаз с лица ханского тайного советника.

Прошел месяц со времени воцарения нового ордынского хана. В Сарае все успокоилось, и, казалось, жизнь входит в прежнюю, привычную колею. Однако неожиданно из Хорезма вернулся сын покойного хана Узбека, Тинибек, с небольшим, но верным войском.

Как раз в это время в ханском дворце проходил очередной совет татарской знати, и верные ханские слуги доложили хану о приезде Тинибека.

– Это Божья кара! – пробормотал имам Ахмат так громко, что Джанибек его услышал.

– Кара, почтенный имам, – сказал он, – твоя праведность! Эй, Товлубей! – хан поднял руку. Мурза подскочил со своих подушек и предстал перед ним. – Иди же, Товлубей, к моему славному брату и позови его сюда, в мой дворец! Пусть принесет мне клятву верности!

– Слушаюсь, государь, и повинуюсь! – склонился в низком поклоне Товлубей. – Во мне не сомневайся: все будет так, как ты решил! – И он удалился.

– Надо бы поговорить о коназах-урусах, – сказал Джанибек, обращая взгляд в сторону советника Тугучи, – чтобы исправить ошибки моего батюшки! Я недоволен, что коназы Мосикэ вошли в силу, а прочие коназы ничего не значат! Надо отказаться от лжи и клеветы по отношению к незаслуженно обиженным коназам и призвать их в Сарай! Есть ли такие?

– Есть, государь, – пробормотал Тугучи. – Это Иванэ из Смулэнэ, Дэмитрэ из Брэнэ, Вэсилэ Ярэславэ, Костанэ Суждалэ и другие…

В это время в ханское присутствие вбежал мурза Товлубей: красный, потный, взволнованный. – Мой славный государь! – возбужденно вскричал он, упав на колени. – Твой брат Тинибек не хочет слушать твоих слов и отказался давать присягу! Он еще сказал, что скоро придет сюда и будет жестоко ругаться!

– Где он сейчас? – нахмурился хан Джанибек. – И много у него воинов?

– Он сидит в своей зеленой юрте, – пробурчал Товлубей, – и вокруг него – два десятка человек. А возле юрты стоят мои верные люди. Сотня воинов…Войско Тинибека пребывает в общем стане…Зачем всем людям собираться в большую толпу? Войны-то нет! Слава Аллаху, все спокойно!

– Ну, ладно, – кивнул головой Джанибек, глядя перед собой. – Тогда мы пойдем с тобой к моему несговорчивому брату и душевно с ним потолкуем! А вы, мои верные люди, обсудите пока дела коназов-урусов! – Молодой хан встал со своего трона, гордо сошел по ступенькам вниз и, окруженный верными телохранителями, удалился.

– Видишь, что ты наделал, сын мой Тугучи! – сказал имам Ахмат, когда в приемной дворцовой зале остались одни вельможи. – Зачем ты так быстро огласил волю покойного хана? И вот теперь между братьями началась ссора! Это только на радость неверным!

– У меня не было иного выхода, святейший имам, – ответил Тугучи, – и премудрый Джанибек припер меня к стенке! Что я мог поделать?

– Ладно, – вздохнул седобородый священник. – Я сам тебе ничем не помог и не дал нужного совета. Остается только положиться на волю Аллаха…

И вельможи завели длинную беспредметную беседу, не желая говорить о существенном и ожидая дальнейшего развития событий.

Наконец, когда все утомились от бесплодного сидения и уже начали зевать, в присутствие вернулись хан Джанибек со своей свитой и мурза Товлубей.

Последний спокойно занял свое место на мягких подушках и уселся, как ни в чем не бывало.

Ордынский же хан был взволнован и некоторое время молчал, сидя на своем золоченом троне и глядя перед собой невидящими глазами.

– Тинибека больше нет, мои знатные люди, – сказал вдруг он, проведя рукой по лицу. – Он так нелепо умер!

– Неужели? Как?! – вскричал имам Ахмат. – Ведь твой старший брат был здоровым и сильным?

– А так, – буркнул раздраженно ордынский хан. – Мой брат бросился на меня со злыми словами! Он угрожал мне, могучему хану! Вот и случилась беда! Тинибек напоролся на острый нож! Убил сам себя!

Вельможи загудели, заерзали на своих подушках, но никто не произнес ни слова!

– Все в руках Аллаха! – сказал скрипучим дрожавшим голосом имам Ахмат. – Ничего не бывает без воли Аллаха!

В мае в Сарай прибыли русские князья. К тому времени они узнали о смене ордынского хана и случившейся там «замятне».

И опять, как после смерти Ивана Калиты, русские князья решили «прощупать» возможность получения земельных подачек от нового хана. Подняли головы Константин Суздальский, Василий Ярославский, Константин Тверской и Константин Ростовский.

Великий же владимирский и московский князь Симеон Иванович вынужден был выехать в Сарай с самим митрополитом Феогностом. На голову молодого Симеона Московского обрушился целый поток доносов и клеветы. В чем его только не обвиняли!

Однако для достижения своих целей клеветникам не хватило одного: серебра!

Симеон Московский привез серебра и даров значительно больше каждого из них. Лишь Константин Васильевич Суздальский едва не сравнялся с ним по богатствам, отдав новому ордынскому хану всю свою казну!

В конечном счете, серебро сыграло главную роль, и хан Джанибек пожаловал только «лучших коназов-урусов». Как ни странно, он принимал русских князей в порядке их бедности, выслушивал их наговоры на соотечественников и славословия в свой адрес, а после того, как отчитывался ханский денежник и подтверждал, что у «тех урусов нет задолженности», отпускал их домой «на волю Аллаха с пожалованием», оставляя все так, как было.

Князя Константина Суздальского он принял предпоследним, похвалил его, но ярлык на великое княжение не дал. – Я дарю тебе те города, которые ты просил, – сказал хан ему в заключение. – Теперь в твоем держании будут Гэрэ-бузург и Новэгэрэ!